десь не нравное. История… пошла по другому руслу. Его тренера облили кислотой, и он едва выкарабкался, потерял зрение на один глаз, сжег носоглотку и получил жуткие шрамы. А вот Шаров… то есть, Емельянов… пропал. Я занимался этим делом начиная с тридцать пятого года, когда на стадионе начали происходить довольно странные вещи. Исчезали люди, одних находили мертвыми, другие теряли рассудок и превращались в ходячие мумии.
Маша тихонько осела на пуфик, стоящий под зеркалом. Она слушала Грома и думала, что все это какой-то страшный сон.
— В конце концов… мне в руки попало это.
Он залез во внутренний карман куртки и аккуратно вынул из конверта сложенный вчетверо лист. Старый, пожелтевший, потрепанный на краях. Аккуратно развернул и протянул Маше.
Она взяла лист и уставилась на него непонимающим взглядом. Это был спортивный календарь за 1984 год. Тот самый, что висел у Вити в комнате. Тот самый, где Шаров, вырвавшись вперед, стремился к красивой победе.
— Где… — она закашлялась. — Где вы это взяли?
Он покачал головой.
— Мне дал это ваш сын. Пятнадцатого октября тысяча девятьсот сорок первого года.
Она зажмурилась, голова закружилась и миллионы ярких звездочек закрутились перед глазами.
— Мой… сын? Как это возможно? Календарь… ведь он же висит на стене в его комнате! Я сегодня видела!
— Календарь, может быть, и висит. Но это, — он приподнял подбородок, указывая на лист в ее руках, — заглавная страница. А то что вы видите, когда заходите в комнату — страница текущего месяца.
Действительно, она посмотрела на фотографию — справа от нее была сетка на целый год, а не только на октябрь, который висел в комнате. Если не присматриваться, отличить их трудно, разве что фото бегунов крупнее — лучше видна радость и триумф Шарова… или как там его фамилия на самом деле…
— Значит… Витя… мой Витенька… сейчас где-то там? Господи… — она начала заваливаться набок, но Гром поймал ее и усадил обратно.
Он сходил на кухню, налил в стакан холодной воды из-под крана.
— Выпейте, вам сейчас нужно постараться сохранять самообладание. Если, конечно, вы хотите его вернуть.
Она послушалась совета. Холодная вода взбодрила ее.
— Но и это еще не все.
Маша умоляюще посмотрела на Грома.
— Да… к сожалению, не все. Я не знаю, как Емельянов попал сюда, как он стал Шаровым. Но некоторое время назад я снова увидел человека, который принимает ставки. Того самого. На том же стадионе. И снова там бежал Емельянов. И ваш сын был там. Но хуже всего то, что неделю спустя он… то есть, они… с вашей соседкой сделали ставку.
Маша похолодела. Кровь отхлынула от лица, и она чуть не потеряла сознание.
Оля! Вот значит, что за деньги были тогда, когда ее ограбили! Она вспомнила тот день, Витя вернулся позже и был крайне напуган.
— Да… кажется, все объяснили нападением маньяка… — продолжил Гром. — И в общем, были правы. Только кто знал, что у нее с собой крупная сумма? Конечно, кассир из сберкассы могла входить в преступную группу, но ее проверили в первую очередь, она вне подозрений. На работе или где-то еще Ольга Викторовна о крупном выигрыше не распространялась. Я лично поговорил с грузчиком и одной из поварих в столовой, которой она руководила и уверен, что в коллективе ничего не знали. Получается, только сам букмекер, если, конечно, она не сообщила об этом вам, а вы… кому-то еще.
Маша дернула головой с такой силой, что хрустнул шейный позвонок.
— Я⁈ Я понятия не имела ни о каких деньгах! Вот значит, зачем она так рвалась на этот стадион, даже купила билеты, когда они пошли во второй раз… я все удивлялась, чем вызвана эта неожиданная любовь к легкой атлетике, виду спорта, прямо скажем, не самому зрелищному. — Она задумалась, — Но даже если так… зачем этому букмекеру забирать выигрыш, это же в порядке вещей там… люди выигрывают, а так пойдет плохая молва…
Гром взял у Маши стакан и допил оставшуюся на донышке воду.
— Во-первых, слишком большие деньги. Даже дураки, которым обычно везет, столько не выигрывают. Во-вторых — Витя. Дело в том, что он предупредил Шарова, что он может проиграть. И когда именно — на последнем круге. Видимо букмекер что-то заподозрил. А в-третьих… Вы знаете, что трансляций этого соревнования была прервана, что само по себе — событие из ряда вон выходящее?
Маша задумалась.
— Кажется… я помню… Витя в тот день был сам не свой, вместо того чтобы идти на улицу, он целый день просидел дома, ерзал как на иголках и все ждал программу «Время». Я запомнила, потому что тоже ее ждала, но по другому поводу — мне нужно было подготовиться к политинформации. А Витя ждал именно спортивное отделение. И, кажется… выглядел потом расстроенным. Что-то мне буркнул и убежал.
— В спортивной программе объявили, что Шаров пришел вторым. Так все выглядело. Но… кое-кто в этом усомнился.
— Кто?
— По крайней мере, два человека. Я и букмекер. Я слежу за Емельяновым, то есть… за Шаровым с тех пор, как обнаружил его выступающим сначала за районную команду, потом он начал делать упехи и поднимался все выше, пока не попал в сборную.
Гром посмотрел на часы.
— Времени совсем мало, — сказал он. — Вы должны знать еще кое-что. Это Витя выкупил магнитофон, который вы сдали в комиссионку. Да, это так, — повторил он, глядя в ее округлившиеся глаза. — Потому что именно магнитофона все началось. Именно оттуда раздался голос и так он… связывался с будущим. С самим собой в будущем. Не смотрите на меня, как на врага народа, это не я дал денег, ему помог школьный друг, которого вы хорошо знаете.
— Влад? — прошептала Маша.
Гром кивнул.
— Магнитофон в подвале. Только не в вашем, а в подвале Влада. Вот ключ, — он протянул ей длинный странный ключ, подобных которому Маша никогда не видела.
— Откуда он у вас? — спросила она, заведомо понимая, что ответ ей не понравится.
Гром покачал головой.
— Хватит вопросов. Я все равно не смогу вам все рассказать, а вы — мне поверить. Сосредоточитесь на спасении сына и его одноклассников. Слушайте меня внимательно…
Через два с половиной часа Маша набрала со своего домашнего телефона номер милиции «02». Ей ответил слегка заспанный, но довольно бодрый голос дежурного.
— Здравствуйте, меня зовут Мария Крылова. Мой сын должен был вернуться со школьной «Зарницы», но его все нет. Я позвонила в школу, но там никто не ответил. Я подумала, что он уже вернулся и побежал играть в лес за домом с ребятами, может быть, они еще не вышли из роли… и продолжают играть в разведчиков, так я подумала и пошла его искать…
Дежурный терпеливо слушал ее сбивчивую речь.
— … на окраине леса, там, где он примыкает к гаражному кооперативу есть старый колодец. Я заглянула, конечно, и туда, мало ли… и мне показалось, будто там кто-то есть… Я так испугалась, что сразу прибежала домой и… позвонила вам. Вы можете выслать наряд посмотреть?
— В какой школе учится ваш сын?
Маша назвала номер.
Дежурный зажал трубку, она услышала неразборчивые голоса, потом он ответил также бодро и даже весело. Только веселость эта была чересчур наигранной:
— Странно, что вам не сообщили, должны были обзвонить всех родителей… но приказом командующего Московским военным округом генерала Артемьева, «Зарница» продлена еще на один день. С ребятами все хорошо. Судя по времени, они уже спят. Так что, не стоит волноваться. Что касается колодца… дайте точный адрес, мы вышлем дежурную машину.
— Я не знаю адрес, это гаражный кооператив «Гудок», с той стороны, где он примыкает к лесу. Сразу за забором на южной стороне есть колодец.
— Колодец Моцарта что ли? — пробормотал дежурный.
— Что вы сказали? — удивилась Маша. Несколько раз она слышала от Вити, да и во дворе это странное название.
— Да ничего, — быстро ответил дежурный. — Да, я знаю, где это. Высылаем машину. Спасибо за сообщение.
Маша повесила трубку. Она дрожала всем телом и боялась, что стук зубов будет слышно в трубке. Но кажется, все прошло более-менее удачно.
Она зашла на кухню, открыла шкафчик и накапала в ложку тридцать капель корвалола. Потом подумал, вылила ложку в раковину, и достала бутылку коньяка, которая стояла здесь уже года два. Плеснула в кружку на два пальца и залпом выпила. Грудь наполнилась теплотой. Подумав, она повторила. Дрожь улеглась. Дышать стало легче.
Маша взглянула в окно, где в темноте за дорогой высилась двенадцатиэтажка. В единственном окошке на правой стороне здания горел свет, но она знала, что квартира тридцать шесть абсолютно пуста. На деревянной полочке рядом с телефоном лежит записка «В моей смерти никого не винить».
Когда телефон позвонил снова, она уже знала, откуда звонят, но теперь в ней горела решимость, которой раньше не было.
Она знала, что будет делать дальше.
Глава 22
1984 год
Белов уселся на скрипучее кожаное сиденье «Волги» и скосил взгляд на водителя. Тот потянул носом, но виду не подал. Нужно от него избавляться, — подумал опер. Только как? Опытный гэбешник вмиг почует подвох или попытку обвести его вокруг пальца.
— Как успехи? — спросил водитель, кивнув на горевший свет в окнах первого этажа школы.
Белов пожал плечами.
— Директор, понятное дело, горой за своих учеников и учителей. В том числе, трудовика, который куда-то внезапно пропал. Однако выяснилось, что, по крайней мере, один парень из 6 «Б» класса не поехал на «Зарницу» и причина его неявки весьма странная. Рано утром на домашний телефон… — Белов вытащил блокнот, хотя помнил фамилию наизусть, — … Ильи Шкета поступил телефонный звонок. Кто-то предупредил его о возможных проблемах и последствиях в случае, если он все же решит ехать на «Зарницу».
— Каких проблемах?
— Неизвестный сообщил, что его родители умрут.
Водитель застыл на месте, глаза его округлились.
— Даже так?
— Именно. После обеда в квартире школьника в самом деле вспыхнул пожар и если бы он уехал, скорее всего, родители действительно бы погибли. Они в этом время отдыхали в дальней комнате. Комната паренька находилась ближе, он почувствовал запах дыма и успел поднять их, хотя отец получил ожоги.