— Да.
— Но… как?
Давид поднял взгляд к малюсенькому окошку, забранному решеткой.
— Испытайте самих себя, есть ли в вас вера… — сказал он.
Шаров очнулся внезапно. Судорожно вздохнув, он взмахнул руками и тут же схватился за голову. Перед глазами поплыл серый потолок. Острая боль резанула мозг, он скорчился в позе эмбриона и глухо застонал.
Зачем? Зачем я так вчера напился? — эта мысль всплыла откуда-то из небытия и повисла над ним немым укором.
— Господи!.. — прохрипел он.
Во рту пересохло так, словно он несколько лет провел в пустыне. Ощущение мерзкой кислятины, подымающейся из желудка, заставило его задержать дыхание. В сознании всплыл белый унитаз, — но что было до него, с чего началась и чем закончилась попойка, он вспомнить не мог.
— Зачем я пил это дерьмо? — вырвался у него не то всхлип, не то стон, а вслед за ним перед глазами появился серый покосившийся домина с заколоченными окнами.
— Вот черт! — Шаров в мгновение ока слетел с дивана и замер, прислушиваясь к посторонним звукам. Он тут же узнал комнату и вспомнил весь вчерашний день — все кроме денег.
Через щель плотной занавески пробивался хмурый день.
Он медленно перевел взгляд на потрепанный, с торчащими нитками диван, похожий на старого костлявого верблюда. Протянул руку и медленно приподнял переднюю часть.
Внутри лежала полотняная сумка. Он взял ее за ручки, ощутил тяжесть, вытащил наружу, а когда распахнул, увидел новенькие пачки ассигнаций.
Много, много денег.
Только теперь эти деньги были уже не так нужны, как тогда… или все-таки…
Подумав, Шаров вернул сумку на место, решительно поднялся и вышел из квартиры, закрыв ее на замок.
На десятый звонок за дверью соседа кто-то зашевелился.
Когда бледнопоганочный открыл дверь, Шаров ощутил стойкий кисловатый запах.
— А… это ты? — протянул тот. — Похмелимся? Что-то ты неважно выглядишь…
— На себя посмотри.
— Я боюсь. Мне нельзя пить с этими таблетками.
— Почему же ты пьешь? — спросил Шаров.
— Я всегда делаю то, что нельзя. Есть шанс получить то, чего другими путями добиться невозможно.
— Понятно.
Шаров прошел на кухню, увидел на столе бутылку вина и поморщился.
Не раздумывая, он наполнил стаканы. Один протянул соседу.
— А говоришь, не будешь. Ну, давай, за перестройку!
— Что?
— А… за перестройку нашего сознания.
Шаров внимательно посмотрел на соседа, но тот, слегка покачиваясь, опрокинул стакан в рот.
— Хорошо пошло!
— Слушай. Ты сказал, что вернуться никак нельзя.
— Ну да. Видишь мой черепок? Если уж это не помогло, то… ничего больше не поможет.
— Или есть способ? Даже самый бредовый или… например, такой, на который нужно много денег?
Бледнопоганочный медленно присел на табуретку и вытер рот рукавом рубашки.
— Странно, что ты об этом спрашиваешь.
— Почему?
— Потому что тех денег, которые ты тогда получил, вполне могло бы хватить… но… денег не нашли, ты тоже исчез. И все…
— Значит, есть способ?
— Не то, чтобы есть. Может, уже и нет. И тогда это был не способ, а… тебе зачем? — Лысый встрепенулся. — А-а! Так ты… хочешь…
Сосед разгадал его замысел.
— А чего не пьешь? Пей. Иначе разговора не выйдет.
Шаров приподнял стакан и сделал несколько глотков. На вкус вино было приличным, но какие же гадкие последствия…
— Во-от… молодец. — Лысый покачал головой. — Но только у меня, Андрюша, есть условие. Маленькое условие. Ты возьмешь меня с собой. Никак иначе. Или все, что тебе останется — з-з-з-з… — мужчина провел пальцем по бледно-розовому шраму на голове. — Но даже в таком случае ты не обязательно превратишься в дурачка и будешь продолжать все помнить. И это сожрет тебя постепенно… исподволь, когда ты будешь лежать в своей квартире, пялиться в потолок и вспоминать, как там все было хорошо и где ты накосячил, что оказался в этой заднице.
Шаров представил себе эту картину, поднял стакан и махом выпил остаток.
— То-то же. А теперь слушай. Есть одна маза, которую я не смог попробовать. Ты прав, не было таких денег. И украсть я тоже не смог, для этого нужно убить человека.
— Зачем убивать? — прервал его Шаров.
— А кто мне подобру-поздорову такие деньжищи отдаст?
— Ладно. Что за маза?
Шаров скользнул взглядом по убогому кухонному убранству. На широком подоконнике рядом с распахнутой хлебницей высилась целая гора лотерейных билетов. Часть из них была разорвана и половинки, словно обреченные крылышки валялись на полу.
— Когда я был в девятке, со мной лежал парнишка один. Он пытался покончить с собой, что-то там неразделенная любовь, я особо не вникал. И я всей палате, как обычно, травил байки. Ну ты меня знаешь… — сосед покосился на Шарова, как бы проверяя, считает ли тот его до сих пор психом, но Шаров лишь покачал головой. — По полной им заворачивал, и про компьютеры, и про полет на Венеру, и что вот-вот жизнь на Марсе будет обнаружена, и про Горбачева…
— Кого?
