— Успокоилась, дура малолетняя? — сквозь шум воды властный голос, и я медленно раскрыла глаза, глядя на его лицо вблизи. Стоит под водой вместе со мной. Такой же мокрый насквозь. — Чокнутая.
От холода зуб на зуб не попадал, а я смотрела на него сквозь пелену воды… на то, как капли катятся по его смуглой коже и как он держит одной рукой мои руки за запястья, а второй мою шею. Вода смывает кровь с порезов. И я понимаю, что и он порезался, когда выдирал у меня стекло. В черных глазах уже нет ледяного безразличия, они теперь иные… и мне кажется, я лечу туда, в омут этих расширенных зрачков, как в водоворот. Всего лишь в нескольких сантиметрах от меня. В радужках мое отражение и мокрые ресницы, такие длинные. Ослабил хватку на моей шее, большой палец прошелся по моей скуле.
Я перестала дышать, и сердце замерло, а потом забилось с такой силой, что у меня зашумело в ушах. Воронов смотрел на меня так, словно резал на живую, как лезвием. Словно его яростная ненависть материализовалась, и могла искромсать меня на куски. Она жгучая и живая. Огненная. Обжигает мне дыхание. Я судорожно втянула воздух, когда вдруг поняла, что он невольно скользнул взглядом по моему телу. Капли воды стекали по коже и мужской взгляд вспыхнул, когда задержался на груди с напряженными от прохлады сосками. Почему-то под этим взглядом по телу прошла волна жара.
Я опустила взгляд на его мокрые губы и снова посмотрела в глаза. Теперь его пальцы, сжимающие мои запястья, жгли кожу. И я вдруг подумала о том, что хотела бы узнать, каковы на вкус его мокрые губы именно сейчас… они холодные?
Сама не поняла, как потянулась к ним губами и пальцы на моей шее дрогнули. Опустил взгляд на мой рот и так же, как и я, снова смотрит в глаза, сам наклоняется ко мне. От предвкушения закатились глаза и участилось дыхание. Все вдруг исчезло, перестало иметь значение, только вода шумит в воспаленных мозгах. В ту же секунду его пальцы на моем горле разжались, он резко повернул регулятор воды и выключил ее. Еще несколько секунд смотрел на меня, потом грубо оттолкнул и, сдернув со стены полотенце, швырнул мне в лицо.
Вышел из душа насквозь мокрый, оставляя после себя лужи на полу, а я прижалась к кафелю и зажмурилась. Я сама не знала, какого черта сейчас произошло.
Потом вокруг меня кудахтала Тамара Сергеевна, которая наступала на битые стекла, сожалея о невероятно дорогой вазе. Она бинтовала мне запястья, называя меня карой небесной и исчадием ада, а я услышала, как от дома отъехала машина.
ГЛАВА 10. Андрей
Хлопнул дверью с такой силой, что казалось, она слетит с петель. Быстрыми шагами — в свою комнату, на ходу расстегивая пуговицы промокшей насквозь рубашки. Только у меня ни черта не получалось, как будто собственные руки слушаться перестали. Дьявол, что это сейчас было? Что, бл***, на меня нашло? До сих пор тело потряхивает и горит внутри все. Под водой ледяной стоял, а вместо холода жар ощутил, когда к ее коже прикоснулся. Мягкая… бархатистая… хочется трогать еще и еще. А когда заглянул в глаза ее полуприкрытые, с поволокой — увидел, как в них искры пылают. Яркие и обжигающие. В этом взгляде не осталось ничего от той малолетней наивной девчонки, каковой я привык ее считать. В них женское предвкушение. Желание в чистом виде. Смотрел на капли, которые сверкают на кончиках длинных мокрых ресниц, и у самого перед глазами все поплыло, завертелось, пеленой дымчатой покрылось, и желание внезапное и острое — прижать к холодному кафелю… Мотнул головой яростно, злясь на самого себя… "Хватит, Воронов. Остынь. Как будто девки мокрой не видел"
Зашел в спальню, швырнул на пол мокрую одежду и залпом выпил несколько бокалов коньяка. Ручку окна на себя рванул, впуская в комнату холодный воздух, и сделал несколько глубоких вдохов. Меня потряхивало от возбуждения. Настолько сильного и острого, словно у меня женщины годами не было. Эрекция не ослабевала, причиняя почти болезненные ощущения.
К пачке сигарет потянулся — нужно мысли в порядок привести. Только все равно девчонка дальше перед глазами стоит. Под струями воды, в этом своем мокром платье, которое облепило грудь, и мне невыносимо захотелось сжать ее в ладонях. И в губы впиться, стон ее глотая. Я знал, что она непременно застонет, когда буду пожирать ее рот, потому что на мои губы смотрела, и глаза подернулись дымкой. Я этот взгляд кожей почувствовал. Черт. Что за хрень? Как наваждение какое-то… Как будто и сейчас рядом стоит, а ее дрожь мне передается. Собственная реакция взбесила настолько, что захотелось вдруг выволочь ее из комнаты и отправить к ублюдку-Ахмеду, только чтобы не видеть больше. Потому что мне, бл***, не нравится то, что происходит со мной. И с ней тоже, дьявол ее раздери. Эта маленькая дрянь каким-то необъяснимым образом действовала на меня, выводила из равновесия, вызывала непонятные эмоции… То ненависть, то сочувствие… То желание сломать, наслаждаясь, как голову склонять начинает, то ярость на самого себя, что жалею в последний момент.
