Прошел месяц, и появился донос.
Я со своим заместителем Александром Зайцевым был в Польше. Мы хотели создать совместное предприятие с одной из фирм и по ее приглашению выехали в Варшаву. Перед отъездом я по–дружески попрощался с Бежиным. У нас с ним никогда не было конфликтов, споров. Я забыл рассказать, что однажды Бежин предложил мне в секретари–машинистки одну девушку, а потом женился на ней. Женился долго. Сначала взял отпуск на месяц, потом еще на месяц творческий отпуск, затем по путевке на юг — медовый месяц. Мы подолгу не виделись, помогать он мне в работе не помогал, не мог, не умел, но не мешал работать, и то хорошо. Руководители Московской писательской организации тоже не мешали мне, я не докучал их просьбами, и они были рады. Наш коммерческий директор Игорь Романович Фомин добился, что ВАЗ выделил для сотрудников издательства две машины, две «девятки». Одну Фомин брал себе, я не возражал. Фомин работал за три отдела. Незаменимый работник! Находка для издательства. Не будь его, вряд ли бы мы добились таких успехов. Вторую машину предложили мне. Но было неудобно брать. Я боялся, что пойдут сплетни: мол, директор гребет под себя. Как это обычно бывает. Фомин уговаривал: бери, все видят, как ты пашешь! Плюнь, бери!.. Я четвертый год стоял в очереди за машиной в Московской писательской организации, надеялся скоро получить и решил вторую «девятку» предложить Бежину. У него в кабинете была жена, моя секретарша. Я сказал, что пришла машина «Жигули», и я предлагаю ее им:
— Берете?
Они переглянулись.
— Берем! — воскликнула жена.
Теперь, когда «девятка» на бирже стоит миллион, Фомин, да и другие мои друзья смеются надо мной: подарил, мол, Бежину миллион, а он тебя за это отблагодарил. Я тоже заметил это: интеллигенция всегда за добро платит пакостью. Крестьяне этого даже понять не могут. Кстати, машину в писательской организации я так и не получил и теперь вряд ли когда получу.
Итак, я в Польше. Ночь, гостиница, я укладываюсь спать. Врывается растерянный Зайцев. Номера у нас разные, одноместные. И кричит:
— В издательстве бунт!
Я не понял.
— Только что позвонил Дейнека (заместитель директора). Говорит, тебя отстранили от должности!
— Не может быть! Кто?
— Правление арендаторов.
— А кто организовал?
— Бежин и Панасян.
— Врет!! — воскликнул я. — Они мои давние друзья! Ни за что не поверю…
— Верь, не верь, — успокаивался Зайцев. — Но Дейнека говорит, Бежин с Панасяном вызвали его, сказали, что КГБ занимается издательством. Ты уличен в каких–то махинациях. У них есть компромат против тебя. Час уговаривали, Дейнека подписал письмо… Говорит, пол–издательства подписалось… Подписал он и давай разыскивать нас в Польше. Весь вечер искал…
— Не может быть! — твердил я, — Он что–то не понял, не может Панасян быть с Бежиным.
Я не верил. В Польше нам оставалось быть еще два дня, и все эти дни я тысячу раз переспрашивал Зайцева о звонке Дейнеки, о мельчайших нюансах. Ночью не спал, размышлял, что произошло, вспоминал: не подписал ли я какой–нибудь компрометирующий меня договор или письмо? Не было этого, я был чист.
«А вдруг коммерческий директор Фомин подписал что и это всплыло?» — бросало меня в жар.
В Шереметьево нас встретили Фомин и заведующий отделом рекламы и распространения Лидия Романовна Фомина. Ее в издательство привел Бежин, но она первой из всех сотрудников высказала Бежину о безнравственности его письма, первой назвала его бездельником. Еще в Шереметьево я спросил у Фомина:
— Вы подписывали какие–нибудь незаконные договора или письма? Отпустили хоть грамм бумаги без моего ведома? Только правду!
— Нет! Никогда… — уверенно ответил Фомин.
— Слава Богу! — выдохнул я.
Право третьей подписи было у Бежина. Но это уж его проблемы. Боялся я, что мою подпись подделали, но думал, криминалисты разберутся.
