Где-то должно быть… ищи лучше! — скомандовал он себе и принялся осматривать кабинет во второй раз.
Однако пятнадцать минут упорного поиска ни к чему не привели. На лбу мужчины выступили капельки пота. Он отошел к двери, посмотрел на телефон. Жаль, нельзя посмотреть, куда недавно звонили, — подумал он.
Но ведь что-то было… не может быть, чтобы этот Андреев напал на двух сотрудников КГБ просто так… это было просто невозможно! И тем не менее… лаборатория не хотела выдавать своих тайн.
Он разочарованно втянул ноздрями пропитанный химией воздух, закрыл глаза. Интуиция его подвела.
Рука потянулась к выключателю света, под ногами вновь хрустнуло стекло — противно и как-то… Вдруг его словно пронзил электрический разряд, точно стекло пробуравило подошву туфли и вошло в ногу, послав в мозг мощный электрический импульс.
Туманов покачнулся. Подошве стало горячо, как будто стекло и впрямь вонзилось в ступню, а из нее потекла горячая кровь, заливая недавно купленную в командировке в Египет такую дефицитную «Саламандру».
Он вдруг увидел. Видимо, Андреев, заметая следы, не обратил внимание… Задергался, сплоховал…
Капитан медленно подошел к столу с фотоувеличителем. Сердце его билось, словно он был рядом с гробницей Тутанхамона, когда советская делегация ученых, среди которых, разумеется, были сотрудники «Голубого отдела»? пыталась установить причины загадочных смертей исследователей мумий фараонов. Это был и адреналин, и какая-то неведомая тайна, словно сияющая из-под тяжелой крышки и предчувствие…
Он нагнулся, аккуратно двумя пальцами подхватил маленький рулончик пленки, закатившийся за ножку стола.
Ему стоило огромных усилий унять дрожь в руках. Когда капитан все же совладал с собой, поднял руки и растянул пленку перед лампой, из его груди вырвался невольный возглас:
— Черт! Я нашел! Мама родная! Это же… это они! — Он оглянулся на открытую дверь лаборатории, испугавшись, что кто-нибудь может увидеть его, но там никого не было. — Они, — наши школьники! — уже шепотом повторил он.
Феликс проматывал пленку перед глазами и вся история, случившаяся с исчезнувшим отрядом «партизан» проходила перед его глазами. От начала до конца.
Когда он просмотрел последний кадр и смотал пленку в катушку, то долго не мог прийти в себя. Стоя перед яркой лампой дневного света, он завороженно смотрел в ее мерцающий цилиндр, словно темные точки, застрявшие в сияющей колбе, и были тем небольшим отрядом, безмолвно балансирующим где-то между небом и землей.
Перед его глазами происходило то, о чем никто не мог и подумать.
Глава 45
1941 год
На Москву опустилась вечерняя мгла. Утро было серым, день чуть светлее, такой же неуютный наступил вечер, — сырой, промозглый, хлюпающий, он глухо кашлял выстрелами зениток где-то на западе, потом замолкал на какое-то время и вскоре все повторялось.
Шаров поежился, автоматически поднял руку — посмотреть время, потом вспомнил, что отдал часы на хранение Вите. Если бы его поймали и обнаружили электронные часы с иностранными буквами, вряд ли бы он еще раз увидел белый свет.
Нужно не забыть их забрать, — напомнил он себе.
Тревожное ощущение нарастало.
Придут или нет? Если нет, считай, все пропало. Доверия к шестеркам букмекера он не испытывал, но других вариантов не осталось.
Он вздохнул. Из маленькой часовенки, служащей для дворника складом метел и совков, окинул взглядом кривую тропинку, ведущую к рынку — она была пуста. Торговля закончилась почти час назад и теперь, к шести вечера, город стремительно погружался во темноту.
Позади слышался монотонный гул. Толпа, прущая по Большой Черкизовской на выход из города, кажется, стала еще более плотной и мрачной. То и дело раздавались крики, удары хлыста, мычание голодной коровы или рев выхлопной трубы перегруженного автомобиля.
Что-то творилось вокруг — что-то неслыханное, огромное и пугающее до чертиков. Словно бы вдруг все жители решили враз покинуть город — инстинкт выживания гнал людей на восток и Шаров даже предположить не мог, что так было на самом деле.
В конце концов, это просто эвакуация… — подумал он, но это была не просто эвакуация. Он наблюдал паническое бегство людей всех социальных слоев, категорий, полов и возрастов. Без оглядки. Лишь бы побыстрее, любым способом покинуть столицу.
И среди всей этой кутерьмы, хаоса, страха и неразберихи ему предстояло практически невозможное — достать детей из милиции и вернуть их назад — в целости и сохранности.
Он глянул на сумку, скукожившуюся возле двери. В темноте сторожки она как-то странно топорщилась. Шаров вдруг подумал, что даже не взглянул на то, что купил и хитрый продавец, заговорив зубы, мог его обмануть.
Оторвавшись от наблюдательного пункта, Шаров медленно нагнулся, нащупал ручки, развел их по сторонам и запустил руку внутрь.
Когда пальцы коснулись чего-то твердого и шершавого, в животе противно заныло. Это было не мясо.
Он присел на корточки. В висках сильно стучало, сердце бешено колотилось. Он перевернул сумку и на земляной пол выкатилась свиная голова. Чуть вздернутое рыло забилось травой, а черные бусинки глаза уставились на Шарова.
От неожиданности он отшатнулся, ударившись спиной о выступающий кирпич и сполз на пол, обхватив голову руками.
