Красный Ворон, наконец, решил, что никакой опасности рядом нет, и повернулся. Скинул плащ, лег на бок, положив перед собой рюкзак, стал его расстегивать.
– А бандиты как? – спросил Пригоршня. – Они ж идут где-то за нами.
– В темноте не рискнут идти. И я не рискну, а тут тихо и место защищенное. Относительно.
Пожав плечами, Пригоршня тоже прилег. Тепло «родника» ласкало, как руки любимой женщины. Он сорвал с бока пластырь, осмотрел розовый рубец на месте раны и спросил:
– А точно эта штука безвредная?
Ворон вытащил из рюкзака сверток с едой.
– Она полезна. Не замерзнем, даже если будет ниже ноля, и сил наберемся. Утром поймешь.
– Все равно надо дежурить по очереди.
– Да. Я первый, разбужу.
В свертке были сухари, сушеные ягоды и орехи. Ни тебе мяса, ни сушеной рыбки…
– Ты что, вегетарианец? – скривился Пригоршня.
Наемник бросил в рот несколько ягод, сделал глоток чая.
– Я ем совсем мало.
– Почему так?
– Не люблю.
– Черт! – сказал Пригоршня, беря сухарь. – Вы тут все сумасшедшие. Как это – не любишь есть? Что за ерунда? Все любят! Это же… это вкусно. Особенно, когда голодный.
Красный Ворон прикоснулся к левой стороне рта, той, которая была частично парализована:
– Вкуса почти не чувствую. А в «роднике» можно сутки не есть, он и так силы дает.
Пригоршня захрустел сухарем, потом взял орех. Блин, как белочка! Еще шишек в рот напихать для полного желудочного удовлетворения. Прожевав с кислой миной, он спросил:
– Что с тобой произошло, Ворон? У тебя левая рука не в порядке, и не только рука, а?.. – он вопросительно замолчал. Черт знает, как наемник отреагирует на прямой вопрос.
Ворон не реагировал, жевал себе ягоды. Повернув голову к вершине склона, уставился в темноту. Поднялся, вытащив пистолет, тихо бросил: «Сиди на месте, проверю» и вышел за границы «родника». Пригоршня шепотом спросил вслед: «Ты услышал что-то?», но Красный Ворон уже исчез, и он привстал, подхватил с земли «Вихрь». Вроде ничего подозрительного, куда это наемник дернулся? Или заметил то, чего Пригоршня пока не видит? Стоит, пожалуй, уйти со света и подождать где-то у камня, тем более, одежда уже просохла. Он шагнул к валуну, но тут Красный Ворон бесшумно вынырнул из темноты. Вернулся на старое место и лег, как ни в чем не бывало, в той же позе. По выражению круглого лица Пригоршня понял, что объяснять он ничего не собирается, и вздохнул – ох, и напарничек достался! Чурбан чурбаном. Еще и плащ этот красно-черный. Вот что, спрашивается, за камуфляж такой дикий?
Он хлебнул из фляги и взялся за второй сухарь. Вдалеке завыл волк, ему ответил другой. А ведь за все время ни на единого зверя не натолкнулись, если не считать медведя возле рельс. Даже птиц в лесу не было. И вправду – Пустое место.
– Какое зверье живет в Зоне? – спросил он.
– Обычное.
– Как – обычное? А я слышал, всякие мутанты. Существа.
– Их так иногда называют. Это те же волки, медведи, лисы, но измененные.
– А! Как люди? Неокортекс там, то-се?
– Не знаю про неокортекс. Разница в том, что измененные люди дурнее, а звери – умнее.
– Что, сильно умные? – Пригоршня представил себе матерого волка с интеллектом человека, и ему стало как-то тревожно.
– Не сильно, но поумнее обычных. А бывают еще другие.
Наемник надолго замолчал, и когда Пригоршня уже собрался обругать его, чтоб не затыкался все время на самом интересном, снова заговорил:
– Я про них уже говорил. Другие – необычные существа, которые приходят из Петли. К тому же где-то там живут ворги.
Снова донесся волчий вой. Пригоршня завел глаза к черному небу:
– Вот что ты сейчас сказал? Какие еще ворги?
– Это люди вроде дикарей или… индейцев. Но не индейцы, ясно. Варги из Петли выходят редко. Говорят, что когда-то они были обычными сталкерами, отрядом, который случайно нашел Блуждающий город. Они вошли туда, и город их изменил. Сделал другими. И внешне, и внутри. Не знаю, правда ли. – Красный Ворон замолчал, обдумывая свои слова, и пожал правым плечом. – Не очень верю. У воргов свой язык, разве может измениться язык? Вряд ли. Хотя в Зоне всякое бывает, иногда очень странное.
Они сидели в островке теплого голубого света посреди океана темноты. Пригоршня скинул ботинки, снял куртку. Холодно не было совсем – наоборот, тепло и приятно. И одежда на удивление быстро просохла, энергия «родника» выпарила из нее влагу.
– Возле ручья ты мне помог, – произнес Красный Ворон. – Плохо.
– Да ты что? Интересно, почему?
Наемник снова надолго замолчал. Пригоршня с любопытством ждал.
– Я бы сдох в «иллюзионе», но ты меня спас. И теперь…
Снова тишина. Не выдержав, Пригоршня заключил:
– Теперь ты мне должен, а быть должником не любишь? Не заморачивайся: ты мне помог с «ветрянкой», я тебе с…
– Я думал тебя продать.
– Продать?
– Деньги твои забрать и продать отмычкой.
