ко Алину. Как вошла, влипла в неё и взглядом, и сознанием, так и не могла оторваться. Испуг, недоумение скоро испарились, осталось любопытство: Ольге было интересно наблюдать за хамкой, чуть не садисткой в другой обстановке. И практически ничего общего с той Алиной у этой не было. Взгляд другой, голос другой, даже движения. Словно добрая близняшка.
И, как это заведено у маникюрщиц, она начала рассказывать… Обычно в салонах велись разговоры о сериалах, новых поездках ведущих «Орла и решки», о событиях в «Доме-2», новости о Баскове, Бузовой, Лере Кудрявцевой, и Ольга слушала их с интересом: сама она телевизор почти не смотрела, журнальчики не читала, сериалы предпочитала умные и сложные, а тут вот – раз в месяц – будто оказывалась в иной реальности.
Но Алина рассказывала не о сериалах и звёздах, а о своей жизни. Как-то так ненавязчиво начала, и потекло, потекло неспешно, без нервов и рыданий в горле. Словно делилась сюжетом неоригинального, вторичного, но всё же цепляющего за душу фильма.
Ей двадцать семь. Дочка и сын, больная мать. Живут здесь, недалеко, в двухкомнатной квартире. Мужа нет и не было. Мужчины появляются, конечно, но до свадьбы не доходит. Зато детей оставляют. С детства хотела стать врачом, правда, в школе училась неважно, поэтому пришлось уйти после девятого. Окончила медучилище, стала работать медсестрой. Сначала в тубдиспансере, а потом перешла в эту больницу – и к дому ближе, и опасность заразиться туберкулёзом или ещё чем минимальная.
Денег постоянно не хватает, алименты – слёзы просто: «эти, папаши-то, никто нигде официально не работает», – поэтому, когда приятельница предложила подрабатывать в салоне красоты, с радостью согласилась. «А что – сутки на смене, сутки отсыпаюсь и по дому разное, а потом день здесь. Терпимо». Прошла курсы, стала мастером.
В ответ Ольга рассказала, что художница. О выставках, поездках, заказах портретов богатых людей, даже мэра…
Расстались чуть ли не подругами, и Ольга как-то летяще, как в старой песне поётся – летящей походкой, не чувствуя своего веса, дошла до корпуса, возле крыльца выкурила сигаретку. Поднялась в отделение. Сигареты решила не сдавать – спрячет под тумбочку. Остальные бригады медсестёр, кроме Алининой, обыскивают формально, а чаще не обыскивают вовсе; Алина же вряд ли теперь будет свирепствовать. По крайней мере, по отношению к ней… Откровенный рассказ, двести рублей сдачи, которые Ольга не взяла, имели какое-то значение.
Но она ошиблась. На следующий день шмон случился раньше, чем обычно, – во время завтрака. Обитательницы отделения были в столовой, а в это время Алина со своей напарницей переворачивали постельное бельё, рылись в тумбочках, двигали нехитрую мебель.
Входя в палату, Ольга сразу наткнулась на лицо Алины. Как и вчера, в салоне. Наткнулась и попятилась, будто ударилась о стену. Грязную и шершавую. Теперь лицо медсестры было перекошено от ненависти и возмущения.
– Это что опять? – зашипела Алина и скакнула к Ольге, помахивая «Парламентом», – какого-нибудь сантиметра не хватало, чтоб пачка тыкалась в глаза. – Это что, спрашиваю? Сколько раз говорить: никаких сигарет! Ни-ка-ких! Что, вообще запретить? А?
– Как вы можете… Как вы можете так? – Ольга говорила с усилием, будто её душили, изумлённая не самой грубостью, а грубостью после душевной близости. – Мы ведь вчера так хорошо… Как вы можете так меняться, Алина?
– Могу. А что? Сегодня – не вчера. Сегодня у меня другая функция: не давать вам тут курорт устраивать. Нашли тёпленькое местечко: лежать, покуривать… Психика у них тонкая! Паразитки.
– Заткнись! – проорала Ольга, готовая вцепиться в волосы медсестры. – Мразь! Я тебя уничтожу, скотина!
Алина отступила на шаг и спокойно сказала напарнице:
– Настя, у нас приступ. Физическая угроза персоналу. Вызывай санитаров – необходим перевод на острое.
Сюжеты
…Ну хоть на один вопрос вы можете ответить: Аменхотеп Четвёртый и Эхнатон – это один и тот же человек или разные?
На сей раз преподша Древнего мира Инна Андреевна принимала зачёт не в аудитории, а на кафедре – тёмной тесной комнате с тяжёлыми картинами, книжными шкафами из почерневшего дерева, закрытым шторами окном. Будто внутренность гробницы…
Олег подвигал плечами и пробубнил:
– Один.
– Та-ак, – в голосе Инны Андреевны появилась человеческая нотка. – А кто это такой?
– Фараон.
– Так-так. А почему же у него два имени?
Олегу было двадцать пять лет. Но сейчас он ощущал себя пятиклассником… Да нет, в пятом классе он любил историю, многое знал, получал в основном пятёрки. Теперь же его, повидавшего жизнь первокурсника столичного вуза, от неё тошнило. От одного только упоминания о фараонах, ассирийцах, Урарту, шумерах… Словно какие-то промасленные бинты от мумии совали под нос…
– Ну, что молчим?
Хотелось сказать Инне Андреевне, что она просила ответить хоть на один вопрос, а он, Олег, ответил уже на два. Но это наверняка разозлит преподшу ещё сильнее. И Олег молчал, глядя в пол, как провинившийся подросток.
Провинившийся, но не сдающийся – сюда он поступал не затем, чтобы снова погружаться в истлевшую древность.
– Почему у этого фараона два имени? – голос Инны Андреевны вновь металлически заскрежетал.
