— Дениса схватили.
— Наверное. И Давида тоже.
— А где же Петя с Катей?
Они посмотрели друг на друга. Ужасная догадка пронзила мальчика.
— Ведь они пошли в эту… милицию…
— Да.
— Что же это…
Мимо пронеслась ватага пацанят. Перекрикивая друг друга, они рассекали воздух ветками и палками. У самого рослого Витя заметил блеснувший нож.
— Отвернись, — дернула его Лена.
Они стали друг к другу лицом, и Витя сделал вид, что застегивает пуговицу на ее куртке. От Лены пахло чем-то домашним. Он закрыл глаза и на мгновение оказался в своем мире, в котором, конечно же, происходящее вокруг было бы совершенно невозможно.
— Разве? — вырвалось у него.
— Что?
Витя посмотрел прямо в ее глаза — они были так близко, огромные зеленые глазищи, в которых он сразу же утонул. Но теперь она держала его за руки, была рядом, была… с ним! Он судорожно вздохнул.
— Они… они убежали.
— Да? — Лена тоже смотрела на него не отрываясь.
Витя кивнул. Он боялся дыхнуть, боялся спугнуть момент и все, что было в этом моменте между ними — трепетное, смутно манящее и неуловимое.
— Я… — начал было он, но Лена поднесла ладошку к его губам и прикрыла их.
— Скажешь, не сбудется, — сказала она.
Она была права, потому что — тоже… хотела сберечь это.
Кто-то толкнул его сзади, и Витя налетел на девочку. Она едва не упала на прилавок с белыми разрубленными костями. Продавщица в цветастом платке недовольно высморкалась.
— Идем, идем быстрее, — Лена схватила его за руку.
Впереди, метрах в двадцати темнел сарай, от короткого разило навозом. Народу там было сильно меньше. Не доходя до сарая, люди разворачивались и старались побыстрее уйти от вонючего места.
— Спрячемся за ним, — шепнула Лена. — Там никого нет и видно половину рынка.
Витя повернулся, окинул сметливым мальчишеским взглядом неказистое строение. Ему показалось, что в узкой щели под верхними бревнами, сделанной, видимо, для проветривания что-то мелькнуло. Однако дневной свет не позволял увидеть, что творится внутри сарая. На первый взгляд предложение Лены выглядело здраво и возле строения, похожего на какой-то хлев или курятник, действительно никто не стоял, и торговля там не велась. Брезговали. Точно так же, как и в его время народ брезговал ходить тропой позади гаражей, хотя она позволяла прилично срезать до остановки транспорта. Уж больно сильно там воняло отбросами, гниющей ветошью и еще черт знает чем.
Они подошли к сараю. Витя украдкой посматривал на узкое, похожее на амбразуру, продолговатое окошко под крышей и его не покидало ощущение, что на них кто-то смотрит.
— Давай спрячемся в сарае, — шепнула Лена. — Смотри, замка нет. Дверь, скорее всего, открыта. Будем оттуда смотреть, пока не увидим их. И никто нас не найдет!
Ему очень не хотелось туда заходить. Тревожное ощущение усилилось.
— А если нас закроют, как мы выберемся? — нашелся он, вспомнив, как однажды кто-то запер его в школьном туалете после второй смены и ему пришлось выпрыгивать из окна (хорошо, что туалет был на первом этаже), потому что на стук никто не отвечал. Это было очень страшно. Тогда он подумал, что это проделки Червякова и его дружков, уж больно хитро они поглядывали на следующий день.
— Я об этом не подумала.
Озираясь, они остановились в паре метров от сарая.
— Я никого не вижу, — сказала Лена, вглядываясь в однообразную толпу.
— И наших тоже нет, — ответил Витя.
— Погоди… — прошептала Лена.
— Что?
— Милиция! Они идут сюда! Смотри, что-то спрашивают у пацанов на воротах!
Витя всмотрелся. От волнения у него расплылось в глазах, и какое-то время он не мог сфокусироваться, а когда заметил людей в синей форме и фуражках, ноги подкосились. Ему почудилось, что пацанята, свисающие с ворот, показывают прямо в их сторону. В любом случае нужно было что-то делать. Через пару минут патруль будет здесь и тогда… у него засосало под ложечкой.
В отчаянии он оглянулся на сарай. Дверь, возле которой лежало несколько сухих лепешек и грязных пучков соломы оставалась единственным спасением.
— Бежим! — он схватил Лену за руку. — Быстро, в сарай!
Завернув за угол, он дернул ручку, умоляя, чтобы дверь оказалась не заперта. Сначала она не поддалась. Доски довольно плотно примыкали друг к другу. Витя поднатужился, взялся за ручку двумя руками.
— Давай! Открывайся, зараза!
Дверь, скрипнув, отошла. Навстречу им пахнуло ядреным запахом навоза.
Витя посторонился.
— Быстрей! — он легонько подтолкнул Лену к черному проему. Она набрала в легкие воздуха и шмыгнула внутрь. Притворив дверь, Витя шагнул за ней. Густая темнота накрыла их с головой. Не было видно ни зги. Через мгновение где-то в углу послышалось тихое похрюкивание и у Вити от страха зашевелились волосы на затылке. Он протянул руку, нащупал руку Лены и притянул ее к себе. Они прижались друг к другу.
