рюмым и злобным. Но хуже всего было то, что Шаров узнал в нем… себя.
— Не-е-ет!!! — заорал Шаров, расталкивая руками смолистый вязкий зной.
Справа он увидел удивленное лицо Остапенко, который услышал его крик и, замешкавшись, повернулся. Возле телекамеры, уставившейся на Шарова стеклянным глазом, стоял мужчина в белой рубашке и брюках.
Тот самый букмекер. Он в упор смотрел на Шарова сверлящим взглядом.
Весь его вид не предвещал ничего хорошего.
— Плевать! — бросил в его сторону Илья. — Я разрываю наш договор!
Что есть силы он взмахнул руками — ткань майки затрещала. Нити, обволакивающие тело, впились в кожу. Они были такими острыми, что пронизывали его до самых сухожилий, до нервов, взрезая разгоряченную плоть по живому.
Шаров закричал что есть мочи.
Боль нарастала. Воздух выжигал легкие и, казалось, ничто не может пересилить эту неведомую преграду, затягивающую его в фатальный водоворот.
«Ты сам выбираешь свое будущее», — бросила тогда испуганная цыганка. — «Я никогда не видела такого раньше».
Он хотел спросить ее, получается, что остальные живут так, как предопределено, но она уже убежала.
А теперь он понял. Теперь он все понял.
Только возможно ли убежать от себя и что все это, черт возьми, значит?
Шаров снова резко дернулся. Острая боль затопила тело от кончиков волос до мизинцев ног — такая, что его скрутило в узел, бросило на землю, вновь подняло и разорвало в клочья.
ВСПЫШКА
…на мгновение ослепила его, но он знал, что, воспользовавшись секундным замешательством, Остапенко предпримет наглый, самоуверенный бросок. Может быть, в каком-то другом времени, другой жизни, другом месте Шаров придет вторым, но здесь и сейчас будет
ПО-ДРУГОМУ
Он взвыл, хлестнул себя по бедрам ладонями и, вырывая израненное тело из неведомых пут, которые затрещали словно рвущиеся канаты на судне, попавшем в идеальный шторм, ринулся вперед.
Стадион выдохнул от изумления и взрывва энергии, которая точно взведенная пружина, разрядилась в накаленном воздухе.
Остапенко в полуметре справа что-то пролепетал — Шаров пропустил его слова мимо ушей. Илья легко нагнал Ветрова и даже успел улыбнуться сопернику. Тот бежал на пределе сил.
— Жми, Андриан! — крикнул ему Шаров.
Последний круг он бежал под неистовый рев стадиона. Болельщики точно с ума посходили, они рукоплескали, не жалея рук, и орали так, что чаша ходила ходуном.
— Ша-ров — чемпион! Ша-ров — чемпион!
Через несколько секунд боковой судья взмахнул флажком, и он пересек финишную черту. Вторым пришел Ветров. Остапенко оказался на последнем месте.
Отдышавшись, Шаров повернулся и посмотрел назад — на дорожку, на неунимающихся болельщиков, на судью, который качал головой — видимо, не веря в случившееся, на бегающих туда-сюда телевизионщиков, у которых, судя по всему, во время прямой трансляции что-то случилось.
Потом посмотрел на табло, где высветились буквы его имени и фамилии, а ниже — результат:
'1 МЕСТО
ИЛЬЯ ШАРОВ
13:25.10'
Голова закружилась от нахлынувшей свободы — ощущение было таким ясным и прозрачным, что по щекам потекли слезы. Он смотрел на табло, на зрителей, на соперников, которые поздравляли его и не верил. Губы дрожали, он не мог произнести ни слова. Никогда ранее он не испытывал подобного чувства — будто бы судьба покорилась ему, и сладость этой победы была настолько пьянящей, что он едва не упал. Подошедший Ветров обнял и поддержал его за руку.
— Спасибо, Илюха, — сказал Андриан. — Если бы не ты, я бы пришел последним. Но… — он внимательно посмотрел Шарову в глаза: — Мне показалось, или ты…
Илья выдержал его взгляд.
— Тебе показалось.
Ветров оглянулся, будто бы выискивая кого-то в толпе у подтрибунного помещения. Шаров проследил за его взглядом, но мужчина в белой рубашке пропал.
— Надеюсь, — медленно ответил Андриан. — Очень на это надеюсь. Ну что… чемпион… пойдем на награждение?
Шаров кивнул.
Он увидел тренера, спешившего к нему. Глаза наставника лучились от счастья.
— Я же говорил, Илюха, ты сможешь! Стоит только захотеть и все получится, ведь правда⁈ — он обнял Илью и похлопал его по спине.
— Да, тренер. Вы правы. Вы всегда в меня верили.
— Так я отзываю спортроту. Похоже, ты едешь в Париж.
Шаров почувствовал, что теперь по-настоящему не может сдержать слез. Он уткнулся в тренерское плечо.
— Спасибо вам, Петр Андреич, спасибо, что верили в меня!
— Ладно тебе, ты тоже не серчай, что бываю немного крут с тобой. Ну а как еще… раз ты по-хорошему не понимаешь? Ну давай, через десять минут награждение, выпей воды, отдышись и вперед! На тебя вся страна смотрит!
Шаров смахнул слезы с лица и пошел вдоль трибун, всматриваясь в каждое лицо. Поздравления доносились со всех сторон. Кто-то совал ему листики и блокноты для автографа, Шаров автоматически черкал роспись и шел дальше. Он искал только одного человека и когда увидел спускающегося с верхнего ряда мальчика с дородной женщиной — бросился им навстречу.
