В глазнице черепа она вдруг заметила что-то наподобие часов, стрелки которых остановились, замерли на отметке… примерно полвторого.
— А это что? — спросила она и указала на стрелки.
Лицо Червякова, напряженное и серьезное, как никогда, вдруг расплылось.
— Это время, которое нельзя пропустить.
— И какое это время?
Он покачал головой.
— Много будешь знать, скоро состаришься. Собирайся. Длинный, забинтуй ей руку по быструхе.
Тот принялся исполнять приказ.
Во дворе затарахтел мотор и брякнул короткий гудок.
— Это он, — Бугор поднял сумку и покосился в сторону чулана. — Э-э… Эту штуковину берем?
Червяков подошел к окошку, приоткрыл плотную занавеску и осторожно выглянул.
— Что ты ему сказал?
— Как обычно. Пацаны товар на рынок едут продавать, чтобы пожрать купить.
— Угу. — Он посмотрел на Лизу. — Малая, берем машинку? — вдруг спросил он у нее.
Она вдруг почувствовала себя очень важной и слегка покраснела. Решение этого важного вопроса Червяков решил обсудить с ней! Не со своими безмозглыми дружками, а только с ней, черт возьми! И, несмотря на то, что он сделал ей больно этой дурацкой татуировкой, она тут же решила, что фиг с ней. Она спрячет, заклеит жуткое клеймо лейкопластырем, и никто ничего не узнает. Зато… он теперь в ее руках.
— Нельзя оставлять ее здесь. Кто угодно может заявиться. Тем более… — Лиза покосилась в сторону дальней комнаты, откуда доносился храп еще одного парня.
Червяков удовлетворенно кивнул. Он не верил своим дружкам, не верил, что Бугор не шепнул кому-нибудь пару слов — хотя бы сыну этого чиновника из Москвы, и тогда прости прощай его план. Он мог бы избавиться от них, но тащить такую тяжесть ему было не с руки.
— Ладно, заверните в тряпье ее. Бугор, выбери самые вонючие мешки.
Здоровяк кивнул. Ему не нравился повелительный тон Червы, который был младше его самого лет на пять, если не больше, но больно уж хотелось побыстрее попасть на рынок, чтобы сбагрить добычу, потом дождаться где-нибудь в укромном местечке новых хозяев — немцев и уж тогда, по завершении сделки, как следует отпраздновать и новую квартиру и машину и что там еще обещал Черва.
Черве он не верил, но находки, особенно радио, убедили его в серьезности намерений некогда сгинувшего в тартарары дерзкого молодого хулигана.
Здоровенная печатная машинка и впрямь выглядела серьезно. Она была немецкая и наверняка фрицы отплатят за нее звонкой монетой. Можно было оставить ее в доме, но, видимо, у Червы был план получше. Да и вечерние новости, который принес сынок их подельника воодушевляли — немцы уже практически в городе и никаких сомнений, что завтра они будут маршировать по Красной Площади, не оставалось. Оставлять такой товар здесь было явно неразумно.
Он быстро отыскал мешки от прошлогодней картошки — вонючие и жесткие, обернул ими аппарат, крепко обвязал бечевкой, затем свистнул Длинному.
Червяков открыл дверь. Он зорко следил, как парни загрузили аппарат в задний багажник — автомобиль при этом заметно просел.
— Чего это там у вас? — розовощекий толстяк в невзрачном измятом костюме бросил назад тревожный взгляд.
— Печатная машинка, — быстро ответил Червяков.
— Такая тяжелая?
— Ага.
Мужик работал начальником снабжения электрозавода и частенько банда сбывала краденые по его наводке радиодетали, запчасти, провода, лампочки и все, что удавалось утащить.
— Если что, скажешь, везем на завод со склада.
— Так, накладной же нет.
— Выпиши, первый раз что ли⁈ — Червяков злобно глянул на снабженца, и тот нехотя полез в бардачок.
— А сколько моих будет? — спросил он, не оглядываясь.
— Не обидим, — Червяков подошел почти вплотную к распахнутой водительской двери.
— Ладно, ладно, сейчас.
Мужчина засуетился. Дрожащими руками принялся что-то корябать на желтом листке бумаги.
— И дай мне еще несколько штук таких, — потребовал Червяков.
Когда из дома вышла Лиза, водитель нервно сглотнул.
— А это кто еще? Малой ничего не говорил…
— Не твое дело, — буркнул Червяков.
Водитель оглянулся на здоровяка, но тот хранил молчание.
— Ладно, ладно, — он отвернулся и завел двигатель. — Едем. Если встретим патрули, молчите, я буду говорить. Хотя сюда ехал, никого не видел. Все бегут на восток, в городе паника! Вы даже не представляете, что там творится! Немцы уже на окраине, Президиум, наркомат, посольства уже все эвакуировались. Метро закрыто! Наш завод прямо по частям тащат, директор Попятов уехал и забрал себе все деньги, что были в кассе на зарплату рабочим. Так они начали громить склады и тащить все самое ценное! Представляете⁈ Милиции вообще никакой! Беспредел!
Червяков посмотрел на Лизу. Она сидела бледная и молчала.
— Во дела! — обернулся с переднего сиденья Бугор. — Наше время пришло, чуешь, Черва? Сколько дел можно сделать! Озолотимся!
— Ага, — откликнулся тот, но было видно, что мысли его заняты совсем другим.