«Так прогонит или впаяет незачёт?» – вяло гадал Олег, не пытаясь выдвигать версии по поводу двух имён. А знать он, конечно, не знал. Да и не хотел.
Это была пятая пересдача, на дворе начало апреля. Скоро летняя сессия, а у него с зимней хвост.
– Судя по журналу, вы, – преподша глянула в зачётку и хлестнула Олега именем-отчеством, – Олег Валентинович, присутствовали на лекции, где я рассказывала о том, почему этот фараон из Восемнадцатой династии был сначала Аменхотепом Четвёртым, а потом стал Эхнатоном. Неужели ничегошеньки в памяти не отложилось?
Лекции Олег старался не прогуливать, но слушать получалось редко. Мозг попросту не желал включаться. Как клапаны там какие-то возникали, перекрывали…
– Вот вас здесь на писателей учат, – со злой насмешкой заговорила Инна Андреевна; сама она была почасовой, из МГУ. – Но как можно вам, будущим, так сказать, писателям, проходить мимо таких сюжетов? Даже не то что проходить, а попросту не знать. А?
Она замолчала, ожидая, видимо, что Олег спросит: «Каких сюжетов?» Олег молчал. Преподша покачала в руках зачётку – казалось, вот-вот шагнёт к столу, возьмёт ручку и черкнёт в нужной графе короткое «незач». Но не шагнула – любовь к своему предмету в этот момент оказалась сильнее злости на плохого студента. Она стала рассказывать сюжет:
– Это, естественно, крайне схематично и упрощённо – лишь суть… Итак, примерно три тысячи триста восемьдесят лет назад, при фараоне Аменхотепе Третьем, Египет находился на пике могущества и богатства. С окружающими государствами поддерживаются мирные отношения, боевых действий практически нет. Кровь не льётся. Мудрая внешняя политика: среди жён Аменхотепа Третьего сёстры и дочери вавилонских и митаннийских царей. Строятся грандиозные храмы, процветает торговля, народ благоденствует… Были, конечно, и восстания, и внешние угрозы, но для того времени его царствование стало удивительно спокойным… Аменхотеп Третий правил тридцать восемь лет. Ещё при жизни он был обожествлён, причём обожествлял себя сам, упорно называл видимым Солнцем… Кстати, каких египетских богов вы знаете?
Олег сумел вспомнить сейчас одного:
– Омон Ра.
– Во-первых, не Омон, а Амон… И что это за бог – Амон?
– Солнца?
– В итоге – да… когда добавилось «Ра»… Но это позже… Сейчас не об этом… Во времена Аменхотепа Третьего и до него Амон был богом небесного пространства, воздуха. И в эпоху Восьмой династии стал главным государственным богом. Пик поклонения ему приходится как раз на время правления Аменхотепа Третьего.
В висках у Олега закололо. Хотелось потереть их пальцами, но он боялся шевелиться.
– А после пика, как известно, происходит спад. И этот спад в отношении к Амону оказался настолько резким, что только диву даёшься… Ведь вы привыкли мерить древнюю историю столетиями, вам кажется, время тогда текло медленно, процессы происходили постепенно. А тут – события трёхтысячелетней давности можно проследить чуть ли не помесячно… Ну, или если не проследить, то представить. Вы ведь, – увлечённость в голосе преподши сменилась иронией, – потенциальные художники слова здесь собраны. Так что представляйте, домысливайте, живописуйте. А вам лишь бы… Ну ладно, – остановила себя. – Итак, умирает Аменхотеп Третий, и фараоном становится его сын Аменхотеп Четвёртый.
Олег всё же не выдержал и потёр виски.
– Слушайте, слушайте, знания лишними не бывают… На первых порах Аменхотеп Четвёртый поклоняется, как и его предшественники, в первую очередь Амону… Кстати, у египтян был монотеизм или политеизм?
«Моно – “один”, – мелькнуло в голове Олега. – У египтян не один стопудово… Осирис ещё, эта, Иштар вроде…»
– Политеизм, – сказал твёрдо.
– Хорошо. Хоть так… И вот Аменхотеп Четвёртый берёт и на второй год своего правления приказывает возвести в столице храм Атону, богу солнечного диска, не уступающий в размерах и пышности храму Амона. Лет через десять поклонение всем другим богам, кроме Атона, было вовсе запрещено. По сути, религия Египта стала монотеистической. Аменхотеп Четвёртый меняет имя на Эхнатон, меняют имена и все его родственники… Ещё в начале царствования он решает основать новую столицу. На голом месте, с нуля… А какой город был тогда столицей Египта?
Олег молчал.
– Мемфис или Фивы?
– Фивы?
Инна Андреевна обрадовалась:
– Верно!.. Так вот, началось строительство новой столицы – Ахет-Атона, что значит «Горизонт Атона». Город просуществовал чуть больше пятнадцати лет и после смерти Аменхотепа Четвёртого сначала был покинут правящей династией, потом остальными жителями, а потом разрушен как еретический центр. Его укрыли пески… Ахет-Атон обнаружили только в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия. Представляешь! Раскопки потрясли учёных. Это был совершенно необычный для древнего Египта тип города… Ладно. – Преподша словно проснулась и тяжко вздохнула. – В общем, история интересная и в высшей степени драматичная. И ничего про неё не знать и не хотеть знать… Там ведь и Нефертити участвовала, и Тутанхамон… Вот египтологи долго сомневались, что был такой фараон – Тутанхамон. До самого открытия Картером его гробницы… О ней, кстати, тоже своя история, свой сюжет… А почему не признавали? Потому что знали, что был такой фараон Тутанхатон, и потом он исчез. И появился Тутанхамон. А оказалось, что он вернул себе прежнее имя – в честь Амона. Ясно?