— Да это… писатель такой известный…
— Не слышал…
— Еще услышишь. Так вот, многие из этих психов будто бы верили мне. Даже не так. Мне казалось, что они тоже это видели. Конечно, такого не могло быть. Но… ощущение было. И я чувствовал, что, по крайней мере, я не одинок. Есть тут люди, которые разделяют мои… эм… фантазии, пусть даже и таким извращенным способом.
— И что дальше? — нетерпеливо перебил его Шаров.
— А… ну да! Короче, к этому мальчишке, лет двадцать пять было парню, приходил папаша…
— Почему было?
— Э… он потом из окна выпрыгнул. Собрать уже не смогли.
Шарова передернуло, и он пожалел, что спросил.
— Так вот, к нему приходил папаша. И как-то я заговорился, он сидел рядом на кровати своего сынка и тоже слушал, а потом кивнул мне так, мол, пойдем выйдем… мы вышли в курилку, и…
Шаров слушал его слова с любопытством и нарастающей тревогой. Тревога была неслучайной.
— А вдруг его там уже нет?
— Может, и нет. Война. Может, бомбой убило. Или ушел на фронт.
— Я буду не один.
— В смысле? За Анькой хочешь все-таки зайти?
— Нет… не за ней…
— А за кем⁈ — бледнопоганочный так удивился, что непроизвольно снова наполнил стаканы.
— Да есть у меня тут…
— Ты что… новую успел завести⁈
— Нет. То есть… да.
Глаза соседа выкатились от изумления. Он махнул свой стакан и подтолкнул Шарову, но тот наотрез отказался.
— У меня дела. Нужно еще много чего сделать, — он поднялся, обдумывая, как лучше поступить.
— А когда пойдем? — сосед тоже привстал, но тут же опустился на табуретку.
— Сегодня. Вечером. Смотри не напейся.
— Вот это да… — мужчина тут же протрезвел, провел рукой по шраму на голове, как бы проверяя, на месте ли тот. — А у тебя что… деньги, что ли есть? Я думал, ты…
— Это не твоя забота, — отрезал Шаров. — Ты должен доставить нас на место и познакомить с человеком.
— Это понятно.
— И смотри, без фокусов!
— Какие фокусы, Андрюха! Я ж не меньше твоего домой хочу! Горб… тьфу, Брежнев вообще мой кумир!
— Ладно. Значит, встречаемся у ворот.
— Да. Только скажи, кто еще будет. Мне надо знать.
— Обойдешься.
Сосед скорчил недовольную гримасу, но ничего не ответил.
Шаров вышел, аккуратно прикрыв дверь, отворил свою, быстро выпил горячего чая, отмачивая в кипятке найденные в кухонном шкафчике каменные сухари. Он вдруг почувствовал, что к вечеру все может решиться. И теперь, когда цель была так близка, он вспомнил про Аню. Что за девушка, которая так упорно его ждала? В его время ни с кем из противоположного пола длительные отношения не складывались — ему начинало казаться, что девушки встречаются с ним ради его славы и денег, и так оно, в общем-то, и было. А эта Аня продолжала интересоваться его судьбой, когда сам он пропал — ходила долго и… он опустил руку в карман и вынул стопочку записок. Развернул первую попавшуюся. Ровным округлым почерком там было написано несколько строк:
«Андрюша, я снова приходила к тебе сегодня. Прошло уже четыре месяца, как ты пропал. Я опять обзвонила все морги, была на приеме в НКВД, но никто не знает, где ты. Я продолжаю жить надеждой, что ты жив, и буду искать тебя, пока бьется мое сердце. Твой сосед чуть не затащил меня в свою квартиру, но я вырвала руку и убежала. Он какой-то странный и страшный. И говорит намеками, что ты больше никогда не вернешься. Оттуда, по его словам, не возвращаются. Знай, я люблю тебя больше жизни. Твоя А.»
Шаров прислонился к косяку. Руки его дрожали.
Он должен найти ее во что бы то ни стало. И забрать детей из дома. Других вариантов не оставалось.
В полной тишине он открыл дверь, спустился по лестнице и шагнул в серый октябрьский день. Времени оставалось совсем мало.
Глава 37
2010 год
Избу тряхнул сильный порыв ветра. С крыши что-то сорвалось, царапнуло по стене и брякнулось возле входа.
Лена вздрогнула, случайно задела стаканчик виски, и он опрокинулся под стол.
— Что значит, никого не нашли? — Шаров сделал шаг к старику.
Атмосфера и до того накалённая, заискрилась от напряжения. Виктору показалось, что сейчас полицейский схватит старика за голову, крутанет ее вокруг своей оси, раздастся хруст шейных позвонков и через несколько секунд все будет кончено.
Однако полицейский остановился в полуметре. Огромный боров напротив тщедушного тельца. Однако, как бы это странно ни звучало, опасность исходила именно от ссохшегося побелевшего профессора.
Шаров будто уткнулся в непробиваемую стену.
Петр, разинул рот и грузно повернулся.
— Как же мы тут сидим, если нас не нашли? Что-то вы, батенька, заговариваться начали…
Тень старика не шелохнулась.
— В воинской части не нашли. Их… то есть вас, нашли совсем в другом месте.
— Я же помню, как мы возвращались! — сказал Виктор. — Было много людей, нас укутывали в одеяла, давали пить горячий чай, вокруг суета, много военных и милиции, потом мы сели в автобус и…