– Не драматизируй, – попытался я успокоить Тенгиза. – Не все так плохо складывается.
– Не все так плохо?! Ты смеешься или прикидываешься дурачком? Что мне теперь делать с этой Илоной? Как я ее возьму? Ты понимаешь, что теперь невозможно доказать ее причастность к контрабанде порошка? Ты видел, как она передавала вибрамы украинцу? Ты ее за руку поймал? Ты при свидетелях достал из подошв контейнеры и вытряс из них стимулятор?
Я отрицательно покачал головой. Тенгиз сделал мину и развел руками.
– Вот видишь.
Я сделал сильный ход:
– Но мы теперь знаем, где находится база боевиков.
Тенгиз кинул на меня быстрый взгляд.
– Так ты все-таки узнал? И молчал? Где база?
– В бывшем альплагере «Белый Князь». Там когда-то оттягивались партийные боссы Чечено-Ингушетии. Их закидывали туда вертолетами. Я слышал, что там стоят три классных гостиничных корпуса со всеми прибамбасами, медицинский корпус, шикарная кухня, и все в отличном состоянии. Базу не разворовали в перестройку только потому, что она находится в относительно недоступном месте, туда всякий чмошник не поднимется.
Тенгиз несколько оттаял. Он снова потянулся к бутылке с коньяком, отхлебнул не поморщившись.
– Это уже что-то. За это спасибо. За это нас уже не расстреляют.
– «Спасибо», конечно, хорошая штука. Но лучше поощри меня материально, – вроде как пошутил я.
– Сейчас! – кивнул Тенгиз. – Достань в заднем левом кармане рюкзака рулон туалетной бумаги и оторви себе, сколько хочешь… Кстати, а наши баксы где?
Я пожал плечами.
– Я же тебе рассказывал, что Глушков перед тем, как помереть, куда-то спрятал рюкзак. Может быть, Илона его под шумок сперла, может быть, Гельмут.
– Надо найти. Мне за них отчитываться.
– Напечатаете еще.
– Напечатаете! – передразнил Тенгиз. – Сложнейшая технология! Высшее качество подделки! Если они пропадут, мне оторвут башку. Это же инвентарь МВД!
Я пообещал Тенгизу, что обыщу весь Приют. Мы помолчали. Я ждал, когда он первым заговорит о Немовле, чтобы инициатива исходила от него, но Тенгиза тянуло в другую сторону:
– Пока я буду заниматься трупом Глухерсона, Илона свалит за границу. И Бэл, как назло, пропал. Где он может сейчас быть?
– Бэл не пропадет. Он потерял нас, и ему ничего не останется, как вернуться на Приют. Я бы посоветовал тебе для начала взять Немовлю по подозрению в убийстве Шаттуева. Простейший обыск в присутствии понятых, и ты находишь при нем психотропный препарат. Разве этого мало?
– Мало. Мы упустили немку. А она главная фигура в этой истории… Гельмута бы как-то взять.
– Гельмут чист, ухватиться не за что.
Тенгиз вздохнул.
– Ты прав. Ухватить его не за что… Подай-ка мне хоть ты руку!
Он опустил ноги и стал обуваться. Здоровый мужик, ему трудно исчерпать свои силы до конца. Несколько глотков коньяка и хорошо протопленная берлога быстро вернули его к жизни.
– Куда ты собрался? – спросил я, стараясь придать голосу равнодушный оттенок.
– Куда ж еще? На Приют, естественно, – ответил Тенгиз, доставая из рюкзака табельный «макаров» и засовывая его под куртку. – Надевай куртку и выходи. Я жду на улице.
Мне пришлось его догонять. Не дожидаясь меня, Тенгиз пошел вверх по тропе.
– Послушай, Тенгиз! Если Гельмут увидит тебя на Приюте в качестве работника уголовного розыска, то, даю голову на отсечение, тебе уже никогда не увидеть своих фальшивых долларов.
– Это почему?
– Допустим, что рюкзаком завладел он. Пока мы играем прежние роли, он, думая, что баксы настоящие, постарается как можно быстрее спуститься с ними вниз и смотаться за границу. На таможне его и возьмете. Но если он узнает, кто ты на самом деле и что его прекрасно разыграли, то оставит твой учетный инвентарь гнить где-нибудь под снегом.
– А если рюкзак взял не он?
– Тогда на таможне возьмете Илонку. Больше некому было спереть.
Глава 37
Кладбище погибших альпинистов, наверное, единственное кладбище в мире, где нет ни одной могилы. К пирамидальной скале, чем-то напоминающей обелиск, прибиты крючьями металлические таблички с выгравированными на них фамилиями альпинистов, которые когда-то ушли на вершину и не вернулись.
– Не хотел бы я вот так, – сказал Тенгиз, рассматривая траурную стену. – Жутко становится, когда подумаешь, что тела этих людей навечно вмерзли в лед и никто никогда их не найдет… Ну, давай, выпроваживай старика, а потом дай мне знать.
Я обошел Приют со стороны кухонного блока, чтобы не проходить под окном комнаты, в которой я оставил Гельмута, но едва зашел в тамбур, в котором после ослепительного света, казалось, было совершенно темно, как тотчас почувствовал на своих плечах цепкие руки и услышал взволнованный голос немца:
– Это хорошо, Стас, что я вас увидел. Вы не должен подниматься наверх. Там опасно вам быть…
Он затащил меня в коридор первого этажа, и только там я начал различать его лицо.