Люди удивленно смотрели, как он легко взлетел наверх, взял мальчика за руку и что-то шепнул ему на ухо.
Женщина рядом от изумления не могла произнести ни слова — она не понимала, какое отношение имеет Витя к чемпиону СССР, но ей было безумно приятно, что, видимо, какое-то имеет. В конце концов Витя все уши прожужжал ей про этот забег и про своего фаворита, и она даже (тайком, разумеется, от всех), пошла в сберкассу, сняла триста рублей и сделала ставку (так же тайком, пока Витя так удачно бегал в туалет) на этого самого Шарова.
И, похоже, сорвала большой куш.
— Вы позволите? — обратился к ней чемпион, имя которого она от волнения забыла. — Я хочу кое-что сказать Вите.
Она кивнула.
— Ну, разумеется! Сколько угодно! — Ольга Викторовна обмахнулась веером и поискала глазами человека, который должен был выдать ей выигрыш.
Шаров взял Витю за рукуу, отвел его в сторону и присел на корточки.
— Вы… хотите меня поругать, что…
— Нет, что ты, я…
Шаров оглянулся. Награждение еще не объявили и у него было несколько минут.
— Я думаю… мы должны поговорить. Ты ведь…
Мальчик выглядел испуганным.
— Простите, если я… Не знаю, что на меня нашло, когда…
— Знаешь что? — прервал его Шаров. — Когда я там оказался… — Илья повернулся и указал рукой в ту часть стадиона, где его ослепило солнце: — … в общем, ты можешь мне не поверить, но… кое-что случилось. Кое-что… я не знаю, как тебе это объяснить, это слишком долго. Тебя же Витя зовут?
Мальчик еще больше испугался.
— Д… да. Откуда вы…
— Я должен тебе это сказать. Ваш класс скоро поедет в какую-то воинскую часть, я не знаю, зачем… что это такое вообще…
— З…зарница… — Витины зубы стучали от страха. — У нас должна будет там пройти «Зарница».
— Да, похоже на то. Тебе нельзя туда ехать. Откажись под любым предлогом.
— Почему? Там же будет интересно.
— Просто откажись. Ты можешь поверить чемпиону СССР?
— Я… не знаю.
— Червяков взорвет там гранату, и все погибнут.
Витя отшатнулся от бегуна. Лицо его перекосила гримаса.
— Откуда… вы знаете? Значит… это… — мальчик неопределенно обвел взглядом голубое небо, накрывшее чашу стадиона: — Я думал, у меня солнечный удар, а значит… Москва… сорок первый… и это все…
Шаров взял его кисть и сжал в своих руках.
— Да. Мы там были. Это никакой не солнечный удар. Обещай, что не поедешь.
Витя замотал головой. Он в мгновение ока вновь пережил все происшедшее с ними за эти дни и часы, и от увиденного у него волосы встали дыбом. Теперь он был абсолютно уверен, что так на самом деле и будет (или, что еще невероятнее — уже было!), что Червяков где-то украдет гранату и на самом деле ее взорвет. И они… все… Лена… — Витя оглянулся, вспомнив, что мгновение назад обнимал ее за худенькие плечи, она дрожала как осенний листик, а потом… вспышка, оглушительный грохот и… тишина.
— Мы… я… мы никуда не поедем. Клянусь.
— Витя, все нормально? — послышался голос женщины позади.
— Да, тетя Оля… — хриплым голосом ответил мальчик. — Просто… я разволновался.
— А-а-а, ну это не смертельно! — улыбнулась она, озорно посмотрев на Шарова. — Такой спортсмен рядом стоит! Я бы тоже сознание потеряла, — прозвенел ее кокетливый голос. Она снова отвернулась, пытаясь отыскать в толпе человека, который выдаст ее не вполне законный, но оттого еще более желанный выигрыш.
— А как же… остальные? — тихо спросил Витя.
Шаров покачал головой.
— Я не знаю. Но мы должны держать язык за зубами. Никто и никогда не должен об этом узнать.
Витя кивнул.
Торжественным голосом диктор объявил награждение победителей чемпионата.
Шаров отпустил руку мальчика, потом неожиданно привлек его к себе и обнял.
— Если бы не ты… — сказал он, — мы бы оттуда не вырвались. Спасибо тебе.
— Я? — Удивился Витя. — Это вы нас спасли, я совсем ни при чем.
Шаров отпустил его и посмотрел на табло.
— Мне пора бежать.
Витя смахнул слезинку с края глаза.
— Мы еще встретимся?
Спортсмен спустился на пару ступенек, потом обернулся.
— Обязательно встретимся. У нас остались кое-какие нерешенные дела. В будущем.
Витя кивнул. Дела и правда остались.
Шаров быстро спустился по ступеням и рысцой побежал к пьедесталу, где уже сгрудились фоторепортёры, тренеры и члены оргкомитета соревнований.
Он легко поднялся на высшую ступень, повернулся лицом и помахал рукой. Потом диктор зачитал его фамилию, результат, а мужчина в строгом костюме водрузил на его шею золотую медаль. Стадион взревел от восторга. Защелкали затворы фотокамер.
Шаров выпрямился и посмотрел куда-то вверх, где козырек стадиона соприкасался с голубым краешком неба. Теплые лучи солнца падали оттуда на беговую дорожку. На миг ему показалось, что прозрачные тени бегунов все еще там — трепещут, словно застряв в янтарной паутине времени. Но тут же видение растаяло. Он повернулся к фотокорреспондентам и улыбнулся своей обаятельной улыбкой.