ПЕТЬКИН ЗАЯЦ
Рассказы русских писателей
Рисунки Г. Валетова
Москва «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1973
Р1
П31
П31 Петькин заяц. Рассказы русских писателей. Рис. Г. Валетова. М., «Дет. лит.», 1973.
32 с. с ил. (Книга за книгой).
В этой книге собраны рассказы о животных С. Аксакова, И. Тургенева, К. Ушинского и других русских писателей.
СУРКА
С. АКСАКОВ
Раз, сидя на окошке, услышал я какой-то жалобный визг в саду.
Мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтоб послали посмотреть, кто это плачет, что «верно, кому-нибудь больно», мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, ещё слепого щенка, который, весь дрожа и нетвёрдо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Мне стало так его жаль, что я взял этого щеночка и закутал его своим платьем.
Мать приказала принести на блюдечке тёпленького молочка и после многих попыток, толкая рыльцем слепого кутёнка в молоко, выучила его лакать.
С этих пор щенок по целым часам со мной не расставался. Кормить его по нескольку раз в день сделалось моей любимой забавой.
Его назвали Суркой.
Он сделался потом небольшой дворняжкой и жил у нас семнадцать лет, разумеется, уже не в комнате, а на дворе, сохраняя всегда необыкновенную привязанность ко мне и к моей матери.
ГАДЮКА
К. УШИНСКИЙ
Косили у нас за садом, в сухой балке[1], где весной всякий год бежит ручей, а летом только сыровато и растёт высокая, густая трава. Всякая косовица была для меня праздником, особенно как сгребут сено в копны. Тут, бывало, и станешь бегать по сенокосу и со всего размаху кидаться в копны и барахтаться в душистом сене, пока не прогонят бабы, чтобы не разбивал копён.
Вот так-то и в этот раз бегал я и кувыркался: баб не было, косари пошли далеко, и только наша чёрная большая собака Бровко лежала на копне и грызла кость. Кувырнулся я в одну копну, повернулся в ней раза два — и вдруг вскочил с ужасом: что-то холодное и скользкое мазнуло меня по руке. Мысль о гадюке мелькнула в голове моей — и что же? Огромная гадюка, которую я обеспокоил, вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться. Вместо того чтобы бежать, я стою как окаменелый, будто гадина зачаровала меня своими безвекими, неморгающими глазами. Ещё бы минута — и я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны, кинулся на змею, и завязалась между ними смертельная борьба.
Собака рвала змею зубами, топтала лапами; змея кусала собаку и в морду, и в грудь, и в живот. Но через минуту только клочки гадюки лежали на земле, а Бровко кинулся бежать и исчез.
Тут только воротился ко мне голос; я стал кричать и плакать. Прибежали косари и косами добили ещё трепетавшие куски змеи.
Но страннее всего, что Бровко с этого дня пропал и скитался неизвестно где. Только через две недели воротился он домой —худой, тощий, но здоровый. Отец говорил мне, что собаки знают траву, которою они лечатся от укушения гадюки.
БОДЛИВАЯ КОРОВА
К. УШИНСКИЙ
Была у нас корова, да такая характерная, бодливая, что беда. Может быть, потому и молока у неё было мало. Помучились с ней и мать и сёстры. Бывало, прогонят в стадо, а она или домой в полдень придерёт, или в житах очутится — иди, выручай! Особенно, когда бывал у неё телёнок,— удержу нет! Раз даже весь хлев рогами разворотила — к телёнку билась, а рога-то у неё были длинные да прямые.
Уж не раз собирался отец ей рога отпилить, да как-то всё откладывал. А какая была увёртливая да прыткая! Как поднимет хвост, опустит голову да махнёт — так и на лошади не догонишь.
Вот раз, летом, прибежала она от пастуха ещё задолго до вечера — было у ней дома теля. Подоила мать корову, выпустила теля и говорит сестре — девочке эдак лет двенадцати:
— Погони, Феня, их к речке, пусть на бережку попасутся, да смотри, чтоб в жито не затесались. До ночи ещё далеко: что им тут без толку стоять!
Взяла Феня хворостину, погнала и теля, и корову; пригнала на бережок, пустила пастись, а сама под вербой села и стала венок плести из васильков, что по дороге во ржи нарвала; плетёт и песенку поёт.
Слышит Феня, что-то в лозняке зашуршало, а речка-то с обоих берегов густым лозняком обросла. Глядит Феня — что-то серое сквозь густой лозняк продирается, и покажись глупой девочке, что это наша собака Серко.
Известно — волк на собаку совсем похож; только шея неповоротливая, хвост палкой, морда понурая и глаза блестят, но Феня волка никогда вблизи не видала. Стала уже Феня собаку манить: «Серко, Серко!», как смотрит — телёнок, а за ним корова несутся прямо на неё, как бешеные.
Феня вскочила, прижалась к вербе, не знает, что делать: телёнок к ней, а корова их обоих задом к дереву прижала, голову наклонила, ревёт, передними копытами землю роет, а рога-то прямо волку выставила.
Феня перепугалась, обхватила дерево обеими руками, кричать хочет — голосу нет. А волк прямо на корову кинулся, да и отскочил: с первого разу, видно, задела его рогом.
