Дымный пес бежал по шпалам.
«Вихрь» висел на боку, и если вскинуть его, да с разворота… Только он понимал, что не сможет двигаться быстро. А зверь уже рядом, уже раскрывается красная пасть, будто огненная трещина в клубах мрака, уже поблескивают матово-белые клыки.
Со стороны Станции долетел приглушенный хлопок, и морду пса разворотило, разбросало в стороны хлопьями черноты. Мрак вокруг пробитого пулей канала взвихрился, завернувшись спиралями. Зверь отпрянул, припав косматым брюхом к шпале. Колыхнулся воздух, пятно темноты расширилось вокруг пса – и пропало вместе с ним.
Пригоршня поморгал, затем поковылял дальше. Сил удивляться не было. В рану между ребер словно ткнули горящей палкой, и он наклонился вперед, едва переставляя ноги.
– Что у тебя происходит?
– Зверюга снова появился. И в него выстрелили со Станции.
– Кто выстрелил?
– Я знаю? Снайпер. Псине морду разметало пулей, и он исчез.
– Ага! То есть он вполне материальный, никакой мистики? Но кто стрелял?
– Не знаю! – повторил Пригоршня. – Я в твоих мистиках не разбираюсь!
– И что ты сейчас делаешь?
– Иду к Станции, что еще. Все равно я у них на прицеле.
– Стрелять мог человек майора Титомира, правильно? Значит, новые шлемы их спасли.
– Увидим. Если дойду.
Станция была уже близко, но Пригоршня никого там не видел, никакого движения. Все, как и описывал Химик: щебенка, двухэтажное здание администрации, склады, перрон. Возле перрона стоял короткий состав.
– Химик… – снова забормотал он. – Вижу поезд, у вагона сзади откинут подъемный пандус.
– Правильно, там отсек-гараж с амфибией. Экспериментальная модель, чтобы передвигаться по Зоне.
– Про амфибию знаю. Я про другое: отсюда толком не разглядеть, но, по-моему, тачки внутри нет. То есть, они уехали?
– Кто же тогда стрелял?
Пригоршня не ответил. Он почти не помнил, как достиг перрона. На то, чтобы подняться по ребристому выгнутому пандусу, ушли остатки сил. Перегородки делили вагон на отсеки, и в заднем никого не было.
– Эй! – позвал он, ковыляя к проходу в следующий отсек. – Я из Комплекса! Рядовой Новиков! Эй!
Он уже знал, что внутри пусто. Такое же чувство было в Комплексе: одиночество, покинутость. Где-то далеко – мир, люди, шум, дома, магазины, ездят машины, горят светофоры, все такое. А тут пустой состав, электровоз и единственный вагон, стоит посреди заброшенной станции, и вокруг – только холмы да заросли, редколесье да болота. Покинутая, дикая территория. Пустое место.
– Но ведь кто-то стрелял, – прохрипел он, кривясь от боли в боку. – Кто-то же, мать вашу, стрелял! Эй!
– Там должна быть аптечка. В поезде, да не одна, слышишь?
– Ну, мать твою налево, конечно, должна! Только я ее не вижу… зато трупы снова вижу! То в Комплексе, то здесь, везде трупаки, что ж они меня, преследуют, а?!
– Не паникуй, пехота. Чьи трупы? Ученых? Кауфман и его дочка, Ника, там есть?
Несмотря на боль и то, что ему вообще было не до того, Пригоршня заметил, что голос Химика при упоминании профессорской дочки изменился, какие-то необычные интонации в нем появились.
– Нет, тут только солдаты.
Тела лежали у бортов – упали с откидных сидений. Семеро: пять на полу, а двое так и сидят, свесив головы на грудь. Тела́ солдат есть – а их оружия нет, отметил он. Ни одного ствола. Их собрали и унесли. Но кто же выстрелил в зверя?
– Видишь человека с песочными усами? Молодой парень…
– Вижу, – сказал Пригоршня. – С веснушками? Да, лежит. Мертвый, как и остальные.
– Это Петр, – вздохнул Химик. – Мой агент в отряде майора. Значит, союзника у тебя там нет, положиться можешь только на себя. Ну и на мои советы.
Во втором отсеке Пригоршня увидел столик, шкафы и мониторы под потолком. И тоже никого.
Третий – снова шкафы, снова откидные сидения. Сдвинутая дверь в борту, за ней хмурый осенний день. Открытый тамбур электровоза на другом конце отсека, в тамбуре на полу тело. Там темно, плохо видно, но ясно – очередная жертва выброса. И аптечки нигде нет… Плохо… Мысли плыли, как кораблики в ручье, вяло толкались бортами и тонули… тонули… шли ко дну… Он медленно повернулся кругом и присел под бортом.
Звук сверху. Прямо над головой. Шаги? Точно, кто-то идет по крыше. Осторожно так. Крадется. Ну конечно, с вагона и стреляли, удобная позиция. Шаги сместились вбок – человек подошел к краю – донесся легкий скрип. Он там спрыгнуть хочет?
Мир тускнел, звуки стали гулкими, далекими. Пригоршня уплывал в смутные дали, полные невиданных животных и странных явлений.
– Все, Химик, я в ауте, – сказал он и закрыл глаза.
Далеко-далеко от него осунувшийся человек с неумело загипсованной ногой, лежащий на груде матрасов, что-то ответил, но Пригоршня его не услышал.
Глава седьмая
Два куска лейкопластыря крест-накрест белели на боку. В центре, где рана, был бугорок, испускающий легкое золотистое свечение. Если нажать – болит. Если не нажимать… тоже болит, но совсем чуток.