Фомин рассказал мне, что, как только я уехал в Польшу, Бежин принес письмо против меня в издательство и вместе с Панасяном стал обрабатывать сотрудников издательства. К каждому был индивидуальный подход в зависимости от характера и положения. Анатолию Кончицу, да, да, тому самому писателю, который у меня на квартире первым посоветовал идти директором в «Столицу», я его потом взял старшим редактором в редакцию прозы, и он был хорошим редактором, одним из лучших, так вот ему заявили: если он не подпишет письмо, то его выгонят с работы! Об этом он сам рассказывал Валере Козлову и Роману Федичеву. И Кончиц подписал письмо. Он был также членом Правления арендаторов. По характеру Кончиц боязливый человек. Это все знают. Петр Паламарчук, тоже член Правления, с удовольствием расписался аж три раза. Я потом указал ему на его две подписи на одном листе: он промолчал. Часть подписей под письмом неразборчива, возможно, не только Паламарчук расписался пару раз. Думается, Паламарчук был не один, кого не пришлось пугать, чтобы он подписался. А пугали КГБ, тогда он был в силе. Говорили, что я проворовался, что издательством занимается КГБ, что будто бы КГБ дважды забирал Бежина на допросы, что Секретариат меня уже снял: Кобенко просит принести такое письмо от сотрудников издательства, чтобы меня просто отстранить, иначе меня отдадут под суд; что у Бежина есть документы, уличающие меня, но эти документы не хотят отдавать в КГБ, и как только я вернусь из Польши, я сам напишу заявление об уходе в обмен на эти документы. Так говорили Валере Козлову, Лидии Романовне Фоминой, главному художнику Александру Черенкову, вероятно, Дейнеке. Я ни у кого не выспрашивал, почему он подписался. Кто говорил мне сам, того и называю. Но подписывались не все. Сергею Маркову, заведующему международным отделом, сказали:
— Сережа (он наш общий давний приятель), вот письмо — выбирай: если ты с нами, подписывай, а если с Алешкиным — пеняй на себя!
Марков не подписал. Не подписали даже некоторые младшие редакторы, хотя их судьба полностью зависела от Бежина с Панасяном. А заведующий коммерческим отделом Виталий Иванов вместе с одним из инженеров хотели ворваться в кабинет к Бежину–Панасяну, взять их за горло и отобрать письмо, но Фомин, слава Богу, удержал их от этого. Представляю, сколько было бы визга, если бы это произошло.
Валера Козлов не работал в издательстве, но Бежин с Панасяном отводили ему особую роль. Они обработали его сплетней о КГБ, о том, что Секретариат уже снял меня, что у них документы есть против меня и т. п., и предложили встретить меня, уговорить написать заявление об уходе из «Столицы», потом привезти на квартиру к Бежину, где я обменяю свое заявление на документы, компрометирующие меня. Валера им поддакивал, охал, подыгрывал, чтобы выяснить, какими документами они меня шантажируют и что намереваются делать дальше.
Прилетел я из Польши в пятницу вечером, а в субботу или в воскресенье Козлов должен был привезти меня к Бежину. В субботу я встретился с Валерой у Романа Федичева, и они ввели меня полностью в курс всех сплетен, родившихся после письма. Кстати некоторым колеблющимся подписать письмо Бежин с Панасяном говорили, что письмо не понесут в Секретариат до моего приезда. Но как только подписались те, кто хотел подписаться, письмо понесли к Владимиру Гусеву. Он сменил Александра Михайлова на посту Председателя Правления Московской писательской организации. Гусев ничего не стал предпринимать до моего приезда.
После разговора с Козловым и Федичевым у меня полностью сложился план действий. И до самого конца я от него не отступал. Ничего страшного из всех сплетен для себя я не видел. Это был очевиднейший бред, которому легко верят обыватели, но который легко разбивается фактами.
А Бежин с Панасяном ждали звонка от меня или от Валеры Козлова. Звонка нет. Валера не собирался им звонить. В воскресенье они не выдержали, позвонили мне сами. Взяла трубку Таня, моя жена. Бежин попросил меня. И Таня вдруг, даже неожиданно для себя самой, сказала:
— Петя узнал о вашем доносе и остался в Польше, попросил политического убежища! — И положила трубку.
Я заржал, именно заржал. Такого интереснейшего хода я не ожидал от своей жены. Позже я узнал: у Бежина с Панасяном был шок. Они стали обзванивать всех своих содоносчиков, искать телефон Зайцева, чтобы узнать, правда ли это. Зайцева они нашли только вечером. Он мне позвонил и рассказал, как его искали. Представляю, веселенький был денек у Бежина–Панасяна.
Утром в понедельник я написал письмо в Секретариат с просьбой прислать в издательство Ревизионную комиссию для проверки, отвез Гусеву, не заезжая в «Столицу», а в издательстве сразу собрал совместное заседание Правления арендного коллектива, Дирекции и Главной редакции, то есть всех руководителей. Это заседание я полностью записал на пленку. Она хранится у меня. Перед заседанием Бежин с Панасяном, растерянные и наглые, затащили меня в кабинет, где столы их были напротив, и предложили отставить заседание, поговорить. Я отказался разговаривать с ними. На заседании Бежин попытался перехватить инициативу, перебил меня, зачитал письмо, знакомое всем. Пора и вам познакомиться с ним:
В связи с развалом работы издательства, срывом выпуска плановых книг, разбазариванием бумаги, порочной кадровой политикой, авантюристическим стилем работы и созданием неблагоприятной атмосферы в коллективе, а также ввиду отсутствия личных качеств, необходимых для управления большим коллективом:
1. Освободить Алешкина П. Ф. от занимаемой им должности директора;
2. Назначить и. о. директора Мансурова С. Г.
3. Создать временный комитет по выводу издательства из кризисной ситуации на три месяца в составе пяти человек: Бежин Л. Е., Мансуров С. Г., Зайцев А. Б., Палехова Н. С., Игнатьева В. И.