Сквозь бешеный стук сердца он не сразу расслышал шевеление справа, и даже когда показавшийся знакомым голос насмешливо произнес: «А вот и наши пионеры», Витя продолжал думать, что это его фантазия да голос страха, вырвавшийся наружу играют с ним в странную игру.
«Только обязательно купи свежего мяса! Не знаю, где ты его возьмешь, но это не мои проблемы. Ищи где хочешь. Лучше, конечно, баранина, но если нет, пойдет любое, лишь бы свежее. И не курица. Куры, по его словам, бесполезные птицы» — слова бледнопоганочного еще долго звучали в его голове. Он не мог понять их смысл, и какое-то время думал, что сосед просто решил над ним поиздеваться.
«Слышишь? Без мяса можешь даже не приходить».
Шаров хотел спросить, в своем ли уме сосед, но решил, что вопрос будет звучать не слишком вежливо. Да и не в том он был положении, чтобы сомневаться. Надо, значит, надо. В конце концов, если подумать, мясо сейчас было на вес золота.
Стараясь не угодить в грязь, пружинящей походкой спортсмена он шел вдоль улицы, где когда-то провел довольно длительное время, и, как выяснилось, жил. При свете дня приземистые двух- и трёхэтажные жилые дома выглядели гораздо хуже, нежели ночью. Серые, невзрачные, покосившиеся бараки — в его время таковых в Москве почти уже не осталось.
Он миновал закрытую почту, за ней какой-то склад с колючей проволокой поверх бетонного забора — ночью всего этого не было видно. Кажется, склад принадлежал картонной фабрике. Он вдруг вспомнил, как таскал в пункт приема вторсырья связанные пучки макулатуры.
За складом в приземистом кирпичном здании находился магазин, который также был закрыт и, более того, — заколочен.
А дальше, за поворотом вновь потянулись однообразные бараки. Редкие прохожие, уткнувшись взглядом в землю, старались пройти и исчезнуть как можно быстрее.
Возле одного из таких бараков он увидел старуху, которая тщетно пыталась вытащить из подъезда тяжелый ковер. Одним краем тот уцепился за верх дверной коробки, другим — за ступеньку изнутри. Обхватив руками перевязанную бечевой тубу, старуха не могла сдвинуться ни вперед, ни назад.
Шаров поспешил на помощь. Он легонько отодвинул женщину, напрягся, потянул ковер на себя и с трудом вытащил его наружу.
— Ох, спасибо, добрый чел… — она всплеснула руками. — Андрей⁈ Андрюша, это ты? Глазам своим не верю…
Женщина попятилась, качая головой из стороны в сторону, будто увидела привидение.
Шаров уложил ковер на деревянную скамью возле подъезда.
— Э… да… то есть…
— Как же это… — сказала она. — Ты ведь… умер.
— Умер? — повторил он. — Когда?
Она стояла белая, как гипсовая плита, и переводила взгляд то на свой ковер, то на Шарова.
— Так… признали тебя в июне… умершим. Аня так сказала. Она ж к тебе ходила все, пока ты…
Шаров ощутил странный холодок в животе.
— Аня? — спросил он чуть слышно. Голос стал хриплым и предательски задрожал. Хоть убей, но припомнить старуху он не мог, хотя голос ее казался смутно знакомым.
— Анечка… твоя…
Шаров попытался собраться, дыхание сбилось, мысли из последовательных и четких команд превратились в хаотичный клубок. Он чуть не пустился наутек, и с большим трудом удержал себя на месте.
— Аня… где она? — спросил он, уставившись в истерзанную дверь подъезда.
Старуха покачала головой.
— Что ж ты ее бросил… она так тебя любила…
В ее голосе сквозила какая-то бездонная обреченность и укор.
— Я… я не бросал, тетя Тамара! — выпалил Шаров и холодок, до того прячущийся в самом низу живота, вдруг разлился по всей грудной клетке, просквозил по позвоночнику и ткнул холодной иглой в сердце.
— Тетя Тамара… — горестно вздохнула она. — В больнице твоя Аня… не выдержала. — Она сжала губы. — В июне увезли после того, как отнесла тебе записку, а потом объявили тебя… умершим. Все ждала, носила эти записки, говорила я ей…
— Что говорили? — деревянным языком спросил Шаров.
Старуха махнула рукой.
— Что говорила, то прошло. Помоги ковер на каталку закрепить.
Только теперь позади скамьи Шаров увидел импровизированную тележку, сделанную, видимо, из детской коляски.
— Куда вы его везете?
— На рынок, — буркнула старуха. Она, видимо, была не рада, что встретила его и сказала лишнего. Но Шаров не отставал.
— Преображенский, что ли?
— Он.
— А мясо там можно купить?
— И мясо, и кости. Здоровье только не купишь.
Шаров залез во внутренний карман куртки, нащупал несколько купюр и протянул старухе.
— Держите, тетя Тамара. Не надо вам никуда ездить. Оставьте ковер дома. Он же вам от матери достался, а ей от деда, что привез его из Константинополя.
Старуха недоверчиво взглянула на него. В глазах ее стояли слезы.
— Ты… помнишь?
Он кивнул.
— Я… ее не бросал. Вы же знаете. Так… получилось. Возьмите.
Она протянула дрожащую руку.
— Здесь… слишком много. Оставь.
— Нет, это все вам. У меня еще есть.
Шаров подхватил ковер и пока женщина не опомнилась, поднял его на третий этаж, где поставил возле квартиры с номером 8.