– О чем я говорил? Да, «промедола» вколол немного, чтобы блевать не тянуло и в голове совсем не помутилось. Химик, ты же был в том месте, где останавливается поезд? На Станции?
– Неоднократно. Просто бывшая грузовая станция обычной железной дороги. Эта ветка – часть той дороги. Давно заброшенной, естественно.
– Знаю. Но почему именно туда ездят из Комплекса?
– Зону, в принципе, делят на три области. Это условно, конечно, четких границ нет. По периметру – Окраина, наименее опасная, ты сейчас на Окраине. Дальше участок, который называют Кольцо, ну или Серое Кольцо. С нашей стороны Станция – как бы пограничный пункт между Окраиной и Кольцом. А в самой глубине уже Петля, это центр, и где-то там находятся три озера и Полесье. Туда пройти почти невозможно: слишком опасные твари, а излучение выбросов сжигает мозги в любом укрытии. Летающие средства туда тоже не могут попасть, электроника выходит из строя, падают. Да и сама Петля… по сути, это сильное искривление континуума. Большая пространственная Петля Мебиуса, если ты о такой штуке слышал.
– Слышал, слышал, – проворчал Пригоршня. – Не в свинарнике родился. Петля Мебиуса – это лента бумаги перекрученная. Пальцем по одной стороне ведешь и…
– Ну, вроде того. Блуждающий город очутился внутри Петли Мебиуса, возникшей из-за первого выброса. Или наоборот – выброс и произошел потому, что образовалась Петля. Если говорить про топологию, то пространственная Петля Мебиуса, это такая удивительная вещь… В общем, идешь-идешь – и все время движешься как бы вдоль Петли, по одной ее стороне, а внутрь попасть не можешь.
– Ладно, так а научники почему именно на Станцию ездят?
– На участке Зоны от КЗ до Станции мало зверья, мало аномалий, почти нет бандитов и сталкеров. Но при этом здесь уже – условия Зоны, континуум искорежен, причинно-следственные связи сбоят. Поэтому на Станции сделали что-то вроде лаборатории: заезжают туда с приборами, материалами для опытов, проводят исследования и возвращаются. Все с собой забирают, и в перерывах между экспедициями там пусто, красть нечего, мародерничать нет смысла – потому никто и не забредает. Я слышал, сталкеры Станцию так и называют: Пустое место.
– Хорошо, это ясно. Где конкретно убежище от выбросов?
– На Станции есть двухэтажное здание, бывшее управление. Его сразу видно. На втором этаже ничего, а под первым, где проводили исследования, – глубокий подвал, это и есть убежище.
– А что мне делать, если Титомир со своими людьми выжил? Надо как-то… не знаю, внедряться к ним? Или…
Полыхнула темная вспышка, и все исчезло, словно мир выключили. В кабине и вокруг на секунду наступила непроглядная темень, а в сознании Пригоршни зашептались чужие голоса. Какие-то очертания проступили во мраке вокруг, слишком нечеткие, чтобы разглядеть. Боль сжала виски, он схватился за голову:
– Что такое?!
И тут же все закончилось – опять посветлело, и вокруг снова все та же Зона.
– У меня в приемнике вдруг такой всплеск… – удивился Химик.
– А у меня в башке, – потирая темя, Пригоршня внимательнее пригляделся к небу впереди. Полоса темноты над южной частью горизонта стала гуще и шире. – Мигнуло, ты видел?
– В помещении, где я сейчас, нет окон. Но мне тоже показалось, что вдруг все погасло на секунду.
– Хорошо тебе. Окон нет, не видишь ничего. Так, а теперь я что-то слышу!
Пригоршня привстал, выглядывая в проем по правому борту. Рельсы шли по невысокой насыпи, пересекающей болотистую местность с островками кустов.
– Что там?
– Да вроде… не пойму, послышалось что-то.
Снаружи ничего такого не было, и он повернулся к проему в другом борту. Там склон насыпи, и здесь склон, кусты и влажная поблескивающая земля… Он взялся за «Вихрь», и тут из-за кустов выпрыгнул темный силуэт.
– Ох ты! Волк? – вслух удивился Пригоршня. – Такой мохнатый? Или… Не пойму, что за зверюга? Вроде очень крупного псины.
– Как точно выглядит?
– Не знаю!
Он и вправду не мог понять. Это было нечто черное, размером с кавказскую овчарку. Свет вязнул в косматом теле, напоминавшем длинный клуб дыма. Как от горящих покрышек, только этот еще гуще, еще чернее, если такое возможно. Шея с крупной башкой, массивное тулово. Ноги, вроде мохнатых дымовых столбов, так и мелькают. А на спине висит… сумка, что ли? Кожаная штуковина с большими карманами, в них лежит поклажа. И еще сверток приторочен ремнями к спине. Существо длинными прыжками неслось вдоль подножия насыпи вслед за дрезиной. Вокруг него пространство тускнело, словно в небольшом пятне, повторяющем очертания твари, стоял поздний вечер.
– Что значит – не знаешь, как выглядит?
– Оно будто из дыма. Нет, я вижу очертания, но… И еще вокруг него все тусклое!
– Это как? – совсем удивился Химик.
– Не знаю! Приходи сюда, вместе погадаем!
Дымный пес одним махом перескочил на середину склона, и Пригоршня высунулся в проем, щурясь. Ему почудилось, что стало темнее и прохладней, будто от пса веяло холодом. Ну, точно, вокруг зверюги свет меркнет! А что будет, если она вплотную подступит, если набросится? Патроны вообще против нее помогут? Надо бы силовик взять, но неудобный он из-за этого лага перед выстрелом.
