В середине апреля первый раз поехал в центр. Ирина хотела его сопровождать, он отказался:
– Не надо. Я на такси. Постою на Плотинке, погуляю там…
Вернулся тихий, но светящийся радостью, будто выполнил трудную необходимую работу, прошёл сложное испытание.
Перед сном объявил:
– С пятницы начинаем репать.
– Правда? – Ирина прижалась к нему. – Классно!
Да, она была рада. Искренне рада. И одновременно испугана; в голове застучало как метроном: «Ну вот. Ну вот. Ну вот».
Ну вот и заканчивается их жизнь вместе. Вдвоём. Вэл вырос – окреп – и готов вылететь из гнезда. Хорошо если круг сделает перед тем, как исчезнуть.
«Куда он исчезнет, – с горьковатой усмешкой, но усмешкой там, за губами, внутри, успокоила себя. – В городе останется, и всё продолжится, как до аварии».
Наверняка продолжится. Он будет поблизости. Но нынешний, её домашний Вэл исчезнет.
И через недели две случилось. Надо же было совпасть им на том перекрёстке Ленина и Мамина-Сибиряка. Хоть и центр, но Ирина без машины не бывала там ни разу за последние годы – не её маршрут, – и вот оказалась. «Ниссан» сдала на переобувку, смену масла, диагностику после зимы, а сама решила проверить, так ли хорош новый маникюрный салон, который все хвалили.
Маникюр ей понравился, и ещё мелькнула мысль, что Вэл заметит, похвалит. Шла такая радостная к трамвайной остановке – давно не каталась на трамвае. Тепло было, хорошо. И тут увидела Вэла и девушку.
Сначала подумала, что та самая Ольга. Тоже светлые волосы, тонкая фигура, отшлифованное личико… Нет, эта была моложе, взгляд наивный и счастливый, щёки пухлые и тугие, как бывает только в юности. И у Вэла счастливый взгляд. Он что-то увлечённо сыпал, быстро-быстро, без всякого усилия. Ирине он никогда вот так ничего не рассказывал – даже шутки, забавные ситуации всё равно получались у него с пробуксовкой. Она объясняла это травмами, слабостью.
Они выходили с бульвара на перекрёсток, а Ирина двигалась им наперерез.
Сейчас Вэл оторвёт от этой взгляд – нужно ведь будет переходить улицу – и наткнётся на неё. Ирина резко развернулась, встала к ним спиной. Сделалось странно неловко, точно это она совершила плохое и её сейчас поймают… Да, он вполне может решить, что следит. А она не следит. Случайно. Или это судьба такая – получать удары на улице: тогда про манок услышала от шедших рядом тёток, теперь это…
Не заметил, прошли мимо, перебежали на красный свет через Ленина, повернули направо в сторону Исети. Там, на набережной, сейчас много людей. Много счастливых людей. Гуляют после рабочего дня. А она… Она одна снова.
Вэл пришёл домой вечером. Не поздно, часов в девять. Сперва выглядел обычно, но, кажется, заметил что-то в Ирине, изменился.
– Слушай, я сказать хотел… – Присел к столу на кухне, за которым она пила чай, а вернее, делала вид, что пьёт: нужно было показать, что у неё всё хорошо – заварник с цветочками, джем, печенюшки в вазочке; бергамотом пахнет, клубникой…
– Да? – Она изобразила удивление. – Что-то случилось?
– Да нет, не случилось… Мне просто… – Вэл мялся, скулы подрагивали от желания и боязни произнести важное; ей вспомнился он тот, в реанимации, скулы у него подрагивали так же, но тогда от отсутствия сил, физических сил. – В общем, пора мне, Ир. Извини, ухожу, в общем. Пора.
Встретились взглядами. Его глаза просили: «Можно?» Её – она хотела верить – были спокойны. Мудры. Внутри, конечно, клокотало, но как-то не очень. Она думала, будет больнее, будет так, что не сдержится… Нет, сдержаться не требовало больших усилий… Может, если бы он не сказал этого, а пошёл играть на гитаре, вечером лёг с ней рядом, она бы взорвалась, превратилась в визжащую бабу. А может, и нет.
