Многие из коллег Чайковского по Московской консерватории стали его соратниками и друзьями по жизни. Кроме уже упомянутого Кашкина, это, например, Карл Карлович Альбрехт – виолончелист, теоретик, хоровой дирижер и композитор. О своем коллеге Петр писал брату Анатолию:
«Я не помню, писал ли я о Альбрехте; этот господин играет большую роль в моей московской жизни, а потому следует сказать о нем несколько слов. Во-первых, это милейший человек во всей Москве; я еще в прошлом году[210] с ним очень сошелся, а теперь до того полюбил и привык к нему, что в его семействе нахожусь как дома, и это для меня подчас большое утешение. Во-вторых, я довольно сильно привязался к его двум весьма милым детям, с своей стороны меня очень любящим. На днях жена его должна родить третьего, и я уже заранее приглашен быть крестным отцом. Он занимает место инспектора Консерватории и живет здесь же; Рубинштейн и я обедаем у него в качестве нахлебников почти ежедневно»[211].
Чайковский высоко ценил Альбрехта, всячески его защищал в разных ситуациях, которые складывались и в консерватории, и в самом Московском отделении РМО. Спустя почти 20 лет с начала их знакомства Петр отзывался об Альбрехте с огромным уважением и пиететом:
«Это один из очень немногих известных мне музыкантов, в коих я усматриваю настоящий, не лишенный самобытности композиторский талант… Альбрехт безусловно честен и обладает тем редким качеством, что себя, свои частные интересы всегда приносит в жертву делу. Р[усское] муз[ыкальное] общ[ество], а потом Консерватория были и суть тем делом, которому он слепо предан. Итак, я уважаю Альбрехта: 1) как человека даровитого, 2) как человека честного»[212].
Несмотря на талант, карьера Карла Карловича не сложилась так, как могла бы. Он был сыном известного дирижера Карла Францевича Альбрехта, который вместе с семьей приехал из Германии в Россию из немецкого города Эльберферда по приглашению на должность капельмейстера Императорских театров. Именно под его руководством в 1842 году состоялась премьера оперы Глинки «Руслан и Людмила». Чайковский неудачи «бедного Карлуши» объяснял следующим образом:
«Из таланта этого ничего не вышло и ничего уже не выйдет по обстоятельствам жизни. Отец его, сам превосходный музыкант и капельмейстер, по непостижимой для меня причине не только не поощрял, не развивал в сыне таланта, а, кое-как обучивши его игре на виолончели, отвез его пятнадцатилетним мальчиком в Москву, определил на нищенское жалование при театре и бросил вполне на произвол судьбы. Пошла бесконечная канитель игры на репетициях, на спектаклях, борьба с нищетой, потом женитьба, потом знакомство с Ник[олаем] Григ[орьевичем], черная работа в Консерватории и т. д., и т. д.»[213].
Вместе с Чайковским работали замечательные музыканты – в будущем исполнители (в том числе первые) его произведений: скрипач Иван Гржимали, певица Александра Александрова-Кочетова, виолончелист Вильгельм Фитценхаген и другие.
Вся обстановка, созданная Николаем Рубинштейном и его сподвижниками по консерватории и Московскому отделению РМО, способствовала особой творческой атмосфере и стала благодатной почвой для становления Чайковского прежде всего как музыканта. Хотя впоследствии часто Петр Ильич не раз утверждал, как тяготят его преподавание и служебные обязанности, через его теоретические классы прошло огромное количество учеников, сам он стал автором учебных пособий и учебных программ, внес значительный вклад в развитие российского музыкального образования.
Первый заказ
Начался первый учебный год Московской консерватории. Чайковский параллельно с преподаванием продолжил сочинять. Первую симфонию в конце лета он показал своим учителям – Антону Рубинштейну и Зарембе. После их критики молодой композитор принялся за переделку сочинения[214]. Тогда же он получил свой первый композиторский заказ, который исходил от Николая Рубинштейна: необходимо было сочинить произведение по случаю бракосочетания наследника цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмар. Исполнение планировалось в Москве в присутствии высоконовобрачных. Так Чайковский сочинил Тожественную увертюру на датский гимн. Работу он выполнил даже раньше срока, но после нервного расстройства, вызванного работой по ночам над Первой симфонией, Чайковский больше не решался на подобный режим. Нужно было учиться организовывать время, находить возможности для работы днем. Это было не так просто – уже начались занятия в консерватории. Квартира Рубинштейна, в которой Чайковский продолжал жить, сообщалась с консерваторией и была местом сбора профессоров и других посетителей – все это не способствовало нормальной композиторской работе. Петру приходилось «для занятий искать приюта в других местах, между прочим, в трактире “Великобритания” (на Неглинной против Манежа), где днем в просторных комнатах бывало почти пусто»[215].