– Да отпустите же вы меня, Гельмут! – взмолился я. – Расскажите спокойно, что случилось?
– Я сам в это не хотел верить. Вам надо срочно уходить… Войди в комнату, тут мы будем говорить и никому не мешать.
Он втолкнул меня в складскую комнату с матрацами и одеялами и плотно прикрыл за собой дверь.
– Тот человек, который стоял рядом с нами, когды вы ломал дверь в комнату Клюшкофф…
– Ничего не понимаю, – перебил я Гельмута. – О ком вы говорите?
– Этот человек, кажется, назывался Киньязефф.
Это он о самарянине, догадался я.
– И что случилось с этим Князевым?
– Когда вы ушел, прошел час, потом пришел этот Киньязефф и сказал, что вы должен вести переговор с сумасшедшим альпинистом.
– С каким еще сумасшедшим альпинистом?
– Я не видел, мне рассказал Киньязефф, что на третий этаж жил сумасшедший альпинист, которого завязали веревкой, но он сумел веревку кушать ртом. А потом он сказал, что будет всех резать большим ножом, если ему не дадут говорить с начальником.
– Черт возьми, Гельмут, вас вместе с вашим идиотским стимулятором храбрости! – крикнул я, когда все понял. – Объяснить вам, кто этот сумасшедший альпинист и почему он сумасшедший?
Гельмут испугался моего резкого выпада против него, но еще больше он боялся услышать подтверждение тому, о чем уже начал догадываться.
– Вы думаешь, – прошептал он, глядя на меня, как на пожар в собственном доме, – что это альфа-сульфамистезал? Что этот сумасшедший…
– Именно так, Гельмут. Теперь мне понятно, почему Илону тянуло к мусорной свалке, как бездомную кошку. Она все-таки нашла ботинки и передала связному стимулятор. А тот кретин не придумал ничего более умного, чем испытать его действие на себе.
– Стас! – выдохнул Гельмут. – Но это очень опасно. Даже когда было критическое состояние и германские войска отступили к самому Берлину, командующий армией запретил солдатам кушать альфа-сульфамистезал. Хотя это приказал сам фюрер! А знаешь, почему командующий не хотел? Потому что солдаты начинали убивать всех вокруг – свой, чужой, дойчланд, руссиш, потому что всех ненавидели. А любовь они имели только на человека, какой дал им таблетс альфа-сульфамистезал или делал укол стимулятьон.
– Все понятно. Храбрость тут, собственно, ни при чем. Сплошная мочиловка, и никаких других желаний.
– Да, человек будет как бешеный пес.
– Но почему вы сказали, что мне нельзя подниматься наверх?
– Потому что вас все ищут, вы тут один начальник. Значит, вы будешь разговаривать с этим бешеным песом. Но это нельзя делать. Вы должен беречь себя.
– Естественно, Гельмут, я должен беречь себя. Ведь не вы, а я знаю, где спрятан рюкзак с миллионом долларов. И, не дай бог, со мной что-нибудь случится, тогда вы навсегда потеряете уникальный шанс.
Гельмут пропустил мимо ушей мою иронию.
– Я предлагаю идти через окно, – сказал он.
– Идти? – усмехнулся я. – Если говорить на правильном русском, то здесь более уместен другой глагол. Давать деру, например, или драпать. Вы в очередной раз толкаете меня на должностное преступление, Гельмут.
– Я не понимаю, что есть давать теру, – ответил немец, по своему обыкновению не обращая внимания на то, на что ему было невыгодно отвечать. – И сейчас есть плохое время для долгих разговоров.
– Возьмите свой рюкзак.
– Зачем? В нем нет ничего.
– Когда же вы перестанете задавать лишние вопросы! – взмолился я.
Немец, недовольно сжав губы, напялил на себя лямки рюкзака, подошел к окну, близоруко придвинул к нему лицо и стал осматривать, отыскивая, должно быть, какие-нибудь рукоятки или замки. Надо было иметь великое терпение, чтобы спокойно наблюдать за ним.
– Отойдите, воинствующий эстет, – сквозь зубы сказал я и ударом ноги выбил окно вместе с рамой.
– Надеюсь, вы не забыл взять с собой рюкзак с долларами? – спросил Гельмут перед тем, как закинуть в оконный проем свою больную, малоподвижную ногу.
Едва мы успели вывалиться на снег и встать на ноги, как на углу Приюта выросли круглые от пуховиков фигуры двух альпинистов, в одном из которых я узнал самарянина.
– Вот он! – крикнул Князев, показывая на меня рукой.
Второй альпинист, усатый и бородатый, похожий на злого священника, кинулся в нашу сторону с решимостью сторожевого пса. Я понял, что шансы на то, что мне придется вести переговоры с излишне храбрым Немовлей, стали велики, как никогда, и подтолкнул Гельмута в спину:
– Бегите вниз! Я вас догоню!
– Деньги!! Не забывай взять деньги!! – съезжая на заднице по оплавленному фирну, успел крикнуть Гельмут.
– Эй, спасатель! – угрожающе крикнул Злой Священник, с хрустом ломая ботинками снежную доску. – Нехорошо бросать нас на произвол судьбы! Это нэнсэнз!
Я не стал вступать с ним в дискуссию и со всех ног кинулся к кладбищу.
– Стой, гад! – уже с явным намерением расправиться со мной заорал Священник. Он производил столько шума за моей спиной, что из-за этого вполне могла сойти «Малышка», которую я не успел в свое время скинуть накладным зарядом.