– Знаешь, я с девушкой познакомился… У нас, – Вэл заторопился, – у нас не было ничего. Да. Но я… я влюбился, по ходу… Нет, не в этом дело. Пора просто. Извини, Ир.
«По ходу» вставил наверняка специально. Мог бы другое слово подобрать, но выбрал это. Из тусовочного лексикона. «По ходу», «в натуре», «кайфово»…
– Понимаешь, Ир?
– Да, я понимаю. – Она услышала, что голос у неё деревянный; кашлянула, кивнула на чайник: – Будешь?
– Не хочу… Я тебе очень благодарен, Ир. Очень, без дураков! Если б не ты… Я тебе песню посвящу – я уже начал писать. Девушка со струной. Это ведь метафора целая… Ир… Спасибо тебе.
Он взял её руку, сжал в своей и отпустил.
– Я пойду.
– Конечно.
– Да?
Её развеселило это детское «да?», и давящее на плечи, сгибающее спину в горб свалилось.
– Володя, что ты спрашиваешь? Как маленький. Можно, конечно. Я рада, что ты здоров. Что вернулся. Мне было хорошо эти месяцы, точнее, мне это было нужно. Я поняла, что я сильная.
– Ты сильная, Ир, – с готовностью подтвердил он, с излишней даже готовностью. – Ты удивительная. – Снова взял её руку, щупая пальцами костяшки, перебирая их, как чётки. – Я и не знал, что такие бывают. Правда! Все ведь, знаешь… Не знаю… Спасибо тебе.
Собрался он быстро. Гитару, тренажёр оставил. «Потом, может, ладно?» Через десяток минут стоял в прихожей с рюкзаком на плече… Ирина вспомнила, что рюкзак он купил с неделю назад. Она тогда не поняла зачем – решила, просто понравился.
– Да, я признаться хочу, – сказал после того, как они не очень-то крепко, как знакомые, обнялись. – Я тогда твоего кота побил. Ну, когда он совсем уж… И пообещал, что уйду скоро. И он перестал…
Ирина улыбнулась и кивнула. Поцеловала его в щёку и толкнула к двери.
Он вышел, растерянно постоял на площадке, будто забыв, где что, а потом торопливо пошагал по лестнице. Лифт вызывать не стал.
Ирина закрыла дверь, повернулась лицом к квартире. Двухкомнатной и тихой. Но что-то где-то мягко шлёпнулось, и из спальни, подняв хвост, выбежал Клюша.
3
Двадцать пятого мая в клубе «Дом печати» группа Вэла давала первый концерт. Не сольный – выступала перед знаменитой «Курарой», – но всё равно это было событием. Настоящим возвращением, считай, с того света или уж точно из тюрьмы инвалидности. Мало кто верил, и вот случилось.
Ирина, конечно, пошла.
Во дворе торчали знакомые и незнакомые, одни традиционно обсуждали внешность вокалиста «Курары», другие – ту уже давнюю аварию, удивлялись, как Вэлу удалось выкарабкаться. Некоторые были в курсе – как – и приветливо-благодарно кивали Ирине, шёпотом, слышным ей, объясняли, кто это…
Стали запускать. Ирина купила билет, пробралась ближе к сцене. Постояла, оглянулась – зал был почти полон. Наверняка из-за Вэла.
На сцену вышли барабанщик, басист, скрипач. Занялись инструментами. Сыграли короткий джем, заодно подстраиваясь. Потом появился Вэл. Такой же, как год назад. Высокий, с золотистыми прядями, крепкий, сильный. Легко поднял прислонённую к монитору гитару, перебросил ремень через плечо, поправил микрофон и стал говорить:
– Как вас много. Спасибо! Я вернулся, чуваки!
В зале радостно засвистели, заулюлюкали, захлопали. Вэл остановил шум поднятой рукой.
