— Это моя старшая племянница, Василиса, сказала Гарина.
Квасовъ поклонился и внимательно сталъ глядѣть на дѣвушку.
«Чудное лицо! думалъ онъ. — И что-то такое въ этомъ-лицѣ удивительное есть!»
Квасовъ думалъ то же, что всякій при первой встрѣчѣ съ Василькомъ. Его, какъ и другихъ, поразило это испещренное бороздками лицо, освѣщенное чуднымъ душевнымъ свѣтомъ великолѣпныхъ глазъ.
Бесѣда смолкла на минуту. Квасовъ все глядѣлъ на Василька и вдругъ выговорилъ нѣсколько словъ, которыми сразу обворожилъ княжну. Этими нѣсколькими словами Квасовъ сразу записалъ самъ себя въ число друзей Василька.
— Какъ вамъ болѣзнь личико испортила! выговорилъ Квасовъ.- A вѣдь видать и теперь, что вы писанная красавица были?
Василекъ слегка зарумянилась и сладкое чувство сказалось у ней на душѣ. Эти слова такъ подѣйствовали на нее, что она пересѣла тотчасъ поближе къ лейбъ-компанцу, къ дядѣ этого юноши, котораго она такъ давно не видала и о которомъ все-таки постоянно думала.
Акимъ Акимычъ сталъ простодушно и подробно разспрашивать Василька, на какомъ году она заболѣла, какъ ее отъ оспы лечили. Василекъ охотно отвѣчала.
— Ну, что жъ, вѣрно я сказываю, спросилъ Квасовъ, — что вы были до болѣзни писанной красавицей?
Василекъ разсмѣялась, а Пелагея Михайловна согласилась что дѣйствительно такъ.
— Василекъ мой была такая красавица, какихъ мало у насъ въ столицѣ. Но и теперь она для меня красавица душой своей. Что за польза когда лицо бѣло, да душа черна! выговорила Пелагея Михайловна и какъ-то странно косо взглянула на Настю и перевела свой быстрый взглядъ на Тюфякина. Что-то злобное сказалось на лицѣ ея на мгновеніе и она еще быстрѣе отвернулась отъ князя.
Посѣщеніе Квасова окончилось совершенно для него неожиданно. Онъ пришелъ рано, а собрался домой уже ввечеру, и такъ какъ всѣ опасались, чтобы его на мосту, какъ и племянника, не ограбили, то Пелагея Михайловна предложила ему доѣхать до города на ихъ лошадяхъ.
И поздно вечеромъ Акимъ Акимичъ выѣхалъ изъ дома новыхъ друзей. Лейбъ-компанецъ такъ не привыкъ къ колымагамъ и не привыкъ качаться въ нихъ по рытвинамъ, что едва только экипажъ въѣхалъ въ улицы, Акимъ Акимычъ остановилъ кучера.
— Стой, голубчикъ, совсѣмъ умаяло, какъ на качеляхъ! Вотъ-вотъ захвораю и карету испачкаю! Выпусти на свѣтъ Божій.
Квасовъ, отправивъ карету обратно, приказалъ благодарить барыню, а самъ пошелъ пѣшкомъ, думая о семействѣ Тюфякиныхъ, которое произвело на него самое странное впечатлѣніе. Онъ разобралъ всѣхъ по ниточкѣ.
«Тетушка-опекунша — такъ себѣ, ничего, барынька изъ дуба дерева, у нея свой нравъ и она себя въ обиду не дастъ. Князь — бѣсъ, что монахомъ прикинулся. Тетушка его должно быть не очень долюбливаетъ, да, впрочемъ, ему она и не тетка, а чужая. Невѣста либо хвораетъ, либо какая забота у нея была въ этотъ денъ. А, можетъ, онъ, мужикъ, ей не понравился, она на него и насупилась.»
— A все-таки, вымолвилъ Квасовъ вслухъ, — не по сердцу она мнѣ, эта Настасья Андреевна. Она, что называется, въ замужествѣ, мужа справлять будетъ, а мой-то Митя ужь будетъ жену изображать. Да. Барышня съ кулачкомъ! A эта! Вотъ другая-то, Василиса-то Андреевна!!.
И Квасовъ на ходу сразу остановился и отъ прилива чувства къ сердцу полѣзъ въ карманъ за тавлинкой и ахнулъ. Онъ забылъ совсѣмъ, что, собравшись въ гости, оставилъ тавлинку дома.
