– Бабуль, кофейку дай, – попросил, садясь за стол.
Он выпил большую кружку бурды с молоком и домашним печеньем (действительно вкусным), вставая, махнул головой Марьяне, мол, выйдем. За порогом Прохор поставил руки на пояс, окинул девушку с головы до ног и распорядился:
– Иди, переоденься. Пойдешь мне помогать.
– Чего-чего? – обалдела Марьяна, подозревая, что помощь не ограничится юридической консультацией.
– Будешь раствор мешать и штукатурить.
– Я тебе не рабыня! – рассвирепела Марьяна.
– А здесь тебе не дом отдыха.
– Насколько мне помнится, я приехала сюда не по своей воле.
– Поэтому подчиняйся моей воле. А то кормить тебя не буду.
Ну, сейчас Марьяна была сыта и хотела послать Прохора подальше, да вспомнила, что еще полчаса назад испытала в полной мере все прелести голодухи – это противная штука, отупляющая и унижающая. А ведь Проша слов на ветер не бросает. Ладно, поработает Марьяна на галерах… точнее, ей «повезло» поработать на стройке дома.
Нашлись штаны и рубашка (старые, но хоть чистые, и на том спасибо), голову повязала Марьяна косынкой, а потом Прохор и она взобрались на второй этаж по лестнице, у которой отсутствовала каждая вторая ступенька. Он показал, как орудовать электрической штуковиной, похожей на гигантский миксер, и началась каторга. Марьяна к тяжелому труду, не требующему интеллектуальных затрат, не только не привыкла, а понятия не имела, что это такое. Плечи, руки, шея и спина разболелись почти сразу. В ее обязанность входило замешивать раствор под присмотром гангстера, подносить Прохору, если же он забирался на стремянку, то и держать на весу или на плече пластмассовый таз с раствором, а он такой тяжелый…
– Ты хоть бы сказал, как зовут твою бабушку, – попробовала Марьяна разговорить угрюмое чудище на двух ногах. С одной стороны, контакт вещь полезная: лучше человека узнаешь, с другой стороны, вычисляешь, где он слаб, к тому же за болтовней время пролетает незаметней.
– Тамара Михайловна.
Вот и весь диалог. В обед Марьяна еще держалась, а к ужину была никакая. Лишь мысли крутились-вертелись в голове, они не дали рухнуть к концу дня без чувств. Перед концом каторжных работ она осведомилась у Прохора, стоявшего на стремянке и штукатурившего стену под потолком:
– А кто наследник Инны?
– Не знаю… Наверное, я и бабушка.
– Да ну! – обрадовалась Марьяна, коварно улыбнувшись.
Ух, как она сейчас позлит его, возможно, выведет из себя, после чего он выставит ее за ограду концлагеря. Но не стоит торопиться, главное – продумать удар, наскрести деталей…
– Бабушка? – произнесла она. – А родители?
– Мама умерла два года назад от язвы желудка. Бабушка тяжело пережила смерть дочери, поэтому я требую не волновать ее, чтоб история Инны окончательно не добила. А отец давно погиб, он был военным.
Ну вот и выяснила важные факты! Настала пора нанести удар:
– Ты являешься наследником первой очереди… А ведь у тебя тоже есть мотив избавиться от сестры! (А он ноль эмоций.) Наследство! (Не прокатило.) Мой отец хорошо обеспечил твою сестру – квартира в центре и гараж капитальный, машина, украшения… Все это стоит больших денег… теперь это все твое.
Нет, не разозлила, на спокойной ноте он сказал:
– Поэтому я решил не показываться следователю, за которым закрепилась слава людоеда. Хочу выяснить, кто из вас – Болотовых – убил мою сестру.
– Чего ж не выясняешь, а штукатуришь?
– Одно другому не мешает. Мне нужно успеть до холодов привести дом в относительный порядок, чтобы в нем перезимовать. Летом я работал.
– Найми рабочих…
– Зачем, если сам все умею?
– Хочешь сказать, ты сам построил эту домину?! – обалдела она.
– Конечно, сам. Я ж и для Инны старался. Город, конечно, хорошо, но с ребенком одной трудно, твой папаша ведь не женился бы на ней.
– Естественно. У папы есть жена.
– Твой папа мерзавец, держал мою сестру у ноги, как собачку, обещаниями оформить их отношения. Да, она требовала, чтоб он определился, а сколько можно?
Намеревалась разозлить Прохора, а разозлилась сама:
– Ну, вы, друзья, даете… Сколько можно – ха! Значит, твоя Инна задалась целью разрушить нашу семью, и ты воспринимаешь это нормой? Главное, чтоб твоей сестричке было хорошо, она бедная и несчастная, а до моей матери, моих братьев, до меня дела нет. Между прочим, мы точно так же, как ты за свою сестру, переживаем за климат в своем гнезде.
Прохор смотрел на разгневанную Марьяну сверху и не находил контрдоводов, потому что на ее стороне неприятная, но правда. А у него своя правда: убитая Инна. Он указал на пустой таз, проговорив без злости:
– Давай, давай, работай.
Она стала остервенело перебрасывать мастерком раствор из бака в таз, забыв о болях в теле, шевеля губами, наверное, ругалась вовсю. Принесла, поставила ношу на край стремянки и отвернулась. Марьяна не желала больше разговаривать с этим болваном, оправдывающим сестрицу, но не допускающим, что кому-то претензии шлюхи не нравятся. Прохор продолжил штукатурить, изредка поглядывая на девушку в обиженной стойке.