Празднование в Москве, намеченное на декабрь 1866 года, не состоялось. В письме брату Анатолию композитор сообщал:
«Я по-прежнему здоров и по возможности счастлив; со всеми живу в мире и согласии и ежечасно помышляю о приближающемся свидании с Петербургом. Увертюру для Дагмары совершенно окончил, но, кажется, приезд ее в Москву отложен до апреля, и, следовательно, я напрасно торопился»[216].
Исполнялась ли Увертюра Чайковского в Москве во время свадебных торжеств с 23 по 30 апреля – неизвестно, но премьера этого сочинения Чайковского состоялась тремя месяцами ранее, 29 января 1867 года, в программе концерта в зале Благородного собрания в пользу семейств, пострадавших во время критского восстания. Дирижировал Николай Рубинштейн. Новое произведение Чайковского имело успех у публики.
12 апреля 1867 года в газете «Голос» № 102 известный критик Ростислав (Ф. М. Толстой) писал о еще одном, несостоявшемся, исполнении Увертюры: «В первоначальном объявлении обещано было исполнение увертюры г. Чайковского. <…> Увертюру г. Чайковского, написанную на соединенные темы Русского и Датского национальных гимнов, не решились исполнить оттого, что даровитому молодому композитору вздумалось, неизвестно по какой причине, изложить наш Русский национальный гимн в минорном тоне, что совершенно переменяет характер известной мелодии»[217].
Чайковский, который достаточно критично относился к своим ранним опусам, считал Увертюру на датский гимн удачным сочинением, даже более эффектным, чем написанная спустя 14 лет другая Торжественная увертюра – «1812 год».
Изначально Увертюра была посвящена наследнику цесаревичу Александру. Спустя 26 лет Чайковский писал об этом: «“Датскую увертюру” когда-то посвятил наследнику и получил драгоценные запонки, которые тотчас продал за грош Дюбюку. Но это было так давно, что как и что не помню»[218].
Шиловские
В это же время Чайковский познакомился и начал бывать у Шиловских – представителей древнего дворянского рода, очень богатого. Но вся семья была артистической. Мать семейства, Мария Васильевна Бегичева (в первом браке Шиловская, урожденная Вердеревская) была певицей. В 16 лет она познакомилась с композитором Александром Сергеевичем Даргомыжским и стала одной из его любимых учениц. Также Мария Васильевна обучалась искусству bel canto у известного итальянского тенора Джованни Давида, директора Итальянской оперы в Петербурге и, по некоторым данным, училась в одной из европейских консерваторий. Она активно концертировала. Первым ее супругом стал Степан Степанович Шиловский – богатый помещик и домовладелец, их дома в Петербурге возле Аничкова моста и в Москве на Тверской улице, а также подмосковное имение Глебово стали настоящими культурными центрами, в которых устраивались чтения и постановки пьес, постоянно звучала музыка. В Глебове имелись хор и оркестр (капельмейстером служил Константин Николаевич Лядов), ставились оперные спектакли. Среди частых гостей Шиловских выделялись композиторы Даргомыжский, Милий Алексеевич Балакирев и Модест Петрович Мусоргский.
Сама Мария Васильевна была склонна к литературному и музыкальному сочинительству, ее опусы и музыкальные, и литературные исполнялись на публике. Особой популярностью пользовался романс «Зачем» на стихи Ивана Тургенева, который пела Полина Виардо.
После смерти мужа Мария Васильевна вновь вышла замуж, ее вторым супругом стал Владимир Петрович Бегичев – драматург и видный московский театральный деятель, инспектор репертуара Императорских московских театров. Также Бегичев входил в число сотрудников Московского отделения РМО. Модест Чайковский писал о Бегичеве и его жене: «В те годы начальником репертуара Московских Императорских театров был некто Владимир Петрович Бегичев, человек, пользовавшийся большой популярностью, во-первых, как некогда знаменитый красавец и герой романической хроники города; во-вторых, как “балующийся” искусством меценат-любитель из “благородных”, автор многих драматических произведений, кажется, в большинстве случаев заимствованных из иностранной литературы, и, в-третьих, как муж своей жены, Марьи Васильевны, рожденной Вердеревской, а по первому мужу – Шиловской. Она имела славу превосходной салонной певицы, восхищавшей в сороковых и пятидесятых годах московское и петербургское высшее общество; пользовалась она также репутацией одной из самых чарующих женщин и, подобно мужу, имела очень бурное прошлое, а также любовь к искусству, сблизившую ее со всем, что было выдающегося среди деятелей сценического и музыкального искусств»