Как и сказал Петр, по дороге им не встретилось ни одного патруля и это произвело на Бугра неизгладимое впечатление.
Толпы людей нескончаемым потоком текли на восток. Шоссе Энтузиастов было забито гружеными повозками, автомобилями и лошадьми. Из прилегающих улочек постоянно выходили люди и присоединялись к этой полноводной людской реке, которая от напряжения волновалась, вздыбливалась, оседала и вновь поднималась, как живая.
— Ни фига себе, — вырвалось у Длинного. — Надо было Леху взять, чего мы его оставили?
— Он же нажрался вчера так, что ходить не мог. Пусть сидит, дом сторожит, самогон вынесут на раз, — тут же ответил Бугор, втайне надеясь, что отсутствие третьего дружка после того, как сделка состоится, будет означать увеличение его доли. «Да может, его там немцы прибьют и поделом», — думал Бугор, рассматривая черных сгорбленных старух, бредущих по тротуару и повозки, с которых свешивались перевязанные черными лентами тюки и чемоданы. «Вот бы посмотреть, что там у них за добро…» — размышлял он, скользя цепким взглядом по наиболее ценной, с его точки зрения, поклаже.
Как обычно, Степанов остановил машину позади рынка за черным от грязи пивным ларьком, который был наглухо забран железными ставнями.
— Быстро, быстро, — он засуетился, выскочил из авто, распахнул багажник и застыл, озираясь.
Червяков кивнул. Бугай с Длинным тут же принялись вытаскивать тяжелый, под пятьдесят килограммов аппарат. Они кряхтели под испуганным взглядом снабженца, который от страха вспотел так, словно они выволакивали труп в мешке.
Когда, наконец, груз оказался на земле, водила обернулся.
— Так, ну-с… рассчитаться бы пора… я срочно уезжаю… по делам, надо мне, завод эвакуируют и…
На лице Червякова появилась блуждающая улыбочка. Лиза частенько наблюдала у него подобное выражение в школе перед тем, как он преподнесет очередную гадость вроде дохлой вороны в портфеле или связку крысиных хвостов.
Бугор с Длинным переглянулись. Вообще, договаривался именно Бугор, через третью воду на киселе снабженец каким-то боком был дальним родственником его троюродной тетки, но тут здоровяк поспешил отвернуться и закурить папиросу.
Лиза наблюдала, что будет дальше. Вдали на западе послышался гул, и тут же заработали зенитки. Она инстинктивно пригнулась и в этот момент у горла мужчины блеснул нож. Червяков схватил его за галстук, резко потянул на себя, нож коснулся шеи, и она увидела, как воротничок мятой серой рубашки окрасился алым.
Ноги мужчины дернулись, он издал какой-то странный булькающий звук, похожий на клекот раненой птицы, но жилистый Червяков, несмотря на разность в комплекции, держал водителя с какой-то чудовищной силой.
Лизе стало нехорошо, но она продолжала смотреть. Это неприкрытое, наглое и откровенное насилие притягивало ее взгляд как магнит. Она стояла ближе его дружков, которые не видели ни ножа, ни крови и продолжали курить в сторонке, будто бы ничего не происходило. Лиза даже почувствовала себя невольной сообщницей этого… действа. Ведь это было преступление? Несомненно. Самое настоящее, — из тех, что показывают в кино про бандитов. И если роль потерпевшей стороны, милиционеров, защитников правопорядка, на чьей стороне всегда добро и справедливость была ей понятна и воспринималась как нечто само собой разумеющееся, то осознание того, что можно оказаться в шкуре той, противоположной силы ей и в голову не приходило.
Сейчас он убьет водителя, — пронеслась в ее голове остраненная мысль.
— Н…не н…надо… — простонал мужчина осипшим голосом. — Н…не убивай, у меня дети…
Лиза почувствовала, как по телу прокатилась волна дрожи.
— Мы в расчете? — услышала она тихий, странно спокойный голос Червякова — редко он говорил таким тоном и было в нем что-то по-настоящему пугающее.
— Д…да. Пожалуйста…
Со стороны водительской двери послышался всхлип. Лиза не выдержала и отвернулась. В этот момент дверца закрылась.
— Ну что, в расчете? — Бугор выпустил облачко дыма.
На лице Червякова играла все тяже улыбочка, будто бы ничего не произошло.
— Еще и должен остался.
Лицо Длинного вытянулось.
— Черва, у тебя это… кровь на руке вроде… — он бросил папиросу в грязь и через заднее окошко посмотрел внутрь салона.
— Да? Наверное, дверью порезался, — бросил Червяков.
Машина резко дернулась, заглохла, но тут же вновь завелась и с душераздирающим треском в коробке неуклюже вырулила на дорогу.
— Что это с ним? — Бугор покачал головой. — От страха, что немцы скоро придут, что ли?
— Ага… скорей бы… — Червяков пнул ногой сухую ветку. — Ну что встали, хватайте ее, пока легавые не запалили. Он обернулся к Лизе. — Не отставай, скоро твой выход!
Она сделала шаг. Ноги были ватными.
— Мой выход? Ты о чем?
— Мы же говорили. Забыла?
Лиза, конечно, помнила, она никогда ни о чем не забывала, поэтому и была отличницей, в отличие от этого… теперь она не знала, как его называть. Она надеялась, что он забыл.