ГЛАВА 8
Слава (Изгой)
Открыл глаза, всматриваясь в очертания знакомых предметов, и потянулся правой рукой к будильнику. Даже не глядя на него мог точно сказать, что на часах ровно пять утра. Каждый раз заводил, и еще ни разу не пришлось проснуться именно от его звонка — на протяжении многих лет я просыпался в одно и то же время. Словно внутри — свой часовой механизм, который никогда не дает сбоев. Душ, стакан воды, упражнения и пробежка. Как четкий алгоритм или ритуал, без которого не проходил ни один день. Когда-то муштрой все это считал, ненавидел и клялся, что выберусь. Добился своего, только до сих пор, когда бегу через лес, между лопатками жжение чувствую — именно в это место прикладом получали те, кто отставал во время марша-броска. Тогда же и имя свое второе получил — Изгой. Одним его дают при крещении, мне же его подарили, когда чуть не подох в лесу от потери крови. Никого к себе не подпускал, выл, как собака, от боли, но приблизиться не давал. Сказал, что сам оклемаюсь, если нет — значит, так тому и быть. Они ушли, и правильно сделали, я бы на их месте даже не приблизился. Когда твое единственное задание — выжить, все свое благородство и сочувствие нужно засунуть куда подальше.
С того времени много воды утекло, а привычка осталась, словно срослись мы с ней. И позже я понял, почему не могу уже иначе. Потому что смог выжить тогда благодаря этой жесткой дисциплине и самоконтролю. А еще я научился быть незаметным. Маленький неприметный домик за городом, одежда неярких тонов, покупки в разных магазинах, чтобы ни в одном из них не стать постоянным клиентом. Минимум вещей, чтобы в любой момент можно было их собрать и сорваться с места. Никаких фото, кредитных карт и банковских счетов. При себе всегда наличка на первое время и пакет документов с новым именем и фамилией.
Даже когда Граф нашел меня, в моем жизненном укладе ничего не изменилось. Я не переехал в шикарные апартаменты, не сменил толстовку на костюм от Армани и не передвигался в сопровождении охраны. Охрана — это вообще бесполезная опция. Так, разве что ради статуса. Ни один телохранитель не сможет тебя защитить, если за твое убийство заплатили настоящему профи. Я не знаю, сколько таких вот, уверенных в своей неприкосновенности, погибли от пули из моей винтовки. Не считал… вернее, перестал. В любом задании интереснее всего была подготовка — когда ты на какой-то период времени словно живешь чужой жизнью. Проживаешь ее вместе с тем, кому всадишь пулю в лоб или затылок. Изучаешь привычки, распорядок дня, маршруты, продумываешь самое удобное место, с которого легко скрыться и остаться незамеченным. А дальше — все уныло и неинтересно. Каждый раз одно и то же. Выстрел, паника, страх, удивление в глазах, растерянная охрана, которая мельтешит возле своего уже бывшего работодателя, задирая головы вверх, вертя ими по сторонам и размахивая пистолетами. Скучно, господа, вы на удивление предсказуемы…
Я ехал по ухабистой дороге, думая о том, во сколько мне потом обойдется замена подвески. Вроде пару десятков километров от города отъехал — а чувство, будто в каменный век попал. Не так широк шаг цивилизации, оказывается. Чертыхнулся, когда увидел развилку, и конечно — никакого указателя. Твою мать, да где же находится эта зачуханная психушка с видом на сосны? Не знаю, которая по счету за последние несколько месяцев. Но я уверен был, что мы на верном пути. Интуиция. Чутье какое-то подсказывало, что найдем то, что ищем. Я что зря, что ли, возле Ахмеда столько времени терся?
Поплутав еще несколько минут, выехал на тропу и через метров пятьсот увидел старое здание, огороженное высоким, но таким же обветшалым забором. Вышел из машины, вдыхая чистый воздух и прислушиваясь — тихо, как на кладбище. Да уж, веселая ассоциация… Постучал в ворота, и через несколько минут услышал, как кто-то приближается. Мужчина лет шестидесяти осмотрел меня с ног до головы и удивленно спросил:
— А вам кого, юноша?
— Мне главврач нужен, или кто тут у вас заведует…
— Иннокентий Викторович? Его нет сейчас, но он скоро должен быть. С транспортом у нас тут туго, автобус раз в три часа едет. А вы проведать кого, али как? У нас тут гости — большая редкость… — и вздохнул как-то очень тяжело.
— А пациентов много? — почувствовав, что старик явно соскучился по общению, я решил разузнать как можно больше.
— Да так…
Я вдруг заметил женщину, сидящую на лавочке. Голова платком покрыта, из-под него выбилось несколько светлых прядей, посеребренных сединой. Странно, лицо достаточно молодое, а уже седая. Она держала в руках какой-то сверток и раскачивалась из стороны в сторону.
— Эх-х-х, опять Галина Сашеньке колыбельную поет…
— Какому Сашеньке? — я посмотрел на старика, словно на сумасшедшего. А может, он тоже один из пациентов и рассказывает мне басни?
— Сашеньке, ребенку своему… Она у нас больше десяти лет уже. Тихая, спокойная, никому слова плохого не скажет. Ее привезли к нам на лечение, а как курс закончился, так Иннокентий Викторович пожалел — оставил здесь. Она тут убирает, да в столовке помогает с готовкой. Говорит, ребенка у нее забрали… Сашеньку.