– Я миллион раз уговаривал ее оставить твоего папочку, – сказал он после длинной паузы, – как чувствовал, что добром эта связь не кончится.
Марьяна не могла не подключиться, мгновенно вспыхнула:
– А что же помешало ей оставить моего папочку?
– Ты удивишься.
– Ну, ну? Удиви.
– Инна любила твоего отца. Очень любила.
– Ха! Ха! – съязвила она. – Разумеется, любила, он же щедрый.
– Тебе не знакомо, что это такое, – заметил Прохор.
– Разумеется, нет. Эти слабости доступны лишь вам, бескорыстным и благородным. Забрать чужого мужа – это же очень благородно, и тут, конечно, только большая и чистая любовь.
– Кто-то из вас, людей без слабостей, убил мою сестру, – завелся Прохор и даже спустился вниз, став напротив рыжей фурии. – Ну-ка, подведи базу под это преступление, оправдай его, давай.
– А ты не допускаешь, что убийца совершенно посторонний человек? С кем у Инны были отношения… возможно деловые…
– Не допускаю. Я бы знал, она мне все рассказывала.
Еще чуть-чуть – и оба кинулись бы дубасить друг друга, во всяком случае, они сжимали кулаки и тяжело дышали. Обоим повезло избежать военных действий – бабушка позвала на ужин. Ели молча, не обратив внимания на старания Тамары Михайловны, а она приготовила мясные рулеты, картошку под сырным соусом, морс… и ни тебе слова благодарности!
– Вы что, поссорились? – спросила бабушка напрямую.
– Нет, – мрачно ответил внук, а его «будущая жена» лишь головой качнула, подтверждая «нет», так как рот был занят. В этом захолустье у Марьяны проснулся зверский аппетит, как бы не растолстеть с такими вкусностями.
– Странные вы, – пожимала плечами Тамара Михайловна, поглядывая то на него, то на нее. – Ни разу не обнялись, не поцеловались…
– Мы стесняемся, – солгал внук.
– Да? Ну тогда я уйду, чтоб вы не стеснялись.
И правда ушла. Без нее на самом деле стало свободней, и Марьяна демонстративно отвернулась от Прохора, пила морс с пряниками. А когда закончила и встала из-за стола, Проша придумал для нее новую экзекуцию:
– Иди, вымой посуду, если хочешь числиться моей невестой. Иначе ты не пройдешь экзамен у бабушки, она тебя прогонит.
– Пусть прогоняет, я разве против?
О, если б так случилось… но Прохор разбил мечты:
– Отпустить тебя не могу. Вдруг мне предстоит выменять твою рыжую голову на убийцу. Предупреждаю: если ты не понравишься бабушке, я буду вынужден посадить тебя в погреб за домом возле птичьего двора. Другого укромного места у меня нет. Учти, там темно и холодно. Иногда бегают крысы. Криков бабушка не услышит, она глуховата и, кстати, туда почти не заходит. Ну как? Идешь мыть посуду?
С удовольствием Марьяна прибила бы его! Из последних сил она собрала посуду и загремела ею в раковине.
13Кукла
Полулежа в большом кресле, Богдан Петрович подводил итог непростому дню, который привнес новые и пока неразрешимые загадки. Среди привычных старинных вещей, доставшихся от отца – главврача одной из больниц города, а то и от деда-фельдшера, мозг работал на удивление остро. Иной раз стоило лишь сесть за огромный письменный стол из сосны, сделанный мастерами лет сто пятьдесят назад, украшенный резьбой и невероятно удобный, как моментально приходили идеи. Только не сегодня. Видимо, потому, что вопросы попались из непривычной сферы.
– Дядя Богдан, ты сейчас похож на бабушку, – хохотнул Артем, стоя в дверях кабинета.
– В смысле? – произнес Богдан Петрович, все еще находясь в состоянии задумчивости.
– Ну, она вот так же сидела с этой дурацкой куклой.
Действительно, он держал в руке старую тряпичную куклу, но ведь она и стала поводом к разного рода теориям, она поставила сразу несколько вопросов, оживив фантазию. Результатов ноль, а хотелось бы не зря тратить время на экзерсисы извилин. Богдан Петрович запустил куклой в кресло у противоположной стены, она стукнулась о подлокотник и упала на пол. Теперь он посмотрел на юношу и на лице изобразил недоумение.
В кабинет Артем заходил крайне редко. Но и в тех случаях, когда ему позарез нужен был Богдан Петрович, он даже не заходил, а застревал в дверях, примерно как сейчас. Конечно, не в этом дело. Мальчик был одет в куртку, джинсы, свитер, отсюда вопрос:
– Куда это ты собрался?
– Понимаете, мне позвонил один человек… в общем, нам надо увидеться. Дядя Богдан, мне очень надо.
– То есть ты просишь отпустить тебя?
– Ну да… типа, прошу.
Собственно, со стороны Артема это всего лишь дань вежливости, разрешение или запрет для него никакой роли не играют, он все равно отправится на свою встречу. Даже если его посадить под замок, он спокойно и методично будет долбить стену, пока не пробьет в ней дыру, и уйдет к «одному человеку». Парень упрямый и упорный, поставленных целей обязательно добивается, какой бы сложности они ни были. Правда, родители его считают бесхребетным юнцом, не способным ни на что серьезное, но Артем сам создавал этот образ дома, и создавал успешно. Почему – это уже другой вопрос. Итак, осталось ненавязчиво напомнить мальчику, что обстоятельства не самые лучшие для свободного передвижения по городу: