И таким образом, все и всё – от первого вельможи в государстве до последнего кабатчика – знали, ожидали и мечтали об одном и том же, но между собой об этом не говорили, воображая, каждый в свою очередь, что только один он посвященный, а другие все чуть не «голштинцы».
Единственный человек во всем Петербурге, который неосторожно, резко и откровенно заговаривал о невозможности положения дел, была княгиня Дашкова. Она чуть не самому государю говорила при встречах, что «так царствовать нельзя»! Но никто не обращал на нее внимания, всякий пожимал плечами и объяснял все словом «баба» или «фантазерка».
Вести себя так Дашкова могла, конечно, только в качестве родной сестры фаворитки и благодаря добродушию крестного отца, государя. Разумеется, из того, что знал Теплов, что знал Григорий Орлов, что знала государыня, Дашкова ничего не знала. Вреда принести она не могла, но и пользы от нее не было никакой. Она предлагала государыне действовать, заручаться друзьями и приверженцами, и государыня только улыбалась. Она предлагала государыне разные меры, но особенные, характерные. Однажды она предложила, чтобы всякий приверженец императрицы, негодующий на правительство и готовый стать на сторону ее и наследника, имел какое-нибудь отличие: подавая, например, руку, делал бы франкмасонский знак, носил бы на левой руке браслет. Особенно браслет с замысловатой надписью по-латыни преследовал княгиню и днем и ночью, и с ним преследовала она государыню настолько, что Екатерина однажды, рассмеявшись, отвечала:
– Ах, голубушка, да закажите вы себе его да и носите!
И часто государыня, оставаясь одна после визита Дашковой, весело усмехалась и думала:
«А ведь если, бог даст, совершится что-либо счастливо и удачно, то ведь она всю честь на себя возьмет!»
И ей невольно приходила на ум одна басня Лафонтена о мухе и путешественниках.
Муха в басне, назойливо кружившаяся над лошадьми, людьми и экипажем, который с трудом поднимался в гору, наконец отстала, уселась на дереве и с приятным чувством исполненного долга объяснила себе, что после всех хлопот она может и отдохнуть!..
Итак, целая сеть, невидимая и тонкая, лежала над столицей, и нити от этой сети были в руках государыни.
Но, однако, одна вещь была совершенно никому не известна: когда? что? как будет совершено? Через месяц? Или через год? Открытый бунт и кровопролитие?! Или что-либо еще ужаснее? Нападение на личность государя?!
Пассек, у которого были все бумаги кружка, а равно и деньги, выработал целый проект народного действа, но он был немыслим.
Близкий приятель Орловых, Баскаков, жертвовал собой и предлагал покончить одним разом все…
Но его предложение было единогласно отвергнуто, и даже Григорий Орлов говорил, что не решится довести до сведения государыни, что именно берет на себя одного Баскаков.
Много было переворотов в Питере с Петра Алексеевича по наши дни, говорило большинство, но ни один из них не был запятнан пролитием крови! Нет, нужно христианское, общее от всех состояний действо без преступления заповедей Божьих и во славу отечества и свою собственную.
II
Если молодцы-гвардейцы шли на действо с чистыми помыслами, без честолюбивых замыслов, то хитрый Теплов пошел на пагубное дело с расчетом пропасть или получить при дележе львиную долю.
«Похерить нынешнее правительство можно, а что на его месте поставить? От формы нового правительства будет зависеть и мое положение!» – рассудил Теплов.
И вскоре он додумался.
Однажды около полудня государыня сидела у себя в кабинете и перелистывала какую-то французскую книгу, но нехотя и рассеянно. Она ожидала к себе с первым визитом Теплова, пожелавшего иметь аудиенцию – глаз на глаз.
За последнее время в государыне произошла видимая и даже резкая перемена: она стала бодрей, веселей, даже лицо ее и взгляд чаще светились радостью.
О посещении Теплова и цели этого секретного посещения еще за день предупредил ее Григорий Орлов. И теперь государыня с утра исключительно думала о Теплове и с нетерпением ждала его. По своему положению этот человек был далеко не влиятельный вельможа, не могущественный сановник на иерархической лестнице и даже не столбовой дворянин. Но это был человек крайне образованный, воспитавшийся и учившийся за границей, человек, быть может, самый образованный из всего петербургского общества и притом злой и хитрый до крайности. Григорий Орлов уже прозвал его заглазно за последние дни дружбы «тезка Искариотыч».
