— Все, это все. Правительство, министры, все!
— Чушь! Не верю!
— Посмотрите в окно, не верит он!
Они смотрели в запотевшие окна и там всюду были люди — они шли, бежали, что-то тащили и кричали, размахивая руками. Некоторые дрались, падали, потом вставали и снова шли. Когда трамвай проезжал по какому-то смутно знакомому проспекту, Витя вдруг увидел, что витрину одного из магазинов разбили и прямо через нее прыгают люди, прижимая к себе бумажные пачки.
Милиции нигде не было видно. Трамвай катился среди этой паники, рассекая и преодолевая ее словно океанский лайнер. Его мощный дребезжащий сигнал гремел почти беспрерывно.
Только бы не пропустить нашу, — думал Витя, вглядываясь в незнакомые улицы.
Вагоновожатый перестал объявить остановки. Витя слышал, что почти всем ехать до «Курского вокзала», который был конечной. Им же нужно было выйти раньше, на «Ильинских воротах». Где эти «Ворота», он понятия не имел.
Беспомощно обернувшись, он вдруг увидел старика с кривой палкой вместо трости, который ехал с ними с самого кольца.
— Вы не подскажете… нам «Ильинские ворота» остановка нужна. Где это?
— Так вот же! — вдруг сказал старик. — Стоим сейчас на ней!
И правда, за звоном сигнала они пропустили остановку и то, как двери открылись.
— Выходим! — закричал Витя и его голос прокатился по трамваю.
Какой-то мужик с тяжелым мешком преградил ему путь, но чья-то рука спереди схватила его за пальто и потянула к выходу.
— Дайте пройти!
Это был Давид. Маленький, у него вдруг откуда-то появилась огромная сила и он, первым выбравшись наружу, начал вытягивать остальных, попутно при этом придерживая двери, чтобы они никого не прихлопнули.
Последняя с трудом выкарабкалась Катя. Она зацепилась ногой за поручень, и Давид буквально поймал ее, падающую с лестницы.
— Ох! — вырвалось у девушки. — Меня чуть не задавили!
Трамвай огласил окрестности яростным звуковым сигналом и тут же исчез из виду.
Витя быстро обернулся — сердце екнуло, когда он вдруг потерял руку Лены. Ему показалось, что девушка поехала дальше в переполненном вагоне с этими злыми мрачными людьми.
Он заметил Давида в съехавшей набок шапке, Петю, поправлявшего после толчеи пальто, высокую Катю, а рядом с ней Дениса.
— Лена! — закричал Витя, но его голос его утонул в шумном окружении. Он беспомощно оглянулся, и почти бросился вслед за трамваем, когда его поймала чья-то рука.
— Я тут, я тут! Витя! — это была Лена. Она смотрела на него большими глазами, и он даже не сразу узнал ее, настолько был встревожен.
— Ты… Фу-ух… — вырвался у него вздох облегчения. Он вдруг покраснел, но отворачиваться было неловко — все слышали, как он звал ее. — Я думал… что ты не смогла выйти… испугался…
— Спасибо, что волновался за меня… — сказала она тихо.
Витя посмотрел на другую сторону улицы. Там, в середине большого дома находился магазин с вывеской «Продукты». Сам магазин был закрыт, витрины не светились, дверь не хлопала, но рядом со входом стояла голубая тележка, а за нею скучала продавщица — женщина в тулупе и сером пуховом платке.
На тележке крупными буквами наискось было написано «Мороженое. Мосхладокомбинат им. Микояна».
Витя сглотнул слюну. Он вспомнил про рубль, который нашел по дороге со стадиона. Кажется, с того времени прошла целая вечность.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил его Петя.
Витя кивнул.
— У меня дома в копилке… — Петя осекся. — А черт… тут же, наверное, совсем другие деньги.
— Конечно… — услышал их разговор Давид. — Была реформа в сорок седьмом году. Так что наши деньги тут не пойдут…
— Сколько же оно стоит? — тихо произнес Витя.
— Рубль десять, — сказала Катя, услышав их разговор. Она покачала головой, потом хлопнула себя по карману и достала красноватую купюру. Протянув ее Вите, Катя улыбнулась. — Беги быстрее, а то наш трамвай пропустим.
Он не заставил себя долго упрашивать, схватил деньги и понесся через дорогу — благо машин почти не было, зато можно было угодить под коня или корову — люди вели домашний скот вдоль тротуаров, и это было очень непривычно.
Он подбежал к мороженщице, протянул деньги и выкрикнул:
— Шесть штук! Только если можно, побыстрее, а то у нас трамвай!
Женщина взяла купюру, на которой Витя заметил странного, похожего на рыцаря, мужика в шлеме (это явно был не Владимир Ильич), а рядом с ним красовалась цифра «1».
Его прошиб холодный пот. Наверное, Катя ошиблась и этих денег не хватит даже на одно мороженое!
Вдали снова забренчал-загрохотал трамвай.
Мороженщица тем временем окинула его удивленным взглядом, но потом зачем-то полезла в карман и принялась считать деньги.
— Три сорок… — отсчитала она и протянула Вите. — Держи.
В недоумении он взял сдачу, наблюдая за ее дальнейшими движениями. Она проворно опустила похожую на поварешку штуковину в бак, плюхнула на форму, прикрыв ее вафельным кружком. Отточенными движениями повторила процедуру шесть раз, собрала получившееся мороженое в охапку и протянула Вите.