Мясо, по словам бледнопоганочного, требовалось обязательно. Без него ничего не получится.
Шаров резко поднялся, выглянул в окошко. Рынок уже опустел и сторож, оглядываясь в сторону шоссе, запирал ворота на цепь. Ему явно не терпелось присоединиться к толпе.
Что же делать⁈ — вопрос вибрировал в голове. Ответа не приходило.
В конце концов, он немного успокоился.
Свиная голова — лучше, чем вообще ничего, — подумал Шаров, с отвращением запихивая ее назад в сумку. Но как он мог опростоволоситься⁈ Продавец показывал ему кусок мяса… Шаров кивал, но что было потом? Ведь он не видел, что именно ложил в сумку мужчина под прилавком, Шаров был уверен, что именно тот самый кусок, что и показывал. Как легко его обвести вокруг пальца…
В дверь легонько постучали, и он вздрогнул. Вскочил, выглянул в окошко, но разглядеть в этой серости кого-то было невозможно.
— Кто? — тихо спросил он.
— Свои, — также тихо ответил голос. — Оставайся там, где сидишь. Через час начинаем. Если не придёшь, пеняй на себя.
— Хорошо, — прошептал Шаров пересохшими губами.
Он хлопнул себя по карману, в надежде найти там папиросы, но, естественно, не нашел, потому что он не курил.
— Есть закурить? — бросил он в окно.
— Еще чего… — раздался наглый голос. Потом через мгновение он же сказал: — Ладно, держи.
В окошке показалась рука с папироской и коробком спичек. Шаров успел взять их, и рука тут же исчезла.
— Спасибо, — сказал он, но ответа не последовало.
Он снова посмотрел на свиную голову в сумке — пятак торчал наружу и, будто бы даже шевельнулся. Шаров инстинктивно отшагнул, чертыхнулся, затем чиркнул спичку и прикурил папиросу. Едкий дым тут же наполнил легкие. Он едва не закашлялся — настолько крепкой оказалась папироса, но смог удержаться. Ему не хотелось привлекать внимание к часовенке.
Время тянулось невыносимо медленно. Так медленно, что к концу часа он начал бегать внутри небольшого круга, отсчитывая про себя любимую считалку: «Раз-два-три-четыре, три-четыре-раз-два, кто шагает дружно в ряд, пионерский наш отряд… пионеры молодцы, пионеры-ленинцы…»
Неужели все сегодня закончится? А что с деньгами? Конечно… эта огромная сумма очень бы его выручила… но ведь в 1984 году другие деньги и эти рубли даже при огромном желании обменять на новые советские будет никак нельзя…
Шаров вздохнул. Несмотря на весь ужас ситуации, возвращение и просроченная встреча с кредиторами была и того хуже. Что они с ним сделают? Он даже не хотел об этом думать.
До чего же они все-таки похожи… — мелькнула у него мысль о человеке в модном костюме на стадионе, принимавшем ставки в восемьдесят четвертом году и этим ужасным букмекером с перстнем, сидящим в глубине киоска. Может, это его сын или они дальние родственники?
Шаров поежился. Кем бы ни был этот человек, ни теперь, ни в будущем связываться с ним не хотелось. А так как долг он уже просрочил, последствия наступят неминуемо.
Пора, — подумал он, когда вдали отчаянно залаяла собака. Таким был условный знак. Он боялся его пропустить, но пес лаял с таким остервенением, что наверняка его слышали на другом конце города.
Он поднял сумку со свиной головой, отодвинул засов. Снаружи пахнуло холодом, Шаров запахнул ватник. Огляделся. Несмотря на то, что он хорошо разогрелся, бегая внутри часовенки, его била дрожь.
— Аня… — произнес он с сожалением. — Жаль… так и не увиделись. Может быть… в следующий раз.
Он знал, что никакого следующего раза не будет. И скорее всего, они останутся здесь навсегда — было бы слишком фантастично думать, что такое перемещение возможно. Вся эта бесконечная темная кавалькада, движущаяся на восток, сейчас пыталась бы попасть в более безопасное место — в будущее. Но это невозможно.
И все же… попытка не пытка.
Он намотал тесьмы сумки на руку и шагнул в темноту.
Ворота с полукруглой аркой «Преображенский рынок» остались позади. Слева и справа теснились черные лачуги. Ни единого огонька не показывалось из окон, но кое-где боковым зрением он успевал заметить дрожание занавески, мелькнувшую тень и даже прозрачный силуэт. Будто бы кто-то незримо наблюдал за ним и делал ставки — получится или нет.
Оказавшись в двадцати метрах от Большой Черкизовской, он встал как вкопанный. Толпа, медленно двигающаяся на восток, была настолько плотной, что он даже засомневался, сможет ли проскочить на другую сторону. Весь тротуар и часть проезжей части были заняты понурыми людьми, бредущими в каком-то забытьи. Он поискал глазами милицию или военных, но не нашел ни тех, ни других.
Улучив момент, Шаров протиснулся между двумя тощими баранами, которые учуяв запах из сумки, потянули к нему свои головы. Дернувшись всем телом, он удачно проскочил за телегой, на которой вповалку спали дети, укрытые грязными одеялами и обравками ткани, столкнулся с бородатым мужиком, тянущим за собой груженую перевязанными тюками повозку. Он мутно посмотрел на Шарова, приостановился, повел плечом, в которое впилась тонкая лямка. Этого времени Шарову хватило, чтобы протиснуться на проезжую часть, где он снова едва не угодил под грузовик. На этот раз — под задние колеса. Его бы никто и не заметил, лишь какая-то баба сзади воскликнула: