— Нет, — сказала Ирена в ужасе.
И в тот день Анджей блестяще подтвердил ее правоту. Сначала вдохновенно руководил весельем. Потом выпил. Потом поспорил с именинником на бутылку коньяка, причем суть спора так и осталась для Ирены неясной. Анджей, однако, уединился — и спустя полчаса предстал перед гостями в облике высокой и плечистой, но вполне привлекательной проститутки (потом Ирена обнаружила разгром, учиненный среди ее косметики). Публика рукоплескала, а Ирена не знала куда себя девать — но развлечение на этом не закончилось. Анджей отправился на улицу и «снял» лысого толстяка на черной машине, и укатил с ним в неизвестном направлении. Долгий час его отсутствия стоил Ирене нескольких седых волос. Наиболее здравомыслящие из гостей уже спрашивали друг друга, не слишком ли далеко зашел господин Анджей в своей склонности к мистификациям — когда в дверь позвонили, и Анджей, все еще в платье, но уже без парика, в обнимку с пьяным толстяком явился требовать выигранную бутылку коньяка…
У Ирены волосы вставали дыбом, когда она вспоминала этот вечер. И мысль о «выводке мальчишек, из который каждый был бы похож на отца», уже не казалась ей такой привлекательной…
Это не мешало ей провожать взглядом соседских карапузов в ярких комбинезончиках.
Остаток дня она провела в постели. Привычным движением натянув одеяло до подбородка, сцепив пальцы на груди. Думала.
Когда горы в окне окончательно померкли, протянула руку и включила светильник. По комнате запрыгали тени от электрической свечки на несуществующем ветру.
Слишком много вопросов.
И усталость. И мысли о смерти как о старой приятельнице, с которой, однажды познакомившись, приходится раскланиваться всю жизнь…
Потом в дверь осторожно постучали, и, конвульсивно дернувшись, Ирена подскочила на кровати:
— Кто там?!
— Я, — сказал приглушенный голос Семироля. — Можно войти?
Дверь не запиралась изнутри. А ножка стула, которую Ирена приспособила под ненадежный засов, вываливалась от малейшего движения двери…
Стул с грохотом свалился на пол и, кажется, в его изящной конструкции что-то сломалось.
Семироль постоял в проеме. Потом переступил через рухлядь и прикрыл за собой дверь.
— Включить свет, Ирена?
— Да…
Она зажмурилась. Прикрыла глаза ладонью.
— Вы подумали?
— Да…
— Я мог бы дать вам время до завтра — но, верите ли, мне самому не терпится услышать… что вы решили?
Ирена отвела от лица ладонь.
Семироль сидел на краю кровати. Очень гладкая кожа, очень блестящие волосы, очень чисто выбитые щеки. И он снова напомнил ей Анджея — тот тоже умел вот так смотреть, взглядом выматывать душу…
— Вы ведь загнали меня в угол, — сказала она шепотом. — Не оставили… выхода. Если я скажу «нет», вы же меня прикончите…
— Обязательно, — сказал он без улыбки.
— Нормальные люди, — она усмехнулась, слишком уж нелепо прозвучало слово «нормальные». — Нормальные люди заводят себе семью… жену. И с женой плодят детей, сколько угодно и сколько получится…
— Да? И какой же вы видите МОЮ жену?
Семироль ловко сделал ударение на слове «мою».
Ирена молчала. В свое время у нее на курсе половина девчонок мечтала выйти замуж за преуспевающего адвоката. Кое-кто из них, Ирена уверена, не побрезговал бы и упырем.
— В роли моей жены, — Семироль кивнул, будто читая ее мысли, — я вижу либо дуру, либо циничную стерву… Но мы уклонились от темы. Ирена, что вы решили?
Она поежилась, глубже уходя под одеяло. Опустила глаза:
— Скажите мне… зачем вам нужен этот ребенок?
Он усмехнулся впервые с начала беседы:
— Я рад, что вы спросили. Нет, я действительно рад…
— Зачем он вам?
— Ответ повлияет на ваше решение?
Ирена оторвала взгляд от складок на одеяле. Подняла глаза — это был очень трудный, очень мучительный для нее взгляд.
Семироль выждал паузу. Хмыкнул, рассеянно погладил бумажный сверток, лежащий у него на коленях. Ирена отчего-то верила, что он не станет врать. И если ребенок нужен ему как донор, к примеру, для трансплантации…
— Не смотрите так, Ирена. Когда вы так смотрите, ваши большие печальные глаза превращаются в зеркало. Ну и премерзкий, надо сказать, монстр в нем отражается… Неужели я такой?!
Она потупилась.
— Ребенок нужен мне, Ирена, чтобы быть ему отцом. Чтобы вырастить его и воспитать, а когда-нибудь оставить ему все это. — Семироль широким жестом обвел комнату, подразумевая, очевидно, всю ферму и даже горы за ее оградой. — И пусть меня разобьет паралич, если я солгал вам. Паралич на триста лет — представляете силу моей клятвы?
Она невольно улыбнулась. Возможно, это Анджей когда-то вбил в нее этот стереотип — когда мужчина не врет, он должен ерничать…
— Вы мне верите?
— Да.
— Еще вопросы?
— Почему именно я?
— Это сложнее, — он снова погладил сверток. — Но поставьте себя на мое место… Сам родить ребенка я по понятным причинам не могу. Эрзац-матери отпадают сразу — вы себе представляете, как надо деградировать, чтобы торговать своим телом, как инкубатором? За деньги?
