— Спасибо, — буркнула я.
Я все ждала, пока он обратит на меня внимание, но, видимо, это не входило в его планы сегодня. Мистер Равнодушие и Невозмутимость решил меня игнорировать. Я потянулась за листом рекламного флаера, он оказался чистым с обратной стороны. Повертела его в руках и все же решилась к нему обратиться.
— Эм-м-м, простите за беспокойство, Ваша Светлость, а у вас ручки не найдется?
Он тут же перевел на меня взгляд, и у меня, как всегда, перехватило дыхание. Не могу привыкнуть к его глазам. Только глядя на них, я начинала понимать выражение "бархатные". Цвет насыщенный, шоколадный, с поволокой. И всегда тяжелый. У него очень большие глаза, всегда чуть прикрытые веками с длинными ресницами. Кажется, что цвет там внутри именно бархатный, а еще в них есть глубина. Непостижимая, как бездна. Невозможно понять, что там происходит на дне. И меня, как всегда, током по всему телу, крошечными мурашками. Когда он смотрит, мне кажется, что я на дьявольском аттракционе, и лечу на бешеной скорости в никуда.
— Зачем?
— Не бойся, я не всажу тебе ручку в шею. Порисовать хочу.
Бровь слегка приподнял, а мне за это выражение лица хотелось его чем-то больно стукнуть.
— Ты прям кладезь талантов. Умеешь рисовать?
— Какая разница. Мне просто хочется рисовать. Скучно с тобой. Ты как робот-андроид.
— Скучно значит? — он усмехнулся, и взгляд слегка потеплел. Я не знала, как он это делает. Умеет разговаривать взглядом, если хочет. Меняет выражение, оттенки. Никогда и ни в ком не замечала ничего подобного. Манипулятор чертов.
— Тоска зеленая. Тебе не говорили, что ты зануда?
— Говорили. Но клоуном быть обиднее, согласись?
Он достал из кармана пиджака красивую серебристую ручку "паркер" и протянул мне.
— Рисуй. Развлекайся, деточка.
Я взяла ее с улыбкой, от которой, по идее, он должен был упасть замертво.
— Что такое? Уже перехотелось?
— Нет. Просто бесишь. Ты как будто не человек, а какое-то устройство.
— Какое? — склонил голову к плечу, и во взгляде теперь блеснул интерес.
— Сложное, хитрое, но вечно одинаковое. Предсказуемо нудное.
Теперь Андрей выглядел совершенно заинтересованным и приподнял брови в искреннем изумлении.
— Даже так. Хм. Действительно бешу. Не соврала. То есть я, по-твоему, не человек?
— Ты просто какой-то ненастоящий.
— А что в твоем понимании — настоящий?
— Ну вот мы летим, а ты сидишь, как изваяние, уставился в свой планшет. Ни одной эмоции на лице. Я даже уверена, что ты там или на сайте "форекса" зависаешь, или журнал "Форбс" листал. Притом тебе ведь совершенно неинтересно это делать, но ты делаешь это при каждой поездке.
Я замолчала, ожидая реакции и понимая, что, кажется, меня понесло куда-то не туда.
— А чего ты замолчала? Продолжай. Мне ужасно интересно.
— Ужасно?
— Да. Прям до дрожи.
— Ты не умеешь веселиться, радоваться жизни, у тебя все расписано по часам и по минутам. Ты всегда знаешь, что в твоей жизни произойдет завтра и послезавтра. Скучно, короче.
— А может быть, надежно и практично?
— Неа. Скучно до оскомины.
— Ну хорошо, а что, по-твоему, я должен был бы делать в самолете, если бы был… как ты там сказала — настоящим?
— Ну, например, поиграть в какую-то игру, пообщаться.
— С тобой? — осмотрел с ног до головы и взгляд задержался на моих ногах, которые я поджала под себя. Он демонстративно долго смотрел на мои колени, а я заставила себя не отреагировать и не одернуть юбку. Мне нравилось, КАК он смотрит… как меняется выражение лица и заостряются черты.
— Здесь есть только я. Значит, со мной. Но ты можешь и сам с собой. Было бы забавно.
— Мы, кажется, уже определились, что я не клоун, да? Хорошо, давай поиграем. Есть предложения?
Я аж поперхнулась кока-колой. Он это сейчас серьезно или издевается надо мной? Хотя не похоже, даже планшет отложил и смотрит прямо на меня. Выжидательно.
— Есть. Давай в "правду и действие". Играл когда-нибудь?
— Конечно.
Улыбается, открутил крышку на минералке и, широко приоткрыв рот, сделал несколько глотков, а я засмотрелась на его скулы и на струйку воды на подбородке. Стиснула ручку.
— Хорошо. Ты первый.
— Правда или действие?
— Действие, Воронов.
Ответила, отпила кока-колу, и, глядя на него, прикусила губу.
— Не боишься? А вдруг я заставлю тебя сделать что-то… очень плохое?
Я усмехнулась, постукивая ручкой по выдвижному столику.
— Я тебя не боюсь, мы это тоже уже проходили.
— Хорошо. Ты сказала, что умеешь рисовать. Нарисуй мне то, о чем ты сейчас думаешь.
Ладно. Ты сам напросился. Я нарисовала робота, совершенно абстрактного, с квадратной головой. Пару волосин-антенн на макушке. В галстуке, пиджаке и планшетом в руках-закорючках. Протянула ему.
— Ого. Так быстро.
Когда перевернул листок, то расхохотался. А я в изумлении распахнула глаза. Он впервые так смеялся. Точнее, я никогда не слышала именно искреннего смеха. Он его преображал настолько, что у меня дух захватило, и казалось, вот тот самый аттракцион сломался, а я полетела вниз, со свистом в ушах и с бешеным сердцебиением. Черт. Какой же он красивый, когда вот такой настоящий… когда смеется со мной. Андрей вытянул руку, присматриваясь к рисунку.
— Не, ну ничего так. Похож. Правда, волос у меня больше, и голова не квадратная. А так, очень даже. Сколько там у тебя было по рисованию?
— Двойка, Воронов. Я не говорила, что умею рисовать.
— А по пению тоже двойка?
Я запустила в него ручкой, но он поймал ее на лету.
— Да ладно. Я пошутил. Твоя очередь.
— По пению у меня была пятерка, между прочим. Выбирай, Андрей, правда или действие?
— Правда. Люблю людям правду говорить. Спрашивай. Удиви меня.
Я отобрала у него ручку и сунула ее в рот, нервно покусывая. Что б такого спросить, чтоб вывести его из равновесия?
— Хорошо. Кем ты мечтал стать в детстве?
На его лице отразилось искреннее удивление. Он словно не ожидал такого вопроса.
— Ты будешь смеяться.
— Не буду. Обещаю.
— Я хотел быть пожарным.
— Поподробнее, пожалуйста. Не зачту ответ.
— Мне покупали фигурки пожарных и машинки с мигалками, а я поджигал кучки веток и тушил пожары.
— Никогда бы не подумала.
— А ты думала о том, кем я хотел быть в детстве? Серьезно?
— Это уже игра или просто вопрос?
— Просто вопрос.
— А я не обязана отвечать. Так что или играй, или я пропускаю.
— Правда или действие?
— Правда.
— Ого. Становится все интереснее. Твое самое яркое воспоминание?
Самым ярким моим воспоминанием будут твои поцелуи… я даже невольно тронула губы кончиками пальцев.
— Время, Лекса, время, — он глянул на часы, — твоя минута скоро закончится.
— Поцелуй с мужчиной… — Ответила я и отвела взгляд.
— Поподробнее. Иначе не зачту.
Я посмотрела ему в глаза и слегка вздрогнула — он даже слегка подался вперед.
— Я слушаю, Александра.
— Свой настоящий первый поцелуй, когда от прикосновения губ по всему телу мурашки, а в голове шумит, как от алкоголя, и хочется еще, хочется, чтоб губы болели.
Андрей прищурился и слегка нахмурился, резко отодвинул от себя бутылку с минералкой.
— И много их было, настоящих?
— Всего два, — не задумываясь ответила я, и теперь наши взгляды встретились.
В горле тут же пересохло, потому что я не могла понять, что именно вижу там, на дне его глаз. Они потемнели и теперь лихорадочно поблескивали. Он перевел взгляд на мои губы, которые я все еще трогала пальцами. Резко убрала руку, а он выдохнул. Настолько шумно, что даже я услышала.
— Правда или действие?
— Пусть будет правда.
В голове ярко вспыхнули образы, где он в своем кабинете с этой… Настей. Сразу после меня. К черту эту тему. Не хочу туда обратно. Не хочу, чтоб снова больно…
— Какие сказки ты рассказывал своей дочери в детстве?
Теперь он отшатнулся назад и посмотрел в иллюминатор. А я тут же пожалела, что спросила. Наверное, не стоило вот так, переходить сейчас на личное. Надо было что-то другое. Именно о нем.
— Я не рассказывал ей сказки. Потому что долго не знал о ее существовании. Все. Игра окончена.
И снова возникло то самое ощущение, как тогда, в комнате Карины… это физическое чувство… его ненависти ко мне.
— Ты меня ненавидишь, да? — спросила и сама не поняла, как это вырвалось.
Резко повернулся ко мне.
— Да.
Стало больно. Как будто ударил. Сильно, по лицу. Я даже задохнулась от того, что заболело внутри. Только он умел делать мне настолько больно… И мне кажется, что если я позволю себе упасть в эту пропасть, он сделает еще больнее.
— Спасибо. Это было честно.
Но Андрей вдруг встал со своего кресла и склонился надо мной, упираясь руками по обе стороны моего сидения.
— Почему ты решила, что это было честно? Мы уже не играли.
Очень близко. Так близко, что я опять ощутила запах его парфюма и сигарет. Умопомрачительно сильный. Мгновенное опьянение. Даже повело слегка. На губы его смотрю, и у меня скулы сводит от желания, чтобы поцеловал.
— Потому что по глазам твоим вижу, — тихо ответила я, — кожей чувствую.
— Что ты видишь в моих глазах сейчас, Александра?
Сейчас я видела там свое отражение и мне казалось, что оно горит, даже вспышки пламени видны. Они обвивают мое тело огненными разводами, как паутиной. Больше никакого льда. Гореть заживо на дне его темной бездны.
— Не знаю… там столько мрака. Все черное. Ты… ты весь тонешь в своем черном.
— Жизнь далеко не для всех бывает радужной.
Он вдруг провел пальцами по моим скулам и по нижней губе.
— Бывает… Жизнь такая, какой ты сам ее рисуешь.
— Нет, жизнь далеко не такая, какой ты себе ее рисуешь, девочка.
— Я хотела бы раскрасить твой черный, но ты заливаешь мою радугу мраком и ненавистью.
Перехватила его руки за запястья, приближаясь к его губам, как загипнотизированная, чувствуя, как сильно хочется прижаться к ним в жадном поцелуе. На одно воспоминание больше…