Думал, убью на месте, когда про жену тогда сказала, одним выстрелом прикончу. Помню, даже рука дернулась к кобуре, только я ствол перед этим охраннику отдал… как чувствовал. Иначе не знаю, чем бы закончилось все. Швырнул в машину, задыхаясь от злости, а потом смотрел, как она ладонью кровь с разбитой губы вытирает, и понимал, что в следующий раз не сдержусь. Как и то, что она не угомонится. Упертая идиотка. Не понимает, дура, что только что на волосок от смерти была. И самое страшное — меня все это заводило до такой степени, что трясти начинало только от мысли о ней. С самого первого взгляда, как увидел, словно что-то щелкнуло внутри. Мне за это хотелось ее придушить, нахрен.
Тогда и решил, что спугнуть нужно. Инстинкт самосохранения активизировать, чтобы мозги включила в первую очередь. На горло наступила собственной спеси и демарши свои прекратила. Страх — лучший метод. Испокон веков. Парализуй волю человека — и он твоя марионетка. Страх заставляет нас раскрашивать картины в своем воображении исключительно в темные тона, а потом поверить, что они — это и есть наша реальность.
Приказал транквилизаторами колоть постоянно, чтобы не успевала в себя приходить, а потом ужаснулась от того, что выпала из реальности. Во времени и пространстве потерялась, не понимая, что с ней происходит. Полная тишина, изоляция, видеонаблюдение, стены, покрашенные в белый цвет, и… неизвестность. А когда смотрел, как в сон проваливалась тревожный, кричала что-то, плакала во сне, сердце на долю секунды сжалось… Не знаю, о чем думал тогда — за короткие мгновения в голове миллион мыслей пролетело. Но про дочь вспомнил, кулаки от злости сжимая, и какое-то извращенное удовольствие ухмыльнуться заставило. А затем вдруг так гадко на душе стало, что я подорвался с кресла, чтобы не смотреть больше, как она хватала руками накрахмаленную простынь и мотала головой из стороны в сторону. Каждую ночь ее мучили кошмары. Каждый раз она хотела проснуться, но как только открывала глаза, ее сбрасывали в эту пропасть опять. Вымотанная, уставшая, запуганная, с бледным лицом и синяками под глазами — такой стала дочь Ахмеда через неделю пребывания в моем доме. Да и поведение сменилось, по крайней мере, она хотела, чтобы я в это поверил. Не хамила охране, молча выполнила все требования Тамары Сергеевны и ко мне вдруг на "вы" начала обращаться. Притаилась девочка. Начала думать и анализировать, а не просто свой нрав демонстрировать. А потом истерика эта, и осколки вазы, которыми исполосовать запястья захотела. Я тогда на автомате все делал, а в голове одна мысль сиреной выла — "Не позволь ей себе навредить". Не знаю, что именно заставило меня поступить именно так. Позже я пойму, что тогда впервые увидел ее искреннюю. Обычную девочку, которой просто страшно. Которая осознала наконец, что стала игрушкой в чужих руках, и от ее желания уже ничего не зависит. Именно ее отчаяние заставило тогда мое сердце дрогнуть. Словно его тонкой иглой проткнули. Быстро и неожиданно.
Последнюю затяжку сделал, затушив сигарету в пепельнице, и еще один стакан опустошил. В руки себя наконец-то взял, хотя понимал, что с каждым разом делать это все сложнее. Она будто ворвалась в мою голову мощным вихрем, разметав мысли и путая их, разрушая четкую схему, которую я месяцами выстраивал. Только черта с два я ей это позволю. И кулаком со всей силы о стену… На кольце обручальном вмятина появилась. Надел его после похорон Лены. Макс с отцом переглянулись тогда сочувственно, но промолчали, а через год Сава разговор по душам затеял, убеждал, что отпустить горе надо. Не понимал он, что кольцо это совсем иное значение для меня приобрело. Поклялся тогда сам себе, что не сниму, пока не отомщу, пока каждая виновная тварь кровью не умоется.
Вдруг зазвонил телефон — номер незнакомый, не из списка контактов. Говорить не особо хотелось, но ответил, вдруг что-то важное. Никогда не знаешь, какая новость тебя настигнет и когда.
— Слушаю.
— Алло. Андрей Савельевич Воронов? — услышал приятный женский голос с хрипотцой. Понятия не имею, кто это.
— Да…
— Это Эмма… Эмма Родионова. Главный редактор журнала "Закон и бизнес". Мы встречались с вами на аукционе…
Да, я ее вспомнил. Она подошла тогда с бокалом шампанского и протянула визитку. Говорила что-то насчет интервью и планов на вечер, бросая многозначительные взгляды и кокетливо играя с пуговицей своей шелковой блузки. Охотница за эксклюзивом и акула пера в одном флаконе. Эмма, значит… Вначале я думал послать ее куда подальше, но потом передумал. Оперся о подоконник и, посмотрев еще раз на брошенную мокрую одежду, решил, что мне явно нужен хороший секс. Дурь из головы выбить, а то вот на малолеток уже бросаться начал. Эмма — отличный вариант… Граф, прояви уважение — женщина ведь просит.
— Да, Эмма, я вас хорошо помню… — сделал паузу, и затем продолжил, — что, впрочем, неудивительно…
— Даже так? Как интересно, — в голосе моментально появились игривые нотки. Мужчины флирт чувствуют на интуитивном уровне. Могу поклясться, что она сейчас ухмылялась, возможно даже, глядя на себя в зеркало, и начала накручивать локон на палец. Она делала так же, когда подходила в тот раз. — Так что, я могу набраться наглости и потребовать у вас обещанное интервью?