— Приятного аппетита, молодой человек! — сказала она, слегка улыбнувшись.
— Спасибо! — ответил он быстро, схватил мороженое и понесся назад.
Петя встретил его у дороги, чтобы помочь донести мороженое. Он показал рукой на приближающийся трамвай.
— Ты помнишь номер?
Теперь сомнений не было, второй трамвай, на который следовало пересесть Витя запомнил хорошо, потому что это был номер квартиры Шершня.
— Четырнадцать!
Они выбежали на остановку перед самым трамваем.
— Спасибо! — выпалил Денис, принимая свое мороженое и глядя на Катю.
Девушка порозовела.
— Спасибо большое! — сказал Витя.
Они влезли в трамвай и хотя с мороженым садиться нельзя, никто не сказал им ни слова. Люди попросту не замечали шестерых школьников, поглощающих мороженое.
— Смотри… — задумчиво сказал Витя. — Тут сверху написано что-то… «Лена»… — прочитал он.
— Это же именное мороженое, ты не знал? — улыбнулась Катя. — На всех сверху написаны имена. Если встретил свое, значит, повезло… У меня вот Саша… значит, в следующий раз.
Лена стояла рядом, и Витя протянул ей мороженое.
— Держи, твое именное!
Она с благодарностью приняла брикет.
— А у меня Таня… — сказал Денис.
— Вот и жди свою Таню, — уколол его Петя, зная, что ждет он Лизу, а никакую не Таню.
Денис отвернулся к окну.
— Зато у меня какой-то Шура… — хохотнул Петя, облизывая белое лакомство. — Но от этого оно не менее вкусное!
Сладкое мороженое придало им сил. И хотя сирены воздушной тревоги над головой практически не умолкали, трамвай упорно прокладывал путь вперед и среди царящего хаоса голубой вагон казался островком удивительного спокойствия и мира, хоть и сильно гремящим.
— Наша! — вдруг выпалил Денис. — Рынок! Я вижу его! Он там, за деревьями!
Шестеро голов принялись вращаться на тонких шеях и одновременно повернулись к правому окну.
По количеству народа сразу было понятно, что это за место.
Трамвай заверещал сигналом, разогнал людей, упрямо шагающих прямо по рельсам, и остановился. На этот раз выйти удалось легко — как оказалось, почти весь вагон ехал именно сюда.
— Мамочка… — прошептал Петя. — Сколько народу-то!
И правда, толчея была неимоверная. Сотни, тысячи людей смешались в броуновском движении. Часть из них продолжала путь по Большой Черкизовской — на запад, но не меньшее количество сворачивало к рынку. Многие начинали торговлю тут же, не доходя до самого рынка, прямо на грязных тротуарах, развешивая темные тряпки на заборах утлых домишек.
— Держитесь за руки! — крикнула Катя. — Смотрите друг за другом!
Витя нашел руку Лены и сжал ее. Он оглянулся. Петя с Денисом шли позади, Катя с Давидом спереди.
Чем ближе они подходили к башенкам мужского монастыря, окружавшим рынок, тем плотнее становилась толчея. Монастырь разогнали еще до Великой отечественной, об этом Витя читал в какой-то книге по истории Москвы, а рынок так и остался. Рядом с кладбищем, на которое…
Он почувствовал, как по спине пробежали мурашки. На этом кладбище они были с Шершнем тогда…
Витя тронул за плечо Давида, тот обернулся. Катя тоже остановилась.
— Нужно отойти, поговорить, — сказал Витя. — Давай туда за дерево, где старик с ковром.
Они едва просочились сквозь толчею, перепрыгнули через расстеленные прямо в грязи куски картона, на которых чего только не было.
Сложенные солдатские шинели чередовались с маленькими брусками мыла серого цвета, куски ткани, скомканные пиджаки и брюки лежали вперемешку с куриными яйцами в алюминиевых тазиках; велосипедные колеса, сиденья, рули и звонки, насосы и ключи всевозможных размеров лежали в окружении грязной морковки, лаврового листа и мутных закаток. От изобилия разбегались глаза и невозможно было поверить, что всего в каких-то пятидесяти километрах от этого места идут тяжелые бои, а судьба столицы буквально висит на волоске.
Но рынок уже почувствовал панику. Туда-сюда сновали небритые парни с колючими глазами. Встречаясь на пару секунд, они что-то шептали друг другу на ухо и тут же исчезали, растворяясь в толпе. Явно они здесь не тряпьем торгуют, подумал Витя. Они были похожи на тех парней, что порой возникали по дороге в школу или магазин в их время, в восемьдесят четвертом, — они преграждали путь и сцеживая сквозь зубы: «Ты из какого района?», ждали ответа. И тогда, чтобы уйти целым, приходилось отдавать все деньги, что были при себе. И не важно, из какого ты на самом деле района, это был просто повод.
Червяков точно будет здесь.
Драный ковер старика, который тот повесил на веревочку, протянутую между деревьями, хоть как-то защищал их от глаз текущей толпы.
— Что будем делать? — спросила Катя. — Здесь слишком много людей. Они будто с ума посходили. Что происходит? Никогда такого не видела.
— Паника, — сказал Петя. — Несколько дней Москва будет кипеть, хотя в это с трудом верится, наверное.