– Получается так.
– Что ж, одной ниточкой меньше, – глаза начальника сыскной полиции сощурились, словно и не было в помине минутной слабости, пришла сосредоточенность на деле, остальное откинуто прочь, словно не нужный более груз.
Первым делом штабс—капитан Орлов явился на доклад к начальнику сыскной полиции, у которого уже находился с отчётом Миша Жуков.
– Я с вами, Василий Михайлович, согласен, что начинать надо с мякотинского брата Венедикта, Кронштадта и всё—таки петербургской квартиры господина Реброва.
– Но ведь, – начал было Миша, но умолк под тяжёлым взглядом начальника.
– Я допускаю, что молодые люди рассорились и не хотели друг друга видеть, поэтому Нартов ничего и не может поведать.
– Мне кажется, мы запутались и попали в тупик, – пробурчал Жуков.
– Может быть, ты прав, но надо сделать всё, что в наших силах. Юноша убит и убит так жестоко, что преступник должен быть найден и отдан правосудию, хотя говорю обыденные вещи, но наш долг отправить злодея, вкусившего крови ближнего, нести наказание.
Миша, не говоря ни слова, сопел, Василий Михайлович смотрел в окно, за которым виднелся кусок голубого неба, с пробегающим по нему белым небесным барашком.
– Василий Михайлович, вызовите телеграммой Венедикта Мякотина, а ты, Миша, вновь в ребровскую квартиру, делай, что хочешь, землю носом рой, но должен найти свидетелей. Неужто никто ничего не видел? Не верю, ищи, голубь мой сизокрылый, относящееся к Мякотину, Реброву, должно же что—то быть. Живём среди людей, а не в лесу.
Глава сороковая. Забытые радости
Утром дежурный чиновник доложил Путилину, что надворный советник Соловьёв привёз ни свет, ни заря арестованного Николая Барбазанова, более известного, как Полевой, и какого—то мужчину, которого считает подручным вышеуказанного преступника.
– Полевого? – Обрадовано спросил Иван Дмитриевич, не скрывая при этом удивления.
– Точно так, – чиновник сиял, словно это он, а не Иван Иванович задержал давно разыскиваемого преступника.
– Где сам Соловьёв?
– Сказал, что писать будет бумагу о поимке.
– Позовите его, – начал было Путилин, но махнув рукой, сказал, – не надо, я сам к нему зайду.
Иван Иванович поднял голову, видимо, перечитывал написанное, и поднялся, приветствуя начальника. Улыбка появилась на уставшем лице.
– Взяли! – Только и сумел произнести надворный советник.
– По чести говоря, лелеял хрупкую надежду, но, – Путилин покачал головой, – думал снова уйдёт.
– Сколько ж можно, не призрак же, в самом деле, господин Барбазанов —то, обычный человек со слабостями и недостатками, а попросту преступник, которому место в сибирском остроге.
– Это верно, но как? – Заинтересовался Иван Дмитриевич.
– Я сам не ожидал, так уж вышло, – и Иван Иванович протянул начальнику раппорт.
Первые слова Путилин пропустил, где шло пустое, начал с:
«в день, предшествующий задержанию, агенты сыскной полиции под видом рабочих, подрядившихся на строительство, установили наблюдение за Матрёной Елизаровной Верёвкиной, более известной, как Матрёна Криворучка. Следующим утром задержаны, выходящими из дома Верёвкиной, два неизвестных, один из которых опознан, как находящийся в розыске за преступления Николай Барбазанов…»
– Иван Иванович, – Путилин потряс бумагой, – я понимаю, что вы – не литератор, но расскажите, как произошло всё?
– Ничего особенного, – надворный советник на столе перекладывал с места на место бумаги, – в первый день я понял, что Полевой у Матрёны по тому, как она обеспокоилась появлением сторонних людей рядом со своим домом. Тем более, что во втором этаже кто—то стоял и из—за занавески наблюдал за нами.
– Кто ж такой глазастый?
– Агент Сергеев.
– Молодец, а далее, – торопил начальник сыскной полиции.
– Хоть весна, но ночи ныне холодные стоят, пришлось немного промёрзнуть, но это стоило ожиданий. Никто из дома не выходил, а только в полночь явился мужчина, разглядеть не было возможности, но по росту, вроде бы, не Полевой. Утром, на самом рассвете я решил, что пора приниматься за стройку, вот и поехали на подводах мимо криворучинского дома. Я даже не ожидал, что в эту самую минуту из дверей выйдут два человека, один остановился и с форсом зажёг спичку, хотел прикурить, но не учёл, что осветил своё лицо. Пришлось быстро решать, что делать, благо они, эти двое стояли рядом с нашими подводами, я прыгнул на незнакомца, Сергеев на Полевого. Они явно такого развития событий не ожидали, поэтому только Барбазанов сделал попытку к сопротивлению, но был связан остальными агентами.
– Лихо, а если бы Полевой успел выхватить пистолет? – С укоризной покачал головой Путилин.
– Ну, не успел же, – оправдывался Соловьёв.
– Иван Иваныч, благо, что закончилось так, – Иван Дмитриевич подбирал слово, – бескровно, а если…
– Иван Дмитрич, – сделал слабую попытку ещё раз возразить.