Видит волк, что нахрапом ничего не возьмёшь, и стал он кидаться то с той, то с другой стороны, чтобы как-нибудь сбоку в корову вцепиться или теля отхватить, только куда ни кинется, везде рога ему навстречу.
Феня всё ещё не догадывается, в чём дело, хотела бежать, да корова не пускает, так и жмёт к дереву.
Стала тут девочка кричать, на помощь звать...
Наш казак пахал на взгорке, услышал, что и корова-то ревёт и девочка кричит, кинул соху и прибежал на крик. Видит казак, что делается, да не смеет с голыми руками на волка сунуться: такой он был большой да остервенелый; стал казак сына кликать, что пахал тут же на поле.
Как завидел волк, что люди бегут, унялся, огрызнулся ещё раз, два, завыл да и в лозняк. Феню казаки едва домой довели — так перепугалась девочка.
Порадовался тогда отец, что не отпилил корове рогов.
ГДЕ ЁЖИК!
М. БЫКОВА
Саше и Маше подарили хорошенького ёжика. Он жил у них всё лето, очень привык к ним, прибегал на их зов, брал у них из рук кусочки говядины и хлеба и разгуливал не только по всему дому, но и по саду. Дети очень любили ёжика, не боялись его игл и усердно кормили его молоком и булкой.
Наступила осень. Детям нельзя было так много гулять в саду, но они утешались тем, что у них есть товарищ для игр.
Как же бедняги огорчились, когда их ёжик вдруг исчез! Дети бегали по всему дому, звали ёжика, искали его, но всё напрасно.
— Куда спрятался наш ёжик? — повторяли дети и обращались с этим вопросом ко всем домашним.
— Обещайте, что вы не тронете ёжика,— сказал им садовник,— и я покажу вам, где он.
— Обещаем, обещаем! — закричали дети.
Садовник повёл их в сад и показал им кучку земли между кустами жимолости, которые росли у самого дома:
— Я сам видел, как ёжик рыл себе тут ямку, натаскал в неё травы и влез вот в это отверстие. Теперь он тут крепко спит и проснётся только весной. Не будите и не трогайте его, а то он захворает.
Дети послушались садовника и терпеливо дожидались весны.
Как они обрадовались, когда однажды, в тёплый апрельский день, их друг ёжик снова вернулся к ним! Он только очень похудел во время своего долгого сна, но за зиму развелось в доме много мышей, и, верно, он скоро отъестся ими.
КАТИН ПОДАРОК
М. БЫКОВА
— Ты куда всё пропадаешь, Катя?— спросил папа свою девятилетнюю девочку.— Как только кончишь учиться, так сейчас куда-то исчезнешь. Вчера тебя насилу докричались к обеду.
— Папочка, позволь мне рассказать тебе об этом не раньше, как в день рожденья Володи,— отвечала черноглазая Катя.
Отец улыбнулся. «Что это она придумала за подарок Володе?» — подумал он.
Рано проснулся Володя в день своего рожденья. Он знал, что ему всегда дарят в этот день игрушки, и ждал его с нетерпением. В столовой папа дал ему игрушечный пистолет и вожжи, а мама книгу с картинками.
Когда мальчик насмотрелся на свои подарки, Катя сказала ему:
— У меня тоже есть подарок для тебя, Володя. Пойдём со мной — я покажу его тебе.
Катя захватила с собой маленькую корзиночку и повела брата по дороге к пруду. Папа тоже пошёл за ними. На берегу пруда дети сели под тенью большой ивы. Володя с любопытством смотрел на сестру. Она вынула из корзинки колокольчик и принялась звонить.
Что это? На поверхности пруда появилось несколько рыбок. Ещё и ещё. Все они подплывали к тому месту, где была Катя.
Она вынула из корзинки ломтик хлеба и стала бросать рыбкам крошки. Вот весело было смотреть, как рыбки хватали их, толкали друг друга, ссорились и отнимали кусочки одна у другой! Катю они или не замечали, или вовсе не боялись.
— Видишь, какой у меня волшебный колокольчик,— сказала девочка,— как рыбки слушаются его звона. Дарю его тебе. Всякий раз, как тебе захочется посмотреть на рыбок, тебе стоит только прийти сюда и позвонить.
Володя прыгал от радости и обнимал сестру.
— А если я позвоню не у пруда, а у речки, то рыбки тоже приплывут? — спросил он.
— Нет, дружок, те ведь не учёные, а этих я выучила. Я целый месяц ходила каждый день к пруду, бросала крошки хлеба и в это время звонила. Наконец рыбки и привыкли приплывать на звон колокольчика.
— Так вот куда ты всё пропадала, Катя,— сказал отец.— Славно ты придумала! Пойдём, Володя, расскажем об этом маме, она, верно, тоже захочет посмотреть умных рыбок.
ДОМАШНИЙ ВОРОБЕЙ
Повадился вор-воробей
Летати,
Мою конопельку, мою зеленую
Клевати.
(Народная песня)
М. БОГДАНОВ
Подумаешь, за что такая честь? Попал в песню, да ещё вором. Так и народ смотрит на беднягу, как на завзятого вора. Но вор ли, действительно, воробей — вот вопрос!