Убрав с раны палец, Пригоршня сел и огляделся. Он был в заднем отсеке вагона, дверь наружу задвинули, хотя не до конца. В щель задувал холодный ветерок. Зябко, но это не болезненный озноб, как раньше, просто осень же, октябрь. Тем более, на нем только штаны и ботинки, рубаха валяется рядом.
И оружия нет.
Он поджал ноги, приготовившись вскочить, если понадобится. Нож на месте, исчезли только пистолет с автоматом и силовая винтовка.
– Химик… – пробормотал он, выпрямляясь. – Химик, мы снова вместе. Что у тебя?
Из соседнего отсека доносилось слабое ритмичное шебуршание. Сообразив, что исчез также и артефакт из кармана, Пригоршня снова глянул на рану. Получается, ее обработали «желе»? Черт знает, надо спрашивать у того, кто обработал. Когда его вырубило, стащили рубаху, уложили под бортом и занялись раной. Потом ушли и оружие с собой унесли. А деньги? Он открыл небольшой карман на лодыжке, куда сунул купюры из сейфа. На месте: лежит тугая пачка, перехваченная резинкой. То ли не заметили, то ли не взяли. И – кстати – тут же поблизости, то есть совсем-совсем близко, должна лежать гораздо бо́льшая сумма! Этак на пару нулей большая!
Доносящийся из другого отсека звук не стихал. Он натянул рубашку и пошел к проему в перегородке, застегиваясь на ходу. Сообразив, что Химик до сих пор не ответил, позвал громче:
– Агент! Сеанс связи объявляется открытым!
И снова ответа нет. Что случилось?
В отсеке с мониторами Пригоршня в одном из шкафов увидел брезентовую куртку, достал и натянул. Воровато оглядевшись, встал у крайнего шкафа.
– Химик!
Молчит. А может, подслушивает? Затаился, шпион, уши торчком – и слушает, чем занимается Пригоршня. Они, агенты, контрразведчики и разведчики, лазутчики и шпионы, народ вредный, коварный, недобрый. Хотя Химик – вот чувствовал Пригоршня по разговору – нормальный мужик. Ясно, что у него свое задание, свои цели, совсем не совпадающие с простой и конкретной целью Пригоршни, но не получалось относиться к агенту, как к врагу. Пригоршня теперь о майоре Титомире думал, как о враге, а Химик для него оставался нейтралом, даже в чем-то симпатичным. Тем паче, он все же научник, ботаник-лаборант, и армейская контрразведка для него как бы второе место службы.
Тихий ритмичный звук все не прекращался. Пригоршня еще раз огляделся и обхватил верхнюю часть шкафа. От предвкушения у него вспотели ладони, руки скользили по металлу, он взялся крепче и потянул. На себя, потом в сторону. Клац! – шкаф, на треть провернувшись вокруг оси, отъехал вбок вместе с круглой подставкой, которая была не частью пола, как казалось со стороны, а крышкой.
Открылась ниша в полу, широкая и неглубокая. В ней стояли несколько открытых пустых контейнеров для артов и в глубине – железный чемоданчик. Сердце заколотилось в бодром ритме военного марша. Пригоршня присел, схватил чемоданчик. Тот был закрыт на обычный замок, никаких шифров. Стараясь не стучать, чтобы Химик не услышал и не заинтересовался, чем там занимается полевой агент, он поставил чемодан возле сдвинутого шкафа, щелкнул замком и открыл.
Гладкие металлические стенки и эластичные ремешки на скобах. В душе́ все опустилось. Никаких банкнот. На тебе, Пригоршня, выкуси и подавись – нет денег!
Так, и где они? Кладя чемодан на место и сдвигая шкаф, он напряженно размышлял. Деньги забрал майор Титомир, это самое вероятное. Почему вытащил из чемодана? Только одна причина: ходить по Зоне с ним неудобно, купюрами лучше набить рюкзак. То есть, даже если майор с остатками своих людей выехал отсюда на амфибии, все равно рюкзак сподручнее. Да и внимания не привлекает. Итак, что мы имеем? Майора с капитаном Ковачем нет, научников нет, денег нет, амфибии нет. Сталкеров, которые должны были принести сюда «доминатор», тоже нет, по крайней мере, в поезде или рядом.
Он направился в хвост вагона, слыша доносящееся оттуда ритмичное вжиканье. Знакомое такое. Взявшись за нож, пересек помещение с мертвыми солдатами и остановился на пороге заднего отсека. Пандус по-прежнему был опущен, открывая вид на уходящие назад рельсы.
Под стеной на запасном аккумуляторе сидел невысокий человек и оселком правил заточку. Как точат ножи, Пригоршня видел неоднократно, но вот заточку – ни разу. Да еще такую. Тонкая, длинная, хищная. Деревянная рукоять в железных кольцах, на конце ее – кольцо с цепочкой. Зловещий инструмент.
Когда Пригоршня вошел, коротышка глянул на него и встал, сунув заточку в рукав длинного брезентового плаща. Плащ словно хорошенько подержали в чане с кровью, а потом изваляли в смоле или дегте, и дали всему этому застыть. Получившийся черно-красный камуфляж просто-таки пугал. Еще на коротышке был свитер, плотные штаны и черные берцы с выпуклыми железными подковками на носках. Плащ расстегнут, виден пистолет в кобуре, причем с рукояти свешивается непонятная кожаная петля. Коротко остриженные волосы торчат густым ежиком, лицо круглое, бледное, а глаза… разноцветные глаза. Правый – светлый, левый – темный, почти черный. Пригоршне почудилось, что левое плечо коротышки ниже правого, да и левую руку он держит как-то не так.