— Да, она, другое дѣло! развелъ Квасовъ руками, бормоча себѣ подъ носъ:- красавица писанная! Не лицомъ, а очами красавица! Душой красавица! Душа ея вотъ вся на ладони. Нѣтъ, Василиса — не Настасья. Вотъ кабы на этой порося женить бы, то-то мы бы зажили! Но какъ теперь къ нему подступиться? Коли есть прелестница, его подъ вѣнецъ хоть на цѣпи веди.
И Квасовъ медленными шагами направился домой, продолжая восхищаться мысленно Василькомъ. Онъ былъ такъ глубоко занятъ понравившейся ему княжной, что въ разсѣянности дорогой еще раза три слазилъ за тавлинкой въ пустой карманъ и каждый разъ нетерпѣливо плевался.
— Тьфу! Опять забылъ.
И онъ прибавилъ шагу, чтобы скорѣе добраться до своей тавлинки и отнюхаться за весь день на славу.
XXV
Апрѣль мѣсяцъ уже проходилъ, наступили уже двадцатыя числа. Нева вскрылась, ледъ прошелъ, рѣка очистилась и невскія воды, холодныя, сѣрыя, незамѣтно для глазъ уносились теперь въ море.
Стоя на берегу рѣки, гдѣ уже показалась зеленая трава, преображенскій сержантъ, въ новенькомъ мундирѣ съ иголочки, глядѣлъ на ровное и гладкое лоно водъ и думалъ: «Да, много воды утекло съ тѣхъ поръ.» Дѣйствительно, со Святой недѣли, за этотъ апрѣль мѣсяцъ много воды утекло для всего города и много событій и перемѣнъ совершилось въ судьбѣ многихъ лицъ, а болѣе всѣхъ въ судьбѣ этого сержанта, который былъ не кто иной, какъ юноша Шепелевъ, получившій сразу, вдругъ, Богъ вѣсть какъ, полуофицерское званіе, перескочивъ черезъ два чина.
Помимо перемѣны одежды простой на болѣе блестящую, которая удивительно шла въ его блѣдному и женственному лицу, въ немъ самомъ совершилась тоже перемѣна нравственная. Онъ былъ теперь менѣе наивенъ, менѣе ребенокъ. Три случая повліяли на него и заставили его будто вырости душой.
Во-первыхъ, навѣки неизгладимая изъ сердца минута встрѣчи съ «ней» у гадалки и ея поцѣлуй, молчаливый, но краснорѣчивый и сказавшій ему все. До сихъ поръ поцѣлуй этотъ будто дрожалъ и горѣлъ на его губахъ. Затѣмъ, вскорѣ послѣ этой встрѣчи, незнакомая рука, будто рука фортуны, высыпала на него свой рогъ изобилія. Онъ получилъ прежде всего крупную сумму денегъ, оставленную на его имя въ пакетѣ, покуда онъ былъ по наряду на часахъ. Въ пакетѣ была записка отъ неизвѣстнаго покровителя, который, даря ему эти деньги, требовалъ, чтобы Шепелевъ немедленно съѣхалъ съ квартиры дяди и завелъ свою собственную.
Вслѣдствіе этого, сержантъ имѣлъ бурное и рѣзкое объясненіе съ названнымъ дядей. Ихъ горячій споръ кончился полной ссорой. Юноша, отвоевывая свою независимость ради необходимости жить отдѣльно, неосторожно напомнилъ Квасову объ его происхожденіи и о томъ, что въ сущности, Акимъ Акимычъ ему не настоящій дядя. Какъ это сорвалось у него съ языка, онъ и самъ не понималъ. Помнится, что Квасовъ сказалъ ему, что онъ влюбленъ вѣрно въ какую-нибудь пріѣзжую «иноземку-каналью» и съѣзжаетъ, чтобы пьянствовать съ ней на свободѣ, покуда она его не обворуетъ. Теперь совѣсть его мучила и онъ надѣялся когда-нибудь, даже скоро, примириться съ Акимомъ Акимычемъ, котораго въ сущности очень любилъ. Но эта ссора будто воспитала юношу, укрѣпила волю.
Послѣ этой ссоры, Шепелевъ немедленно нашелъ себѣ небольшую, но очень красивую и веселенькую квартиру на Невскомъ и зажилъ въ ней своимъ собственнымъ хозяйствомъ. Не прошло и двухъ дней, какъ та же неизвѣстная рука прислала ему въ квартиру всевозможныя вещи, начиная отъ мебели и кончая бѣльемъ и платьемъ.