Я сам не заметил, как напрягся. Внутри словно кольнуло что-то — сердце даже быстрее застучало. Пока сходится все. Ребенок, и временной промежуток. Черт, неужели нашел?
— А поговорить с ней можно?
— Можно, конечно. Только… — Старик замялся, но потом продолжил, — виду не подавайте, что это кукла в пеленке. Она потом плакать будет, долго будет плакать…
Все происходящее походило на какой-то гребаный театр абсурда. Женщина с куклой вместо ребенка, и все делают вид, что верят ей. Черти что. Они их тут лечат или наоборот — еще больше с ума сводят? Хотя мне плевать, передо мной другая задача сейчас стояла. Надо сыграть такого же психа — сыграю и глазом не моргну.
Я подошел к лавочке и присел рядом. Черт, знал бы — игрушку бы купил, для Сашеньки. Бл… хрень какая-то. Так, Изгой, подключай давай… обаяние, или как там его? Самому над собой поржать захотелось — шрам в пол-лица, нос неправильно сросся после очередного перелома в потасовке, обаяние так и прет.
— Здравствуйте, Галина… Какой у вас, кхм, красивый малыш… — смотрю на синие немигающие глаза куклы и чувствую себя последним идиотом.
Она все время молчала, даже не заметила, как я подошел к ней, но как мои слова услышала, словно ожила.
— Да, это же Сашенька… моя доченька. Знаете, она сегодня впервые сказала слово "мама"…
— Поздравляю… И глаза какие красивые, как небо голубые…
Она вдруг в лице поменялась и куклу отшвырнула, начав рыдать, и бросилась на меня с кулаками.
— Это не Сашенька… куда вы дели мою девочку?? Куда? Это не мой ребенок. Не мой. У Сашеньки глазки карие, и родинка за левым ушком… Это не моя… не моя…
Она молотила меня кулаками, на ее визг прибежал старик, а остальные пациенты повыглядывали из окон. Они испугались, и через пару минут там началась настоящая паника. Больные носились по своим комнатам, хватаясь за головы, кто-то прыгал на кровати, другие — так же, как и Галина, рыдали, третьи бились о двери и стены. Весь этот балаган пришлось "разогнать" двоим шкафоподобным санитарам и медсестре, которая уколола им какое-то успокоительное. Бл… Только этого не хватало.
— Уезжайте, уезжайте, я никогда ее такой не видел… Что вы ей сказали… Господи милостивый, да что же это такое? — обеспокоенный старик размахивал руками, хватаясь то за голову, то за грудь.
Твою ж мать, откинется еще тут, к чертовой матери. Надо валить.
Галина все это время продолжала выкрикивать ругательства и проклятия в мой адрес, дрожа в истерике…
— Верните мне ее… верните… У нее вот тут, — схватила себя за безымянный палец правой руки, шрамик есть. Она блюдце разбила и порезалась, а я недосмотрела… Верните… где же ты, моя девочка-а-а…
Я вышел за ворота и, оставляя позади этот в прямом и переносном смысле сумасшедший дом, набрал Графа:
— Андрей, кажется, мы ее нашли…
Ахмед
Ахмед поставил размашистую подпись на документе и подул на чернила. Сделка с китайцами состоялась на самых выгодных для него условиях. Сделка, которую он желал провернуть еще в прошлом году, но как всегда ему помешали проклятые Вороны. Пришлось уступить в цене, но самое главное он получил свою долю в этом огромном и жирном куске пирога. Эта ниша рынка полностью принадлежит Нармузинову. Новинки высоких технологий, которые теперь доступны ему в числе самых первых. Новые смартфоны, телевизоры, компьютеры по самой выгодной цене. Кианг Чен получил за это то, чего хотел — свою долю из шести с половиной процентов на Якутском алмазном прииске. Не так много, чтобы войти в совет директоров, но и не мало. Доля ощутимая, но для Нармузинова не столь важная, если учесть, что именно он получил взамен.
Ахмед удовлетворенно ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Словно из ниоткуда появился мужчина в белом костюме и склонился в поклоне.
— Отнеси адресату. Проследи, чтоб просмотрел при тебе и подтвердил получение.
Слуга осторожно взял папку, потом припал к руке Ахмеда губами. В этот момент дверь кабинета распахнулась, и Рустам без стука вошел в кабинет. Незваный гость замер на пороге, сжимая в руках белую картонную коробку, покрытую бурыми пятнами. Ахмед резко повернул голову:
— Рустам, мать твою, почему без предупреждения? Какого хрена ты сюда притащил эту дрянь?
— Ахмед, — голос верного плебея Нармузинова дрогнул, — это подбросили мне под дверь. Там голова. Давай отбой. Не вези бумаги — китайцы решат, что это твоих рук дело, и нам тогда несдобровать. Нельзя сейчас отсвечивать.
— Чья голова?
— Зихао Цзяна.
Ахмед даже не дрогнул, он внимательно смотрел на Рустама, только пальцы шариковую ручку сжали с такой силой, что она треснула пополам.
— Кто? — снова сел голос и Нармузинов прокашлялся. Последнее время у него частенько сдавали голосовые связки.