Григорий Николаевич Теплов был сын монаха от жены истопника… Истопник отказался от него, но Феофан Прокопович призрел его. Фамилия была дана подходящая к занятиям мужа наложницы. Явился Теплов на свет в псковском архиерейском доме. Став юношей, он начал учиться серьезно и солидно у самого Феофана Прокоповича. Благодаря беспримерному по времени образованию, он, будучи очень юным, уже сделался секретарем всесильного Волынского. Но когда все окружающие опального, казненного кабинет-министра пострадали тоже, Теплов остался цел, невредим и даже на службе. В начале царствования Елизаветы он имел репутацию человека настолько умного и ученого, что вновь народившийся первый вельможа в государстве призвал его для самого важного и близкого сердцу дела. Вчерашний певчий, ныне граф Разумовский, вызвал из Малороссии своего младшего брата пастуха и приставил к нему Теплова в качестве ментора и воспитателя. Теплов вместе со своим питомцем уехал за границу и после долгих и усердных занятий в германских университетах вернулся, обучив многому юного Кирилла Разумовского, но одновременно образовав окончательно и себя. С этой минуты он стал почти членом семьи временщиков. Когда Кирилл Григорьевич был назначен гетманом Малороссии, с ним отправился и за него, конечно, управлял Теплов. И много лет правил он полновластно как обоими братьями, так и Украиной.
Единственный промах Теплова в жизни был тот, что, считая императрицу долговечной, он свысока обошелся раза три с наследником престола. И теперь, несмотря на поздние заискивания и лесть, новый император отставил его от всех должностей и даже, наконец… не стеснился дать приказ арестовать его на балу, как простого офицерика.
И вот после этого оскорбительного ареста и освобождения судьба внезапно перебросила его из лагеря правительственного в лагерь «елизаветинцев», или, лучше сказать, ненавистников немцев и приверженцев государыни.
Вступив в кружок молодцов гвардейцев, не умевших ступить шагу в своем пагубном деле и способных только геройски положить свои головы на плаху, Теплов заметил приятелям, что решимость класть головы – последнее дело. Всякий дурак сумеет это сделать. А главная суть дела – не рисковать, а идти наверняка!
Около полудня государыне доложили, наконец, о Теплове.
Она ласково приняла его, и разговор сначала зашел о разных мелочах и городских слухах.
Государыня давно знала Теплова как прежнего воспитателя гетмана, его наперсника по управлению Малороссией и, наконец, как друга обоих братьев, но в прямые сношения ей никогда не приходилось вступать с ним. Теперь она отчасти боялась его.
Теплов был прежде всего нравственно шаток. Оскорбление, удар его самолюбию заставили его сблизиться с кружком Орловых и явиться теперь к ней. Но что будет, если завтра государь обласкает и наградит Теплова? И это отчасти смущало государыню.
Теперь в полчаса времени, перемолвившись несколькими словами, пустыми и незначащими, и она и он как бы проникли друг друга насквозь. Теплов почувствовал, что эта женщина легко глядит в самую глубину его души своими светлыми, но проницательными глазами.
«Что ж молчать, скрывать то, что она и без того видит», – подумал он.
И вдруг, как бы встряхнувшись, Теплов пристально поглядел в лицо государыни и, желая бросить путь туманных фраз и намеков, выговорил:
– Ваше величество, позвольте мне говорить прямо и искренне, сказать, зачем я, собственно, приехал.
Государыне показался в эту минуту взгляд этого человека добрей и честней. Глаза его, маленькие и лукавые, как будто остановились на ней, перестали мигать и бегать из стороны в сторону. И еще более простым и искренним голосом она выговорила:
– Я знаю, зачем вы приехали. Говорите и будьте уверены, что я сумею сохранить в тайне все то, что вы пожелаете мне доверить.
Теплов коротко и ясно очертил положение дел: возбуждение умов в народе, невозможное положение истинно русских людей – и перешел к тому, что общественное мнение возлагает на нее все свои надежды.
– Но что ж я могу? – прервала государыня.
Теплов подробно изложил свой образ мыслей или, лучше сказать, план действий. По его мнению, государыня должна была войти в непосредственную близкую связь со всякого рода людьми сановитыми, не проводить жизнь затворницей, а видеть весь вельможный мир и прямо или через кого-нибудь заручаться их молчаливым согласием в случае действия кого-либо другого…
«Я это делаю давно», – подумала государыня, но, однако, вслух не вымолвила.
Через несколько минут молчания или как будто колебания Теплов выговорил:
– Но к чему мы будем стремиться, какая наша цель? Мы до сих пор говорили о том, что не нужно, что вредно, что надо изменить или, скажем, уничтожить. Но теперь позвольте спросить, что же нам нужно и чем мы уничтожаемое заменим? Ваше величество понимаете, что вы не находитесь в таком положении, в каком была до воцарения покойная государыня. Она была дочь великого Петра. Если равнять, то вы скорее в положении правительницы Анны Леопольдовны.
– Конечно, – заговорила Екатерина как бы с искусственной поспешностью, – я так и понимаю.
Однако хитрый Теплов понял и почувствовал в звуке ее голоса, что, соглашаясь, она, в сущности, думала совершенно иначе.
– Вы не можете быть императрицей, монархом, как иностранная принцесса. Этого за все существование русской земли не было и быть не может, если исключить императрицу Екатерину. Но там было почти завещание, была воля Петра… Теперь есть законное лицо, имеющее права законные на престол в качестве потомка русских царей. Я говорю о великом князе. Но так как он малолетний, то и он сам по себе не может быть монархом. Следовательно, исход какой же? Примеров искать недалеко, они были и есть теперь во всех европейских государствах, был и у нас при младенчестве Иоанна Антоновича.