Разумѣется, часто приходило на умъ юношѣ, что все это идетъ отъ нея. Такъ какъ подобнаго рода вещи случались въ гвардіи ежедневно, стали обычаемъ въ средѣ офицеровъ, то, конечно, и Шепелевъ не считалъ предосудительнымъ получать всѣ эти подарки. Иногда, впрочемъ, онъ въ ужасѣ думалъ и даже говорилъ вслухъ:
— A что если это не она? Если это какая-нибудь старая дурно-рожая баба. И такіе случаи бываютъ часто. И вдругъ явится она предъявлять свои права! И придется все броситъ, бѣжать и снова переѣхать къ дядѣ!
Наконецъ, однажды, во время очистки казармы и перемѣны порядковъ на новый ладъ, т. е. изгнанія бабъ, женъ и постояльцевъ, на ротномъ дворѣ оказалось открытое неповиновеніе и почти бунтъ. Среди общей сумятицы, смутившей даже офицеровъ, въ казарму совсѣмъ неожиданно появился принцъ Жоржъ. Принцъ явился, по приказанію государя, отсрочить очистку казармы. Это была особая милость къ преображенцамъ. Принцъ произвелъ смотръ, сдѣлалъ испытаніе въ экзерциціи и затѣмъ хотя Шепелевъ велъ себя не лучше другихъ, его вызвали изъ рядовъ. Когда юноша подходилъ, то Жоржъ, глядя на него, въ изумленіи воскликнулъ, обращаясь къ Фленсбургу:
— Aber es ist unser Herr Nicht-micht!
Шепелевъ замѣтилъ удивленіе принца, невольно замѣтилъ и сверкающій взоръ, который бросилъ на него адьютантъ Фленсбургъ. Ему показалось во взглядѣ шлезвигца плохо скрываемыя ненависть и презрѣніе къ нему.
Принцъ попросилъ адьютанта громко заявить всѣмъ предстоящимъ рядовымъ изъ дворянъ, что онъ желаетъ доказать имъ свое довольство ихъ успѣхами въ экзерциціи и на первый разъ, какъ примѣръ прочимъ, поздравляетъ рядового Шепелева прямо сержантомъ.
Шепелевъ едва устоялъ на ногахъ.
Принцъ уѣхалъ, но цѣлый день не прекращались всякіе толки на ротномъ дворѣ.
— Почему-жъ одинъ Шепелевъ, почему-жъ собственно онъ, а не другіе? говорили всѣ.
— Вѣстимо его выбрали, а не другого! говорилъ только Квасовъ.
Маіоръ Текутьевъ, вліятельное лицо на ротномъ дворѣ, особенно горячился, говоря, что у Жоржа и милость — несправедливость.
— Вотъ у насъ рядовой Державинъ тоже изъ дворянъ. Я его терпѣть не могу, грѣшный человѣкъ, а все-таки скажу: онъ много искусснѣе въ экзерциціи, чѣмъ Шепелевъ. Почему-жъ не его?
Разумѣется, Шепелевъ былъ въ такомъ восторгѣ, что первые дни, дни съ минуты перемѣны формы, онъ ходилъ, какъ въ туманѣ счастія.
Такимъ образомъ, въ самое короткое время Шепелевъ очутился въ своей собственной квартирѣ, переполненной всякимъ добромъ, жилъ самостоятельной жизнію и былъ уже сержантъ гвардіи, тогда какъ отъ рядового до сержанта приходилось часто служить отъ шести и до десяти лѣтъ.
Онъ тотчасъ же купилъ себѣ новую красивую лошадь и, счастливый, скакалъ по городу. По отношенію къ семьѣ Тюфякиныхъ Шепелевъ еще прежде ссоры съ дядей перемѣнился совсѣмъ: онъ объявилъ Квасову, что княжна ему просто противна и свадьбы этой никогда не будетъ. Квасовъ, видавшій уже нѣсколько разъ Настю, поневолѣ мысленно согласился съ племянникомъ. Когда же Квасовъ упомянулъ о Василькѣ, какъ милой особѣ, пригодной въ жены хоть бы иному царю, Шепелевъ раскатисто хохоталъ цѣлый часъ и даже разсердилъ дядю. Затѣмъ лично князю Тюфякину, который вторично явился къ нему уже на его квартиру, Шепелевъ объявилъ, что и прежде не очень хотѣлъ соединиться бракомъ съ своей нареченной, а теперь положительно и наотрѣзъ отказывается. Юноша объявилъ это князю такъ спокойно, но твердо и князь Глѣбъ нашелъ такую перемѣну въ молодомъ человѣкѣ, что даже удивился и не сталъ настаивать. Сержантъ Шепелевъ въ своей красивой квартирѣ совершенно не походилъ на того юношу рядового, который, по мнѣнію князя, былъ и дурковатъ, и медвѣженокъ.