Дѣйствительно, Фленсбургъ былъ на себя не похожъ. Онъ куда-то исчезалъ и теперь, вернувшись, стоялъ въ пріемной на мѣстѣ пропавшаго дежурнаго. Онъ будто ждалъ его. Около полуночи къ нему подошелъ его другъ Будбергъ и обратился бъ нему съ тѣмъ же вопросомъ, что и принцъ Жоржъ.
— Что съ тобой, Генрихъ? сказалъ онъ по-нѣмецки.
— Со мной? Со мной смерть! Смерть въ душѣ! глухо выговорилъ Фленсбургъ.
— Все она…. Кармелитка! Вотъ ужь можно сказать: le diable qui se fait ermite!.. Брось ее, милый другъ. Она авантюристка съ головы до пятъ.
— Полно шутить! Ты видишь, что со мной! Скажи лучше, — ты уроженецъ Петербурга и долженъ знать, покуда я былъ въ ссылкѣ, при покойной царицѣ бывали здѣсь поединки? Или это дикое и развратное общество не знаетъ, даже не слыхивало никогда, что такое дѣло чести и вызовъ на поединокъ….
— Насколько помнится, бывало, но между нашими, т. е. иноземцами вообще….
— Стало быть, эти звѣри знаютъ, что такое поединокъ?.. Ну, тогда будь готовъ, милый другъ, послужить мнѣ секундантомъ.
— Что за вздоръ! Какъ не стыдно! Съ кѣмъ наконецъ?!..
— Съ дрянью, которая не стоитъ того, чтобы я его убивалъ! A убью!!. A государь навѣрное проститъ. Онъ понимаетъ и любитъ такія выходки. Пойдемъ отсюда. Я тебѣ все разскажу, и авось легче на душѣ будетъ!..
Между тѣмъ, хозяинъ дома, веселый и довольный, все подзадоривалъ молодежь и посылалъ танцовать. Балъ удался на славу. Даже старики и елизаветинцы развеселились, глядя на пляшущую молодежь.
Время проходило быстро и, наконецъ, уже было далеко за полночь. Вдругъ, какъ по сигналу, танцы сразу прекратились. Государь внезапно, чѣмъ-то разсерженный, собрался уѣзжать.
Кавалеры даже покинули на время своихъ дамъ и пошли за двинувшимися изъ залы пожилыми сановниками. Государь выходилъ, Гольцъ, рядомъ съ Жоржемъ, провожалъ его, а за ними двигалась масса гостей, министровъ, пословъ и первыхъ вельможъ. Всѣ проводили государя до лѣстницы, а Гольцъ спустился до самаго подъѣзда. Нѣкоторые вернулись въ залъ другіе остались на верху лѣстницы, чтобы, обождавъ отъѣздъ, государя, тоже уѣхать. Въ числѣ послѣднихъ былъ и гетманъ.
Спустившись внизъ, въ швейцарскую, Петръ Ѳедоровичъ поблагодарилъ Гольца, поздравилъ съ орденомъ св. Анны и поцѣловалъ. Затѣмъ онъ обернулся къ принцу и вымолвилъ по-нѣмецки:
— Ваше высочество, надѣюсь, не забыли. Теперь можно. Даже пора!
Жоржъ понялъ, обернулся и сталъ искать глазами Фленсбурга, но адьютанта не было. Это даже обезпокоило принца.
Государь догадался по фигурѣ дяди и нетерпѣливо обернулся къ сопровождавшему его Гудовичу.
— Прикажи сейчасъ арестовать Теплова.
Гудовичъ вытаращилъ глаза.
— Что ты? Не слышишь! Или не понимаешь! гнѣвно выговорилъ государь и, повернувшись, вышелъ къ поданной уже каретѣ. — Ну, вотъ, хоть этимъ прикажи, показалъ онъ Гудовичу на двухъ кирасировъ у подъѣзда. — Хорошъ ты адьютантъ! прибавилъ государь, садясь, и крикнулъ сердито: — Да ну!.. Скорѣе!
Кучеръ принялъ это на свой счетъ и съ мѣста взялъ почти въ карьеръ. Гудовичъ принялъ на свой счетъ и быстро пошелъ назадъ, крикнувъ кирасирамъ:- За мной!
По лѣстницѣ, какъ нарочно, въ числѣ прочихъ сенаторовъ и рядомъ съ гетманомъ, спускался и весело разсказывалъ всѣмъ что-то очень смѣшное самъ Тепловъ.
