. Всю дальнейшую жизнь Чайковский боялся повторения подобной ситуации. Спустя девять лет он с ужасом вспоминал, как «…расстроил себе нервы в 66-м году на даче Мятлева оттого, что коптел над симфонией, которая не давалась, – да и только»[203]. Действительно, «после этой симфонии ни одна нота из всех его сочинений не была написана ночью»[204].
В разгар работы нал сочинением Чайковский совершил совместную с Алексеем Апухтиным поездку на Валаам – посетил знаменитый монастырь, расположенный на островах Валаамского архипелага в северной части Ладожского озера. История обители, по одной из версий, восходит к X–XI векам. Монастырь отличался очень строгим уставом, который не каждый мог выдержать, – многие из братии уходили в скиты, которых в середине XIX века было семь. Попасть в монастырь можно было только пять месяцев в году – с конца мая до конца октября – на пароходе из Петербурга. Зимой сообщения практически не было, только в случае благоприятной погоды по льду Ладоги. Святыни монастыря – мощи основателей обители преподобных Сергия и Германа – и строгий уклад привлекали паломников, число которых в дни летних постов – Петровского и Успенского – достигало четырех тысяч человек.
На Чайковского, безусловно, произвели впечатление монастырь со скитами, строгая северная красота островов и само путешествие. Он мог видеть вишневые и яблоневые сады, которые прижились на Валааме вопреки суровому климату.
Среди воспоминаний о Валааме, которыми Чайковский делился с родными, был эпизод, которому он стал свидетелем. Эта история произвела впечатление и на Апухтина, впоследствии став эпизодом его поэмы «Год в монастыре». Как писал Модест Чайковский: «Не поручусь, что все подробности в этой стихотворной передаче соблюдены в точности, начиная с того, что дело происходило летом, а в поэме – зимой, но… главная суть происшествия совершенно согласна с тем, что рассказывал Петр Ильич»[205].
Сегодня сценою печальной
Весь монастырь встревожен был.
Есть послушник у нас, по имени Кирилл.
Пришел он из Сибири дальней
Еще весной и все привлек сердца
Своею кротостью и верой без предела.
Он сын единственный богатого купца,
Но верой пламенной душа его горела
От первых детских лет.
Таил он мысль свою
И вот однажды бросил дом, семью,
Оставивши письмо, что на служенье Богу
Уходит он. Отец и мать
Чуть не сошли с ума; потом искать
Отправились в безвестную дорогу.
Семь месяцев, влача томительные дни,
По всем монастырям скиталися они.
Вчера с надеждою последней
Приехали сюда, не зная ничего,
И нынче вдруг за раннею обедней
Увидели Кирюшу своего.
Вся братия стояла у собора,
Кирилл молчал, не поднимая взора.
Отец – осанистый, седой, как лунь, старик —
Степенно начал речь, но стольких впечатлений
Не вынесла душа: он головой поник
И стал пред сыном на колени,
Он заклинал его Христом
Вернуться снова в отчий дом,
Он говорил, как жизнь ему постыла…
«На что богатства мне? Кому их передать?
Кирюша, воротись! Возьмет меня могила, —
Опять придешь сюда: тебе недолго ждать».
Игумен отвечал красноречиво, ясно,
Что это благодать, а не напасть,
Что горевать отцу напрасно,
Что сын его избрал благую часть,
Что он грехи отцовские замолит,
Что тяжело идти из света в тьму,
Что, впрочем, он остаться не неволит:
«Пускай решает сам по сердцу своему».
А мать молчала. Робкими глазами
Смотрела то на сына, то на храм,
И зарыдала вдруг, припав к его ногам,
И таял белый снег под жгучими слезами…
Кирилл бледнел, бледнел, в душе его опять,
Казалось, перелом какой-то совершался,
Не выдержал и он, обняв отца и мать,
Заплакал горько – но остался…
Неизвестно, какая часть симфонии была готова к моменту поездки на Валаам, но считается, что именно под впечатлением от этого путешествия была написана вторая часть произведения – «Угрюмый край, туманный край».
Молодой профессор
Шаг за шагом Чайковский освоился в Москве и в новой жизни, и в статусе преподавателя. В письмах он чаще сообщает близким о том, что все идет благополучно, хотя не без нотки иронии он относится к своим подопечным: «Уроки мои идут очень успешно, и даже я пользуюсь необыкновенным сочувствием обучаемых мною москвитянок, которые вообще отличаются страстностью и воспламенимостью»[206]. Действительно, обучение в музыкальных классах было очень модным среди московских барышень – что Чайковский не мог не испытать на себе.
