Домой Антон возвращался обычным маршрутом, изо всех сил стараясь вести себя так, будто ничего не произошло, ничего он не знает. А на самом деле его буквально корёжило от ощущения, что за ним следят.
Вряд ли следили, но ощущение это было очень острым, физическим. Словно к затылку прижимали холодный металлический брусок… Потом оно долго не проходило, да, по сути, до самого конца: стоило выйти за дверь квартиры, этот брусок прикладывался к затылку.
По пути завернул в магазин. Нужно было чего-нибудь выпить. Водка показалась похоронной, коньяк – мажорским, пиво – обыденным. Купил бутылку шампанского. И вот так, с ней в руке, как с дубинкой, пришёл домой.
И стал рассказывать жене.
Она вроде как не удивилась и не испугалась. Принимала его слова ровно. И ему даже стало казаться, что до неё не доходит. Пришлось доказывать:
– Тут без вариантов, понимаешь? Или они меня действительно завалят, или мы сейчас разыграем убийство. И возьмем организаторов. Понимаешь, Лен? У них фото из моего паспорта. Откуда? Паспорт при мне все эти годы, вторая фотка в паспортном столе. Значит, оттуда заказ. Те меня решили вальнуть, без вариантов. Понимаешь?
Нет, она, конечно, всё понимала. Смотрела в сторону и кивала. Времена, когда противоречила, давно прошли. Теперь в основном молча кивала и смотрела в сторону.
5
В последние месяцы Антону часто снилась Москва. Не нынешняя, а та – его детства. Родной дом на улице Правды, двор. Именно такой у них был двор, какие описывал Николай Носов в рассказах, какие показывали в старых советских фильмах про детей. Деревья, незамысловатая площадка с песочницей, горкой, грибком, ракетой, скамейками для мам, а дальше – забор из стальных прутьев и за ним огромный мир, притягательный и опасный. Опасный, потому что там машины.
Машины долго воспринимались Антоном как живые существа. Вроде лошадей, верблюдов, слонов. Люди их тоже приручили, и машины стали возить людей. Обычно послушные, но могли понести (это слово Антон запомнил после десятка сеансов «Неуловимых мстителей», где кони понесли тачанку), и тогда обычный человек, не герой, оказавшийся на их пути, обязательно погибнет…
Иногда, после долгих обсуждений и сомнений, они с соседскими пацанами выбирались за забор и, опасливо прижимаясь к стенам домов, у которых дворов не было, шли или налево, к Савёловскому вокзалу, или направо, к Белорусскому.
Вокзалы казались им замками из сказок, где происходят чудеса. Там можно исчезнуть, можно сделаться богачом, а можно нищим и остаться там жить, собирая недоеденное другими, клянча деньги (слова «бомж» Антон тогда не знал, но нищих и бездомных видел на вокзалах в изобилии). Там продавали сахарную вату, как в парках; там громкий женский голос объявлял поезда в далёкие города… Антон очень мечтал уехать…
Просыпаясь и прокручивая в голове сон, почти один и тот же – двор, уют, защищённость, поход на вокзал, страх и восторг, зачарованность, тоска по дороге, другим землям, – Антон, нынешний, взрослый, чувствовал, как сильно он соскучился по Москве. Двор вспоминался наяву с ностальгией, а вокзалы, тоска по дороге и другим землям – с отвращением. Остаться в том дворе, за прозрачным забором, навсегда…
Май в Киеве был жаркий, липковатый, душный. Много солнца. При такой погоде хорошо отдохнуть неделю, а жить – тяжело. Мозг замирает, томится, коптится, что ли… За компьютер не тянуло, хотелось пить пиво. Пойти на берег Днепра, открыть бутылочку – этот приятный короткий пук, – делать редкие, но размашистые глотки и смотреть вдаль.
После той встречи в кабинете шеф-редактора состоялись ещё две. Обговаривали детали инсценировки; Антону передали синюю футболку, в которой он будет в день якобы гибели, – вторую такую же футболку в трёх местах прострелят в служебном тире, и Антон наденет простреленную, перед тем как лечь в лужу крови… Ему сообщили, что заказаны не только он, а ещё сорок шесть человек – журналисты, бизнесмены, политики, переехавшие после Майдана из России в Украину. Антону назвали несколько очень известных фамилий.
– Вы, так сказать, у них как опытный образец, – сказал Пётр. – Если всё с вами получится… Получилось бы, – поправился. – Если бы получилось, то стали бы крошить пачками.
– Да, – подключился Василий, – как говорит ваш президент…
Антон дёрнулся:
– Кто это – мой президент?
– Извините, президент России… Как говорит президент России: врагов я уважаю, а предателей презираю. Вас всех он считает предателями. А с предателями не церемонятся.
Двадцать первого мая сказали, что операция будет примерно через неделю. В общем-то, Антону и его семье эти числа подходили – у дочки заканчивался учебный год (её устроили в русскую школу в центре Киева), и жена вполне естественно могла отвезти её в Москву (на жену гонения не распространялись). Решено было так: Елена увозит дочку, потом возвращается, дня три они живут вдвоём, а потом происходит покушение. Слово «убийство» старались не употреблять, но оно проскальзывало. Быстро поправлялись: «инсценировка убийства».