— Я васъ арестую именемъ государя! пробормоталъ Гудовичъ, смущаясь.
Всѣ стали, какъ ошеломленные.
— Меня? выговорилъ Тепловъ, мѣняясь въ лицѣ.
— Да ты спуталъ, батенька! сказалъ гетманъ.
— Это еще что? вдругъ взбѣсился Гудовичъ, которому показалось слово: спятилъ. — Возьмите и сдайте на Морскую гауптвахту! приказалъ онъ солдатамъ.
Кирасиры безсмысленно бросились какъ по командѣ.
Тепловъ, пораженный, блѣдный, будто боясь насилія со стороны солдатъ, самъ быстро двинулся на подъѣздъ. Онъ забылъ даже шинель, кирасиры кликнули извощика и посадили арестанта въ блестящемъ мундирѣ. Тепловъ забылъ, что у него карета. Онъ все забылъ. Да и всѣ свидѣтели происшествія растерялись и позабыли его образумить.
Понемногу дорогой придя въ себя, онъ прошепталъ вслухъ:
— Это ошибка! За мной ничего нѣтъ! И чрезъ мгновеніе онъ прибавилъ гнѣвно:- Но такъ не ошибайтесь никогда, господа правители! И если арестовали по ошибкѣ такого, какъ я… такъ ужь, чуръ, не выпускайте опять на волю!!.
….Тоже далеко за-полночь.
Шепелевъ бродилъ и шарилъ въ полной темнотѣ, но только принадлежности женскаго туалета попадались ему подъ руку.
— Маргарита, Бога ради, позволь зажечь свѣчку! Я ничего не найду…
— Пустяки. Найди! разсмѣялась она изъ угла комнаты.
— Но что за прихоть, милая. Вѣдь теперь ужь нечего… Ужь ты вѣдь не пріѣзжая изъ-за границы, да еще не говорящая по-русски! сказалъ онъ подсмѣиваясь.
— A что за прихоть упрямо называть меня Маргаритой потому, что мой голосъ похожъ на голосъ графини?
— Такъ два голоса не бываютъ похожи… Фу! Господи… Да сколько же у тебя тутъ башмаковъ. Ужь пятый подъ руку лопался…
— A вотъ выйдешь и можешь убѣдиться… какъ найдешь Скабронскую на балѣ.
— Это было бы дьявольскимъ навожденіемъ.
— Однако ты видишь, что тутъ нѣтъ ничего изъ костюма кармелитки!
— Да я, милая, ничего не вижу! Ни зги не вижу! разсмѣялся юноша. — Я того и жду, что глазъ себѣ выколю… А!.. Слава Богу!.. Но только… ни портупеи, ни шпаги…
— И безъ нихъ можно… Или послѣ…
— Послѣ! разсмѣялся Шепелевъ. — Барона попросить доставить ко мнѣ на квартиру… Я безъ шпаги прямо подъ арестъ попаду. Впрочемъ, и такъ, если дежурнаго хватятся, то улетишь на гауптвахту. Куда тебѣ! Дальше!
— Я же тебѣ говорила, что просила у барона позволенія послать тебя съ порученіемъ… Ты теперь по городу ѣздишь…
Наступило молчаніе. Шепелевъ возился и двигался на стулѣ.
— A все-таки… Это все было дерзко и почти невозможно! вымолвилъ онъ чрезъ нѣсколько минутъ.
— Только то и дорого, и хорошо, что «почти невозможно»! медленно проговорила она какъ бы сама себѣ.
— Ну! Теперь опять на поиски… За шпагой! весело вымолвилъ Шепелевъ и началъ снова шарить приговаривая:- Платье… Перчатки!.. Шкатулка!.. Должно быть чулокъ… Опять башмакъ!.. A это… Это ужь и не знаю. Мы этого не носимъ!
Она тихо смѣялась изъ своего угла.
— Хорошо… Смѣйся! Встанешь, какъ я опять на Медвѣдицу попаду ногами да вторую звѣзду раздавлю…
— Не смѣешь по небеснымъ свѣтиламъ ходить!
— Слава тебѣ, Господи! воскликнулъ юноша. — У окна очутилась.
— Нашелъ? Ну-съ… Извольте теперь идти вонъ, дерзкій мальчишка, клявшійся мнѣ въ любви къ другой.
— Пожалуйте ключъ, госпожа тюремщица.
— Извольте, господинъ узникъ. Идите ко мнѣ. Ключъ здѣсь, подъ подушкой.