– Гм! – растерявшись от такой откровенности, он не сразу нашелся, что сказать. – Это ты неожиданно завернул. Ладно, а теперь, значит, не думаешь?
– Теперь нет. Ты отдал мне свою «липучку». Теперь я не могу.
Хорошо, что Химик этого разговора не слышит. Ведь наверняка не слышит, заснул, а иначе обязательно влез бы, напоминая, что предупреждал о намерениях Ворона. Не хватало сейчас еще язвительных комментариев в голове.
– Ладно, – сказал Пригоршня, тщательно подбирая слова, – хотел ты меня продать и передумал. Теперь давать спать. Кто дежурит первый?
– Ты меня обманул. Обманул, Новиков.
Это говорил Витька. Мертвый Витька. Он шел к Пригоршне, и хотя посиневшие губы его едва шевелились, но голос раздавался отчетливо, громко, прямо в голове. Вот только Витька никогда не обращался по фамилии, всегда только по имени, ну или прозвище употреблял, так почему он вдруг…
– А ведь я тебе почти поверил. Только легкое сомнение было.
Пригоршня раскрыл глаза. Надо же, сидя заснул. Синеватая дымка все так же висела между валунами, неподалеку спал Красный Ворон. Наемник разбудил его с час назад, и Пригоршня устроился дежурить, привалившись к валуну… и вот же, заснул, как желторотый сопляк!
Воспоминание о сне пропало, остался стыд. Стыд перед мертвым другом. Хотя в чем виноват Пригоршня? Ни в чем, и все-таки не по себе, ведь он жив, а Витя погиб, да еще так бессмысленно, несправедливо.
А что, было бы справедливей, если бы погибли оба? Да брось! Ты жив, вот и радуйся жизни.
– Эй! – позвал он едва слышно. – Агент, чего ты там бормотал?
– Ты меня обманул, – повторил Химик.
– Ну-ну, расскажи, интересно же.
Он старался говорить с насмешливым любопытством, а на самом деле, конечно, встревожился. Глянув на часы и убедившись, что до рассвета еще далеко, Пригоршня потянулся к фляге с чаем. Чувствовал он себя бодро, наверное, благодаря «роднику». Сна ни в одном глазу, тонус – о-го-го, хочется вскочить и бежать, что-то делать… да хоть бы подраться с кем-то.
– Здесь в отделе кадров хранятся бумажные копии файлов с личными делами. В обычных папках на полке. Вход туда строго ограничен, но замок отключился, как и на других дверях. Там я нашел твое дело.
Так! Нехорошо. Он настороженно молчал, ожидая продолжения.
– В папке всего один листок, на котором две строчки. Мол, награжден такой-то медалью. И переведен на службу в Комплекс. Все.
– Так чего ты задергался? В чем обман?
– Пригоршня, такая скупая информация означает одно: кто-то подсуетился, и сведения из личного дела целенаправленно изъяли. Ты либо агент вроде меня, либо еще кто-то…. Нет, если агент или нечто в этом духе – была бы фальшивая легенда. Убедительная. А тут, с одной стороны, заморачиваться не стали, но с другой – биографию почистили. Почему? Давай, говори. Что у тебя было? Иначе мы… иначе доверять тебе я не смогу.
– А мне, думаешь, не все равно, доверяешь ты или нет?
– Вообще-то, я полагал, что мы союзники. Если бы я не предупредил тебя насчет «свечи», твоя тушка лежала бы сейчас среди обломков дрезины. А то и переваривалась бы в желудке какого-нибудь зверя.
– Ну и что? Я же по твоему заданию покатил на той дрезине. Твой долг – помогать мне.
– Да вот, – задумчиво произнес Химик, – я уже начинаю сомневаться, что по моему заданию. Нет ли у тебя своего интереса в Зоне? Колись, друг Пригоршня. Я же против тебя ничего не имею, ты мне даже нравишься. Что ты там задумал?
Чувство раздвоенности, которое возникало каждый раз при общении с Химиком, уже порядком достало. Тот ведь считал, что Пригоршня – простой честный парень, собирается притащить ему Кауфмана с дочкой, деньги и «доминатор», и каждый раз приходилось изображать из себя именно такого человека… Нервно это как-то, напряжно. Поглядев на Красного Ворона, который спал на спине, прижимая к груди скрюченную руку, Пригоршня сказал:
– А голос у тебя бодрый, друг Химик. Полегчало тебе?
– По-моему, это временное облегчение, – вздохнул тот. – Жар посреди ночи спал, в голове прояснилось. Но к утру опять может стать хуже. Ты не переводи разговор на другое.
– Мы торговали дурью, – сказал Пригоршня.
Химик громко вздохнул. Потом сказал:
– Вот так, да? В Таджикистане?
– Ага. То есть торговало командование нашей части. Там же трафик из Афганистана… Мы с Витькой гоняли на джипе, возили. Не из самого Афагана, а ближе, на следующий пункт пересылки. И по ходу сделали одно дело. Спасли несколько детишек и женщин, прямо из-под обстрела. Подвиг совершили, как потом нам сказали.
– То-то я ночью вспомнил, что видел тебя как-то по телевизору. Ты был раненый, с рукой на перевязи. Из тебя тогда делали символ войны, но потом ты куда-то подевался.
– Из меня и Витьки. Только у меня, как мне говорили, морда лучше смотрится на экране.
– Фотогеничный.
– Вроде того. Дали медаль, наскоро подлечили, отвезли с Витькой в столицу, стали там везде водить, показывать. Интервью, всякая мура.