– Какой шустрый, – подошёл к дворнику сыскной агент.
– Хто? – спросил непонимающий хозяин широкой деревянной лопаты, предназначенной для уборки снега.
– Как кто? – кивнул головой в сторону купеческого дома Иван Мельников.
– Ах этот! – махнул рукой. – Приезжает изредка к господину Синельникову. – Иван был весь во внимании. – Сколько его разов видел, так соскочит с извозчика и в дом, не иначе не хочет, чтоб его заметили.
– Подозрительно.
– Чего там? Господин Синельников хороший человек, к нему дурные ездить не будут.
– Так—то оно так, но…
– Да так, – пробормотал дворник, рассчитывающий, что новый знакомый пригласит его, как обычно в ближайшую портерную, а тот развёл какие—то ненужные разговоры, – али к тебе, Иван, гости не ходють?
– Бывает.
– То—то и оно, что бывает, – передразнил дворник, уже чувствовавший запах свежего хмельного напитка, даже в животе заурчало.
– Может, посидим в твоей коморке? – Иван перевёл разговор в другую сторону.
– Работы много, – буркнул дворник.
– Да, брось ты. Сходи в портерную, – дворник аж оживился при этих словах, – к чаю чего—нибудь возьми, – и протянул двугривенный.
– Другое дело, я мигом.
Пока дворник, едва ли не бегом, направился в заведение, Иван остался на посту, ему нельзя было упускать приезжего. Вдруг что важное?
Мельников поёжился, хотя и одет довольно таки тепло, но зимний мороз, он, кого хочешь, до костей проберёт. Зима на исходе, а уступать своего не хочет, вот напоследок и стремится показать, что силы остались в заветном ларце.
Юркий господин выскочил из дома и быстрым шагом направился в сторону Кронверкского, где, видимо, хотел поймать «ваньку». Сыскной агент не ошибся. Как не жаль было оставлять пост, но рассудил Иван, слишком шустрый посетитель более любопытен, а Синельников никуда не денется, зажжёт свечу или лампу и будет сидеть в комнате, как старый сыч. А ежели и выйдет, так недалеко, но может, конечно… Думать об этом не хотелось.
Вечером Мельников докладывал надворному советнику Соловьёву:
– Синельников придерживается ежедневного распорядка, поэтому я решил последовать за его гостем, который оказался присяжным поверенным Задонским, проживающим на Большой Мещанской в доме господина Глазунова.
– И по какой причине Задонский показался подозрительным?
– Не знаю, как объяснить, – Иван переминался с ноги на ногу, потупив взгляд, – слишком суетливый. – Закусил губу, потом добавил, – мне почудилось, он не хотел, чтобы его заметили. – И снова повторил, – суетливый какой—то, юркий.
Иван Иванович стоял у окна, опершись о подоконник.
– Значит, суетливый.
– Так точно.
– Ну и что удалось о нем, суетливом, узнать?
– Глазуновский дворник рассказал, что господин Задонский часто бывает в отъездах, но ничего более добавить не мог. Живёт бобылём. Часто посещают его, но это можно объяснить занятиями присяжного проверенного.
– Понятно, не удалось узнать, что связывает Синельникова с ним?
– Никак нет, – опять потупил взор Мельников, словно он единственный виновен в таком просчёте.
– Так, так, – повторил надворный советник, почёсывая указательным пальцем правой руки высокий лоб, – значит, к нашему господину за время наблюдения наведывался только один человек и им оказался присяжный поверенный.
– Так точно, ваше Благородие, – громко сказал Мельников и вытянулся, словно на параде.
Иван Иванович хмуро взглянул на сыскного агента, который под взором начальника опустил глаза.
– Что ещё? Договаривай.
Мельников вздрогнул и продолжил тихим голосом:
– Когда я вернулся назад, оказалось, что Синельников куда—то уходил.
– Так—с, – Соловьёв отвернулся к окну, – так—с…
– Я, – начал сыскной агент, но осёкся и промолчал, так и не договорив.
– Так—с, – Иван Иванович был занят мыслями и не обращал особого внимания на сыскного агента, который в нерешительности переминался с ноги на ногу. Потом надворный советник резко повернулся.
– Виноват, Ваше благородие, – у Мельникова была черта, когда он чувствовал вину, всех вышестоящих называл либо благородиями, либо повышал в табеле о рангах до высокоблагородия.
– Пустое, – отмахнулся Иван Иванович, – пустое. Значит, у Синельникова господин присяжный поверенный бывает часто?
– Никак нет, – оживился Мельников, – не то чтобы часто, но бывает.
– То, что мы не знаем, куда ходил Синельников, конечно, плохо, но ты правильно поступил, – одобрил действия агента надворный советник, – теперь мы знаем, что нашего господина посещает присяжный поверенный. Хоть что—то новое появляется в деле. Ступай, – распорядился Соловьёв. Сам же остался стоять у окна, на улице давно зажгли фонари и тусклый свет освещал круги вокруг столбов, казалось, что белый снег окрашен в серый с жёлтым налётом цвет.