Дни замелькали. В каждом вроде бы умещалось много, а оглянешься назад – пустота. Лишь какие-то мелочи.
Антон много времени проводил с дочкой. Ей было уже двенадцать, и она удивлялась, почему папа так пытается с ней играть, как с пятилетней, сажает на колени, тискает. Елена объясняла:
– Ты едешь к бабушке почти на всё лето, и папа будет скучать. Он очень тебя любит. – И добавляла: – Если что-то плохое услышишь про папу по телику или в сети, не верь. С папой всё будет отлично. Поняла? Поняла, Мариша?
Дочка с показным равнодушием, свойственным подросткам, дёргала плечами:
– Поняла.
Была договорённость, что Елена, приехав в Москву, всё расскажет маме Антона, велит ей оградить Маришу от телевизора и интернета. Но когда именно состоится инсценировка, они не знали, поэтому риск того, что дочка увидит папу мёртвым, убитым, сохранялся.
Те четверо суток, что жена провела в Москве, Антон не выходил из квартиры. Не боялся, нет. А может, и боялся. Но не смерти, а того, что если его убьют в то время, когда Елена будет далеко, это станет чем-то вроде предательства, обмана. В инсценировку он до сих пор по-настоящему не верил: было крепкое ощущение, что его просто водят за нос, мучают этим планом, смеются над ним. А на самом деле киллер окажется настоящий; Василий и Пётр будут сидеть в машине неподалёку и наблюдать, как он, Антон, дёргается на асфальте в агонии.
Тяжело было встречаться с приятелями и товарищами, разговаривать по скайпу и вотсапу с теми немногими, кого он уважал в России, с кем общался. Представлялось, как они сначала не поверят, потом поразятся, а потом долгие двенадцать или сколько там часов будут оплакивать его, убитого, но на самом деле живого. А потом, когда узнают, что жив…
– А может, и не жив! – спорил с собой Антон. – Может, не жив! – И ему уже хотелось, чтобы действительно убили: убьют, и он станет настоящим героем, без вариантов.
Грубо и примитивно матеря себя за такие мысли, доставал из холодильника очередную бутылку пива – перед отъездом жены и дочки купил три коробки «Славутича».
Часов по восемнадцать сидел за ноутбуком, читал новости, посты в «Фейсбуке», смотрел программы российского ТВ. Отсюда, со стороны, происходящее на родине виделось особенно абсурдно, сюрреалистично. Постоянно возникали сюжеты для постов. И Антон писал:
«Будни Сверхдержавии. В Мурманске мужик вышел из барака, где жил, и провалился в придомовой сортир на улице. Сосед зашёл отлить, смотрит, в выгребной яме мужик мычит. Ну, подумаешь, в сортире кто-то тонет, эка невидаль. Отлил, развернулся и дальше пошёл бухать. Мужик окоченел в фекальной жиже. Умер.
О случившемся сняли ролик, показали по мурманскому каналу. Величие просто в каждой секунде. Инфантилизм, идиотия, алкогольная деградация, нравственная кастрация, нищета, средневековье и долбаное Северное Конго.
Уж на что я привычный, и то волосы дыбом».
И ещё:
«Способы ограбления россиян растут и ширятся. Вот что сообщает “Медуза”.
Житель Москвы Алексей Надежин обнаружил, что ворота на въезде в садоводческое товарищество, где находится его дом, самостоятельно подписались на платные сервисы МТС. Дело в том, что осенью 2017 года Надежин установил на ворота GSM-реле, которое позволяет открывать их звонком с телефона. В реле вставлена SIM-карта, но сами ворота не могли подписаться на “Полезные советы” и “Автоновости” оператора – устройство не может отправлять SMS и отвечать на какие-либо сообщения, кроме команд с паролем. “Реле успешно пережило зиму, но в конце апреля вдруг перестало отвечать на звонки. Оказалось, что баланс SIM-карты стал нулевым. Сделав детализацию, я обнаружил, что мои ворота подписались на три платных сервиса МТС, причём, по мнению МТС, они это сделали осознанно”, – рассказал Надежин. Оператор списывал по 15 рублей в день за три подписки. Москвич подозревает, что оператор подписывает абонентов на платные сервисы без их ведома, а в детализацию добавляет фиктивные SMS-подтверждения подписок.
Счастья и благосостояния вам, мордорчане».
И ещё, ещё:
«Вести с просторов Сверхдержавии.
Жители посёлка Александровка в Челябинской области избили французскую писательницу и её друга. Причиной инцидента стали трудности перевода. Астрид Вендландт решила несколько месяцев провести на Урале на свежем воздухе, где прекрасные условия для занятий творчеством. Женщина начала общаться с местными людьми на ломаном русском языке. Одно высказывание иностранки было неправильно понято, последовала агрессивная реакция.
“Это ужас здесь был! Они появились подобно трём демонам, один был с кастетом. Я орала «помогите», но на помощь никто не пришёл. Я была с другом Жаном Филиппом, который так похож на Бельмондо. Мы все, европейцы, такие кривые, аморальные люди, источник разврата, неадекватные, они придумали такую историю, что я хотела туда геев возить. А вообще, у меня нет друзей-геев”.
Прекраснодушная идиотка поехала пожить в этой загадочной, но такой прекрасной России… Ну, надеюсь, теперь мозги на место встанут».