Ему практически сразу удалось завоевать авторитет не только среди учеников, но и среди коллег. Московская консерватория готовилась к открытию, а Петра, еще вчерашнего ученика, без особого профессионального опыта привлекали к обсуждению того, каким должно стать новое высшее музыкальное учебное заведение. Не без гордости Чайковский сообщал об этом родным:
«У нас теперь все комитеты и прения по поводу здешней Консерватории; прения эти очень бурны. Я участвовал на днях в составлении устава и написал огромную инструкцию инспектора, которая была принята без изменений»[207].
Торжественное открытие Московской консерватории состоялось 1/13 сентября 1866 года. Ко дню открытия для консерватории был арендован дом баронессы Черкасовой на углу Воздвиженки и проезда Арбатских ворот[208]. Ее уклад сильно отличался от Петербургской благодаря личности основателя и первого директора Николая Рубинштейна. Так, кроме музыкальных предметов ученики были обязаны посещать так называемые «научные» классы, в которых изучались общеобразовательные предметы: русский язык, литература, география, физика, математика, эстетика, мифология, иностранные языки. Для преподавания этих дисциплин были приглашены лучшие специалисты, в том числе и профессора Московского университета.
Чайковский был принят в консерваторию на должность профессора, о чем еще 1 мая 1866 года заключил трехлетний договор с дирекцией Московского отделения Императорского Русского музыкального общества. В документе 11 пунктов, в которых четко прописаны права, обязанности и ответственность сторон:
«1е, Я, Чайковский, обязан заниматься в Консерватории преподаванием уроков теории музыки, в качестве исправляющего должность Профессора, не менее десяти часов в неделю, без всякой отговорки, если на такое число уроков будет достаточное число учащихся.
2е, Я, Чайковский, обязан являться в Консерваторию за десять минут до начатия урока; если же опоздаю кроме сих десяти минут еще пятнадцать минут, то час урока считается пропущенным. При сем обязан я объявить директору Консерватории причину, по которой я опоздал. Пропущенный час урока может быть, по согласию с директором Консерватории, заменен другим часом, в противном случае вычитывается с меня, Чайковского, за каждый пропущенный час урока по пяти рублей серебром.
3е, В случае моей болезни, после первого пропущенного урока, часы мои заменяются, по распоряжению директора, профессором или адъюнктом. В случае моей замены адъюнктом, – если болезнь продолжится не более месяца, я должен получать из причитающегося мне жалованья только одну треть, а заменивший меня адъюнкт остальные две трети. Если же болезнь продолжится более месяца, то я не получаю никакой платы и меня заменяют другим профессором, до моего выздоровления; по замене же меня профессором, а не адъюнктом, уплата мне денег прекращается. Первый мой пропущенный урок по болезни может быть заменен другим уроком, или же вычитается из моего жалованья, что придется по расчету.
4е, Я, Чайковский, должен получать за каждый час уроков в неделю по семидесяти пяти рублей серебром в год, получая все годовое жалованье в течение девяти месяцев, т. е. до начала вакационного времени. При увеличении или уменьшении часов занятий плата увеличивается или уменьшается, считая за каждый месяц академического года 11/3 месяца годовой платы за каждый час.
5е, Обязан я, Чайковский, обходиться с учащимися вежливо и вообще не дозволять себе никаких грубых поступков или выражений относительно учеников и учениц.
6е, Обязуюсь я кроме Консерватории нигде классов не открывать, уроки же на дому я могу давать с тем только условием: а.) чтобы не публиковать об их открытии; б.) брать с ученика не менее пяти рублей сер[ебром] за каждый час занятий.
7е, Я, Чайковский, не могу принимать участия ни в каких концертах вне Русского музыкального общества без согласия на то Совета Консерватории и Дирекции Русского музыкального общества.
8е, Обязан я во всем подчиняться правилам, составленным Дирекцией Общества и утвержденным Президентом Общества, и отнюдь от них не отступать. Нарушение контракта подлежит взысканию неустойки.
9е, За нарушение с какой-либо стороны контракта, виновная сторона подвергается неустойке пятьсот рублей серебром.
10е, В случае моего, Чайковского, какого-либо поступка, по коему я буду подлежать увольнению по заключению Совета Консерватории и окончательного заключения Дирекции Общества, Дирекция вольна мне отказать, без уплаты означенной в 9 пункте неустойки и 11е, Условие сие хранить с обеих сторон свято и ненарушимо. Подлинное иметь Дирекции Общества, а мне, Чайковскому, получить засвидетельствованную Дирекцией копию»[209].
За годы работы Петра в консерватории договор продлевался, все условия оставались прежними, оплата преподавательской работы увеличивалась.