Не давала покоя мысль, зачем приезжал к Синельникову Задонский. Самое простое было взять извозчика и спросить присяжного поверенного прямо, но здесь возникает несколько вопросов. А не побежит ли этот юрист к Тимошке? Что не лишено оснований, а, значит, затаится подозреваемый, а может, уедет и тогда ищи ветра в поле. Хотя стоит проверить господина присяжного поверенного, и, если за ним ничего нет, то не стоит волноваться о дальнейших его действиях. А если… Вот здесь даже предполагать не хотелось, слишком велик риск.
Стоило доложить о господине Задонском начальнику сыскного отделения, надворный советник покачал головою и закусил губу. Что докладывать? Приезжал к Синельникову присяжный поверенный, может быть, они приятели? И иной раз встречаются, не запрещено законом. Соловьёв улыбнулся. Хотелось поехать к господину Задонскому и расспросить о делах, связывающих его с Тимофеем. Но, увы, нельзя. Действительно, если данный господин что—то поведает «приятелю» или кто там он ему, об интересе сыскной полиции к персоне Синельникова, то можно ожидать непредсказуемых результатов. Надо действовать, как обычно, через знакомых, дворников, околоточных.
Иван Иванович накинул на плечи пальто и пошел к выходу, дежурного чиновника предупредил, что если кто будет им интересоваться, то он уехал по срочному делу на Большую Мещанскую.
Дворник глазуновского дома оказался разговорчивым человеком с ярко выраженным малороссийским выговором.
– Та ни, – произнес он певучим голосом, – господын Задонськый, людына дуже цыкава.
– Чем это?
– Вин, як Хвигаро, – Иван Иванович был удивлен познаниями дворника, но не подал вида, – то тут, то там. Завжды в разъиздах, а як бувае дома, то якись к нему подозрительни ходють.
– И кто?
– Не маю знаты, Вашблагородь, – я казав нашему околоточному, но той тильки махнув рукою.
– Значит, больше ничего добавить не можешь?
– Ни.
Околоточный, грузный человек с круглым, как перезревшая тыква, лицом тоже ничего не добавил, создавалось впечаление, что полицейский чиновник занят совсем другим, а не надзором за проживающими на доверенном участке. Хотя он и пытался выглядеть всезнающим, но Иван Иванович сразу с первой фразы уловил фальшивые нотки. Поэтому надворный советник откланялся и поспешил удалиться, стоило и за этим нерадивым стражем закона установить слежку, но больше свободных агентов не было и Иван Иванович самолично решил проследить за околоточным. И не зря, тот после некоторого сидения на отведенном ему служебном месте вышел из околотка и медленным шагом, тяжело дыша, направился к дому, где проживал присяжный поверенный.
Соловьев, скрываясь в тени, последовал за околоточным, но когда тот в очередной раз остановился, чтобы перевести дух, не выдержал и подошел к полицейскому.
– Я не смею угрожать, – произнес Иван Иванович тихим голосом, но в котором звучали металлические нотки, – но Ваши действия попадают под статью в Уложении о наказаниях, а именно…
– Вашбродь, я, —пролепетал околоточный и его лицо в свете маслянного фонаря почернело и на лбу, невзирая на мороз, выступили капельки пота, – да я…
– Не смею больше задерживать, – надворный советник прикоснулся к шляпе и, повернувшись, пошел по пустынной улице.
– Вашбродь, – раздались позади грузные шаги и дыхание, прерываемое одышкой, вашбродь…
Иван Иванович остановился и обернулся к переваливающемуся с ноги на ногу, словно упитанный гусь, полицейскому.
– Вашбродь, вы не правильно меня поняли.
– Слушаю, – сухо перебил околоточного чиновник для поручений начальника сыскной полиции.
– Господин Соловьев, – затараторил полицейский, – я получал сведения от дворника о подозрительных личностях, посещающих господина Задонского…
– То есть вы разговаривали об этом с самим прияжным поверенным?
– Так точно, – опустил голову околоточный, но потом поднял и посмотрел в глаза надворному советнику, – но он меня уверил, что это какое—то недоразумение и его клиенты порядочные люди.
– И вы поверили ему на слово?
– Так точно, – и полицейский отругал себя в душе за то, что только удовольствовался двадцатью пятью рублями от господина Задонского.
– Мне не хотелось бы, чтобы прияжный поверенный узнал об интересе сыскной полиции к его персоне, ежели такое случится, то я буду знать, кто его уведовил о таком факте. Надеюсь, вы воспримите мои слова не как пустой звук.
– Так точно, – заладил околоточный, глядя на Соловьева испуганными глазами.
«Продаст, – мелькнуло в голове у надворного советника, – можно не сомневаться, что как только наступит подходящая минута, побежит докладывать Задонскому».
Иван Иванович повернулся и пошел по Большой Мещанской, провожаемый растерянным взглядом полицейского чиновника.
Глава двадцать восьмая. Подозрения Миши Жукова
Вот бывает, что человек тебе не понравился и ничего поделать не можешь и рисуешь его в неприглядном виде, подстроиваешь мысли под имеющиеся сведения. Мише Жукову Перегудов сразу же пришелся не по нраву и теперь в сыскном агенте росла уверенность, что, именно, этот невзрачный работник артели совершил преступление, лишил жизни семейство Морозовых. Сколько раз говорил Путилин служащим сыскного отделения: «Если неприязнь возникла сразу, то либо откажись от дела, либо расследуй беспристрастно, видя перед собою не человека, а пустое имя, иначе правда ускользнет из рук, а вместе с тем и настоящий преступник».