Зверь сделал еще один длинный прыжок и оказался совсем рядом с дрезиной. И все равно ничего не разобрать, только мрак в форме силуэта: объемный, перекатывающийся клубами мрак. Сзади полоскался хвост, от которого открывались черные клочья и таяли, извиваясь. Да он дымит! Дымит темнотой! Ни глаз, ни пасти не видно… Нет, пасть есть – вон, приоткрылась, мелькнуло красное. И белое – клыки. Пригоршне даже стало легче на душе. Значит, не совсем уж что-то мистическое, вон какой хавальник отрастил.
Зверь был напротив проема, руку протяни – и ухватишься за исходящий клочьями мрака загривок. Решив, что сейчас адова тварь сиганет внутрь, Пригоршня вдавил спусковой крючок.
«Вихрь» плюнул пулями, но за миг до того пес затормозил, поджав задние лапы. Пригоршня высунулся дальше, повел за ним стволом, а зверь метнулся за дрезину, спрятавшись за кормой.
Развернувшись к ней, Пригоршня упал на одно колено и пустил несколько пуль через дыры, оставленные «психами». Дымный пес длинным прыжком, оставляя позади инверсионный след из быстро тающего мрака, перемахнул на другой склон насыпи. Выругавшись, Пригоршня вскочил.
– Ты чем занят?
– В «ладушки-ладушки» играю! – выкрикнул Пригоршня возмущенно. – Стреляю я в него! А он выскакивает из-под пуль!
– Хм… Может, он телепат?
– Телепатия ненаучна!
– Тебе откуда знать? Хотя да, не научна. Но он, может, не читает мысли, а как бы… воспринимает намерения, понимаешь? Предугадывает.
Снова мигнула тьма, пришедшая с юга – стало черным-черно, весь мир исчез, словно Бог моргнул. У Пригоршни в голове плеснулся шепот чужих голосов, виски́ сдавила боль, ей отозвалась другая боль, между ребрами. Он скрежетнул зубами, едва не выпав, ухватился за край проема. Показалось, что в наступившей непроглядной тьме проявились силуэты домов, улица между ними и в конце ее – приземистое здание с колоннами. Все это серое и похоже на аппликацию, наклеенную на темный фон. В глубине здания чернело круглое пятно, будто зрачок – провал в никуда.
Через миг тьма ушла, и снова наступил осенний день. И дымный пес на склоне насыпи исчез.
– Он пропал! – Пригоршня даже глаза протер кулаками, хотя это был глупый жест из фильмов, в реале никто так не делает. – Твою ж мать, пропал! Будто стерло!
– Вторая вспышка тьмы стерла? – осторожно уточнил Химик.
– Да!
– Хм. Дикость, конечно, но… Есть понятие квантовой телепортации. Только оно относится к субатомным размерностям, а не к макрообъектам. Если вспышки – следствие фазового перехода… скачков энергии вакуумного поля, стремящегося к состоянию с минимальной энергией…
– Ты байки про фазовые переходы сталкерам у костра трави! Мне что делать? – Пригоршня метнулся к другому проему, выглянул, вернулся назад. – Его нигде нет! Он что, в любом месте может объявиться? Я вдруг сообразил: он же возник после такой же вспышки тьмы. Ну, первой.
– То есть, по-твоему, вспышка была следствием его телепортации?
– Типа того. Или наоборот.
– Я буду откровенен: все это просто охренеть, как странно! – высказал Химик.
– Короче, ты тоже ничего не понимаешь, агент, – Пригоршня сел на тумбу так, чтобы краем одного глаза видеть проем слева, а краем другого – справа. Осторожно положил ладонь на ребра. Там ныло все сильнее.
– Болит у меня, Химик, – пожаловался он и заглянул под лавку. – Как-то очень уж быстро снова начало болеть. Эк его сплющило… Это я про сверток. Я лекарства из аптечки напихал в куртку и свернул узлом, он все время лежал под лавкой.
Сверток зацепился, пришлось его дергать, чтобы вытащить. Пригоршня положил куртку между ног, развернул и уставился на содержимое.
– Ну, все ясно… – пробормотал он, разглядывая месиво в свертке. То-то ему на выезде из депо сквозь грохот «психов» почудилось, что от места, куда он бросил куртку с лекарствами, доносится звон. Сверток не просто смяло лавкой – в него угодила пара-тройка пуль. Или больше. Нет, хорошо, конечно, что они не в Пригоршню угодили, но плохо, что все содержимое превратилось в кашу. Йод, перекись водорода, ампулы и флаконы, мази, фольга от упаковок с таблетками, пластик, стекло, измочаленные бинты – все перемешалось. Острый лекарственный дух наполнил дрезину.
– Ты что-то сказал?
– Накрылась жопой континуума моя переносная больничка. И куртку больше не надеть, рвань вместо куртки.
Мимо проносились небольшие холмы с рыжими склонами, иногда между ними мелькали кривые безлистые деревья. Пригоршне стало зябко в рубашке, он обхватил себя за плечи, поежился. Боль в боку усиливалась.
– Хреново дело. Смотри: у меня нет съестного. Боеприпасов – пара магазинов к «Грачу», к «Вихрю» один, плюс десяток патронов в кармане. «СПС» зампотыла я оставил в кабинете, болван. Еще нож и силовик, но с ним непонятно, насколько хватит заряда этой «пустышки». Воды нет, снаряги тоже. Одежды толковой и то нет. Ни лекарств, ни бинтов. А я ранен.