Шепелевъ ощупью подошелъ.
— Купи его! шепнула она. — За десять поцѣлуевъ…
— Это дешево… За сто согласенъ. О! милая! Счастіе мое! Во вѣки бы… не разстался! прошепталъ онъ, обнимая ее и всю покрывая поцѣлуями…
— Такъ до завтра… Будешь вечеромъ у меня? Въ десять… вымолвилъ онъ наконецъ.
— Да. Да. Да. Глупый младенецъ! Уходи… прошептала она.
Онъ двинулся къ двери, но она снова позвала его.
— Еще одинъ… Послѣдній… На счастіе…
И на нѣсколько мгновеній въ комнатѣ наступила мертвая тишина. Только поцѣлуй беззвучно жилъ… и длился!
XXXVII
Шепелевъ отомкнулъ звонкій замокъ, пріотворилъ слегка дверь и глянулъ. Кто-то шелъ мимо. Онъ подождалъ, потомъ выглянулъ снова. Прохожая горница и корридоръ были пусты, только издали доносился гулъ голосовъ и шумъ толпы. Онъ быстро вышелъ и еще быстрѣе направился къ залѣ.
Идя чрезъ гостинную бодрыми шагами, онъ вдругъ почувствовалъ, будто слегка шатается, въ глазахъ какъ-то потемнѣло и зарябило.
— Отвыкъ даже отъ свѣта! шутливо прошепталъ онъ.
Противъ него оказалось зеркало. Онъ взглянулъ на себя и улыбнулся. Онъ самъ себя не узналъ: на столько было блѣдно, но оживленно лицо его и на столько сверкали глаза;
«Да! Счастіе тоже, что и хворость!.. Но Господи! Думалось ли мнѣ, что сегодня… Вдругъ! Среди маскарада. И какъ она заранѣе все обдумала. Да, дерзко, а какъ просто!.. Она говоритъ: безопасно, потому что если кто и увидитъ, то глазамъ не повѣритъ! Вотъ ужь дьявольскій разсчетъ! Но никто не видалъ… Да! счастливѣе меня теперь въ столицѣ никого нѣтъ! Господи! Авось я съ ума не сошелъ. Авось, все это было! Было! Не сонъ же это? — нѣтъ, сонъ! Ей-Богу сонъ!» — восторженно воскликнулъ онъ.
Шепелевъ двинулся было отъ зеркала, но сильный громъ колесъ на улицѣ заставилъ его выглянуть въ окно и онъ увидѣлъ среди плошекъ быстро, вскачь, удаляющуюся карету.
«Разъѣздъ! Должно быть, ужь поздно», подумалъ онъ.
И онъ двинулся въ пріемную. Она была полна гостей, толпившихся въ ней и на лѣстницѣ. Онъ озирался смущенно и потуплялъ глаза каждый разъ, когда кто-нибудь случайно взглядывалъ на него. Во всякомъ взглядѣ ему казался допросъ. Онъ чувствовалъ, что на лицѣ его написано нѣчто, что можетъ сейчасъ всякій прочесть, узнать и ахнуть!
Онъ сталъ близъ дверей лѣстницы, но, оглядѣвшись, вдругъ пошатнулся, какъ пораженный громомъ, и схватясь за сердце, едва не вскрикнулъ. У окна, на стульяхъ, сидѣлъ старикъ графъ Скабронскій, а около него…. Кармелитка. Она что-то тихо разсказывала ему и смѣялась. Онъ тоже громко смѣялся, покачиваясь на стулѣ.
— Не можетъ быть…. Другая! Другая! шепталъ Шепелевъ почти громко, застывъ отъ ужаса и отчаянія.
Онъ двинулся ближе къ нимъ и его почти безумный сверкающій взоръ приковался къ кармелиткѣ. Она вдругъ увидѣла Шепелева, будто вздрогнула и перестала смѣяться и говорить.
«Подойду!» рѣшилъ онъ и сдѣлалъ чрезъ силу еще два шага.
Кармелитка, глядѣвшая пристально на него, быстро встала, взяла руку Скабронскаго и видимо сильно потянула его за собой, увлекая въ толпу.
— Ахъ ты вьюнъ! Смотри, пожалуй! подъ ручку!! захохоталъ старикъ.
Но Шепелевъ этого не слыхалъ. Онъ двинулся въ окну и ухватился за что-то рукой, чтобы не упасть отъ той бури, которая забушевала у него на душѣ.