– Вы, Иван Иванович, в отличие от Жукова, старше его, имеете опыт, но не делайте более таких безрассудных поступков. Хорошо, что вами, наконец—то, задержан Барбазанов, но мне вы дороги в первую очередь не как сыскной агент и чиновник по поручениям, а в первую очередь, как человек, на которого я могу положиться, – Иван Дмитриевич вышел из комнаты, унося в руке докладную записку надворного советника.
Через четверть часа в кабинет Путилина постучал Иван Иванович.
– Я…
– Не надо, – поднял руку начальник сыскной полиции, словно хотел поставить точку в прошлом разговоре, – вы допрашивали Полевого и второго задержанного?
– Нет, они сидят в противоположенных камерах.
– Хорошо, у второго были при себе документы?
– Паспорт на имя псковского мещанина Ивана Леонтьевича Боровикова, видимо украденный.
– По приметам не опознали?
– К сожалению, нет.
– Ясненько, – тяжело вздохнул Путилин, – вы уж простите за ворчание.
– Иван Дмитрич! Чем мне далее заниматься? Полевым?
– Нет уж, пусть посидит до вечера, подумает о жизни, а вы распорядитесь, чтобы привели второго.
– Хорошо.
– Вы займитесь снова мякотинским делом, толчёмся на месте, словно слепые котята и ни взад, ни вперёд, взгляните свежим взглядом.
– Неужели никакого продвижения?
– В том—то и дело, что никакого, так распорядитесь, Иван Иваныч.
– Непременно.
На незнакомце было новое платье, какие в обычае носят мещане, но видно, что не приспособлен такое носить, как говорят, приладь седло к корове, так конём всё равно не станет. Так и крестьянина одень, хоть в княжеские одежды, не с тем достоинством и простотой носить будет, а здесь не то, чтобы небрежность, а что—то иное.
– Садитесь, – Путилин указал на стул по другую сторону стола и заглянул в паспорт, который держал в руке, – господин Елисеев, разговор, я думаю, нам предстоит долгий, так что присаживайтесь.
Незнакомец смотрел непонимающими глазами, только спустя минуту сообразил, что это его приглашает полицейский начальник присесть. Видимо, промелькнуло в голове Ивана Дмитриевича, не привык к новому имени.
– Премного благодарен.
– Голубчик, – Путилин обратился к стоящему в дверях полицейскому, приведшему задержанного, – будь любезен, принеси нам горячего чаю. Думаю, не откажитесь, – сделал паузу, – не ведаю имени—отчества, – посмотрел на незнакомца.
– Егор Тимофеевич, – быстро ответил задержанный, но тут же прикусил язык, он и позабыл, кто он теперь по паспорту.
Иван Дмитриевич сделал вид, что не заметил оплошности.
– Принеси нам с Егором Тимофеевичем чаю, – и умолк пока дверь не отворилась и полицейский принёс на подносе два стакана и тарелку с сушками.
– Вот, другое дело, угощайтесь, – он пододвинул стакан Елисееву, который как—то неловко оправил пиджак и пригладил ладонью волосы.
– Благодарствую.
– Давно в столице? – Спросил начальник сыска.
– Так вчерась поздно приехамши?
– По делам или как?
– По этим, как его, – собеседник сморщил лоб, вспоминая слово, – кормическим.
– Чем занимаетесь?
– Ась?
– Торгуете или финансовой части?
– Торгую.
– Каким товаром?
– Сеном, пашеницей, мясом, помаленьку всем.
– Понятно, а что ж во Пскове торговля не идёт?
– Во Пскове? – Удивился задержанный.
– Да, во Пскове.
– Дак, не шибко, выгоду блюсти, однако, надо, вот и приходится разъезжать да крутиться.
– Не без этого, позвольте полюбопытствовать, много ли ездите и куда?
– Да всё по питербурхской губернии.
– Кстати, с кем вы сегодня утром были?
– Со знакомцем.
– Как кличут вашего знакомца?
– Не знаю, – пожал плечами Елисеев, сжал губы и произнёс, – так мы только утром и познакомились.
– Так как его кличут
– Вы всегда останавливаетесь, будучи в столице, у госпожи Верёвкиной?
– Где?
– У госпожи Верёвкиной?
– Нет, только у Матрёны.
– Понятно, а вы не задумывались, почему вас задержали?
– Вот—вот, голову ломаю, а понять не могу.
– Скажите, Егор Тимофеевич, это ваш паспорт? – Путилин поднял со стола толстую бумагу.
– Само собой, мой.
– Может поясните, отчего в паспорте вы именуетесь Спиридон Иванович, а вы представились Егором Тимофеевичем?
– Так я, – у задержанного спёрло дыхание, но что он начал открывать рот, как выброшенная рыба на землю.
– С кем вас всё—таки задержали?
Елисеев опустил голову, видимо, не знал, что отвечать, не обо всём поведал ему Полевой.
– Так с кем? Если утром познакомились, так имя знать должен?
– Запамятовал я.
– Хорошо, но кто вы – Спиридон Иванович или Егор Тимофеевич?
Задержанный только сопел и теребил полу пиджака.
– Я, – начал он и поднял глаза на Путилина, потом отвёл в сторону, – зовите, как хотите.
– Э—э—э, так не пойдёт, – Иван Дмитриевич поднялся с кресла и прошёлся по кабинету, – вы ж не собака безродная, чтобы имени не иметь. Вот я и спрашиваю, как вас величать? Видимо, к паспорту вы, господин хороший, не привыкли, так что обращаться к вам буду – Егор Тимофеевич. – Елисеев молчал, только играл желваками, – узнать