– Я хочу поблагодарить вас всех, что верили в меня, не забыли. Я хочу сказать спасибо Ирине, которую многие из вас знают как Девушку со струной. Если бы не она… Она меня спасла, короче. Реально. Я хотел написать о ней песню, но пока не нашёл таких слов, чтоб выразить. Я просто хочу сказать ей: «Девушка со струной, спасибо, что я живой!» Спасибо, Ирина… А сейчас – наши старые и новые вещи. Поехали!
Ирина стояла внизу, в толпе, и улыбалась.
Полчаса
За занавеской, в подсобке, однокурсницы резали подарочные члены и ржали. Посетители, молодая красивая пара, подозрительно косились в ту сторону – наверняка думали, что за ними подсматривают. Татьяна отогнула занавеску:
– Девки, хорош беситься. Всех мне распугаете.
Женька и Славка подавились смехом, закивали: да-да, больше не будем. Но глянули на тарелку с сочно-фиолетовыми кружочками и заржали снова. И снова подавились.
– Выгоню ведь.
– Всё, молчим, Тань, прости.
Ну, не выгонит она их, конечно. Куда им – в общагу? Пусть лучше здесь. Напьются чаю, наедятся…
Ещё до того как Татьяна сюда устроилась, хозяин привёз несколько коробок мармеладных пенисов и велел раздавать их бесплатно. И тем, кто сделает покупку, и тем, кто пойдёт к выходу пустым. «Дарите, ничего страшного. Может, потом появится желание ещё заглянуть. Глядишь, и завсегдатаем станет».
Но от подарочных членов почти все отшатывались, как от заразы. Вот-вот срок годности кончится. И Татьяна скармливает их общаговским однокурсницам. Те вечно голодные.
С собой брать запрещает. Только здесь. У них ума хватит бегать с ними по институту. Поймают: это Татьяна дала? И без этого неудобно, что здесь работает. С радостью бы уволилась, но где возьмут студентку на четыре часа по три раза в неделю…
Наблюдала за парой. Да, красивые, будто кем-то специально подобранные друг к другу. По одному стандарту.
Обычно ведь как: он плотный, квадратный лысун, а она тощая, патлатая, или же она коренастая, низкопопая, с короткой стрижкой, он, наоборот, поджарый, высокий, вихрастый. Да, природа соединяет таких, прилепляет, чтоб разнообразить породы. И лишь иногда попадаются вот такие двое – он и она, – на которых просто любуешься, не завидуя, не раздражаясь, а тихо удивляясь, как произведению искусства.
Лет слегка за двадцать, обручальных колец нет на пальцах. Это сейчас ни о чём не говорит, но, кажется, они действительно не женаты. Но живут наверняка вместе. Встречающиеся на несколько часов вот так уверенно-спокойно друг друга не обнимают – он её за талию, вернее, чуть ниже, там, где крестец, а она его за плечо: длинную пухлую руку выше локтя прижала к спине, а кисть лежит на его плече. Пальцы слегка смяли рубашку.
Одеты в таком слегка ретростиле: на ней приталенное, в крупную розу, платье с пышным подолом, полуботинки с ремешками, на нём бежевая рубашка с коротким рукавом, чёрные брюки со стрелками, чёрные лакированные туфли.
Медленно двигаются вдоль стены-витрины. Там игрушки, аксессуары, приспособления, предназначенные для так называемого разнообразия интимной жизни. За некоторые Татьяне стыдно, и, будь её воля, выбросила бы их на свалку или лучше сожгла. Но кое-что наверняка полезно, когда просто тело партнёра уже стало… Нет, не надоедать, а… У Татьяны было мало парней, самые длительные отношения уместились в полтора месяца, поэтому сформулировать для себя, зачем люди приобретают трусы из кожзама или хлыстики, наручники, прозрачные туфли на высоченных подошве и каблуках, в которых ходить невозможно, она пока не могла. Но зачем-то им это нужно.