Ирена неуверенно пожала плечами.
— Идем дальше… Подруга? Преданная домработница? Но тут ведь парадокс — либо женщина отрекается от ребенка с легкостью, и значит, она стерва и не годится в матери. Прошу прощения, я слишком серьезно к этому отношусь. Гены… Наследственная предрасположенность… Я столько литературы по этому поводу прочитал, что мог бы сдать на бакалавра генетики…. Не важно. Другой случай — женщина не отрекается от ребенка… Куда девать ее?.. Ирена, извините. Я перехожу к самой циничной части своего рассказа. Потому что на вас у меня есть инструмент давления — ваш смертный приговор… Этой угрозы достаточно, чтобы человек даже с нормально развитым материнским инстинктом сумел преодолеть его. Я прав?
Ирена кивнула, так и не успев до конца осознать его слов. Обо всем этом она еще подумает — потом…
— …И вот появляетесь вы. Я долго ждал… Потому что смертные приговоры выносятся часто, но женщин среди приговоренных не так уж много. И они сплошь и рядом больны, развратны, психически изуродованы… Я, честно говоря, испугался в какой-то момент, что и у вас… раздвоение личности, бред, а наша психиатрическая экспертиза на многие вещи смотрит сквозь пальцы… Короче говоря, ваш второй смоделированный мир, Ирена, ваш «юноша с белым лицом» едва не стоил вам жизни.
Она подавила в себе желание спрятаться под одеяло. Как в детстве. Убежать от собственного запоздалого страха.
Все ее эмоции, как правило, запаздывают…
— …А вы, Ирена, по всем параметрам… разве что возраст немного портит дело. Будь вам лет двадцать… не обижайтесь. Было бы лучше.
— Я не обижаюсь, — сказала она механически.
Судмедэкспертиза… Она постаралась забыть ее, как дурной сон. Но сейчас, все глубже уходя под одеяло, вспомнила, что среди осматривающих ее был врач, маниакально озабоченный ее здоровьем и способностью к деторождению. Как будто не на смерть ее снаряжали — в далекий космос, где ей предстояло заселить своими отпрысками одну-две планеты…
— Я ответил на ваш вопрос, Ирена?
— Да…
— Будете спрашивать еще?
— Но ведь я маньячка, — сказала она, спиной вжимаясь в плоскую подушку. — А у маньяков… как вы думаете, сын вампира и маньячки, он…
Семироль поморщился. Лицо его, до того благодушное, на минуту сделалось усталым и нервным:
— Да. Я надеялся, что об этом вы не спросите. Напрасно, выходит, надеялся… Ну да все равно. Перед тем, как решаться на… следует проговорить и выяснить все. Дайте руку.
Она помедлила — и протянула из-под одеяла свою непривычно худую, темную на белом фоне ладонь. Семироль деловито, по-врачебному, потянулся щупать пульс — а потом вдруг крепко сжал ее пальцы:
— Ирена, я знаю, что вы невиновны.
Она мигнула.
— Я знаю, что вы невиновны. Я не знал этого с самого начала. Но, будучи специалистом… а я специалист, Ирена, специалист высочайшего класса… Проведя собственное маленькое расследование, наведя о вас справки и пообщавшись с вами, готов отдать на отсечение любую часть тела… что вы не совершали преступлений, за которые приговорены.
Она попыталась выдернуть руку; его пальцы не пустили:
— Вам скверно. Вы думаете, что я вас подставил. Изначально наметил себе в жертву, протащил через все эти круги ада… Это не совсем так. Я не всесилен, за стенами этой фермы я всего лишь адвокат. И даже я, Ирена, не смог бы… вряд ли доказал бы вашу невиновность на фоне вашего феноменального упрямства. Где вы были десять месяцев? Кому вы пообещали хранить эту тайну? Не так уж важно для меня. Безусловно интересно для суда. Нет, не отвечайте… Теперь не имеет значения. Я предпочел не рисковать… возможно, вы не знаете, но я не имею права выкупать смертников, если на процессе был их адвокатом. Если бы вас засудили несмотря на мои усилия — вы погибли бы, Ирена. А так вы будете жить.
Она наконец-то вырвалась. Села на кровати, запахнула на груди халат:
— Вы врете. Вы могли бы меня спасти…
— Не вру. Может быть, и мог бы.
— Но не стали даже пытаться… Вы даже виду не подали, что мне верите!
— Зато теперь я говорю: я вам верю, Ирена. Вы невиновны. Посмотрите-ка сюда…
Он развернул наконец-то сверток, лежащий у него на коленях. И она сразу узнала обложку и перестала сопротивляться. Серенькая невзрачная обложка ее первой авторской книжки…
— Эта вещь, Ирена, оказалась не последним аргументом… в пользу моего решения. И даже ваши параллельные миры не смогли его, этот аргумент, завалить. Я понимаю — нервы… шок… Вы — очень уязвимое существо… несмотря на вашу кажущуюся заторможенность. Вот она, эта книга… Перечитайте. Потом поговорим.
Ночь она провела, конечно же, без сна. Прыгало пламя искусственной свечки под полусферой теплого абажура.
Она принималась читать — и, просмотрев две строчки, всякий раз испуганно захлопывала книжку. Ей казалось, что все это безнадежно слабо. Ее первые вещи, собранные под одной обложкой; уже спустя год после выхода этой книги она стала ее стесняться. По-щенячьи беспомощные рассказы… Молоденький, серенький, периферийный автор…