Будучи в Париже, композитор пережил сильнейшее художественное потрясение. Он посетил театр «Опера-Комик», где 8/20 января 1876 года впервые услышал оперу Жоржа Бизе «Кармен». Об этом сочинении Чайковский впервые услышал от Владимира Шиловского, который годом ранее присутствовал на премьере. Он, «в числе меньшинства (опера первоначально имела успех ниже среднего), оценил необычайные красоты этого произведения»[378]. Шиловский тогда прислал Чайковскому клавир оперы, и Чайковский имел возможность познакомиться с музыкой «Кармен».
«Никогда до этого произведение современной музыки не пленяло так нашего композитора. Он был в совершенном упоении от смелых и оригинальных красот как текста, так и музыки. С этой поры уже можно было предсказать, что темой для своей следующей оперы Петр Ильич не возьмет ни истории царей, ни богов, ни картонных бояр и боярышней, а нечто столь же жизненное и близкое нам, как грустная история любви Дон-Хозе. Смерть Бизе, случившаяся через три месяца, день в день после первого представления “Кармен”, еще усилила болезненно-страстное увлечение как самой оперой, так и талантом безвременно погибшего мастера»[379], – писал Модест Ильич.
И вот по счастливой случайности, как раз когда братья Чайковские оказались в Париже, оперу «Кармен» возобновили в «Опера-Комик». Петр Ильич был невероятно взволнован. Сильное впечатление произвела на композитора Селистин Галли-Марье – первая исполнительница партии Кармен. «Как певица, она не выдавалась из ряда, потому что голосовые средства ее были далеко не первоклассные, но зато как актриса – это было одно из самых очаровательных дарований. В ее исполнении Кармен, сохраняя всю жизненность этого типа, в то же время была окутана какими-то не поддающимися описанию чарами жгучей, необузданной страстности и мистического фатализма. В сцене гадания она сообщала характеру Кармен глубину настроения, потрясающе действовавшую на зрителей»[380].
На память Чайковский приобрел в Париже фотографии певицы в роли Кармен[381], а также портрет Бизе, на котором в память об этом вечере написал:
«Бизе. Париж 20/8 янв[аря] 1876 г.»[382].
В Париже Чайковский начал еще одно сочинение – Третий струнный квартет памяти скрипача Фердинанда Лауба – коллеги Петра Ильича по консерватории, участника квартета РМО, в составе которого был первым исполнителем Первого и Второго квартетов Чайковского.
Разъезды, сочинение пьес «Времен года» для журнала «Нувеллист», квартета, одновременно преподавание не оставляли Чайковскому достаточно времени для продолжения работы над «Лебединым озером». В ночь с 10 на 11 февраля 1876 года он писал брату Модесту: «Хочу после квартета отдыхать, т. е. буду доканчивать балет, а нового ничего писать не стану»[383].
Вскоре Третий квартет был завершен и 2 марта уже исполнен. Инструментовка «Лебединого озера» продвигалась сложно, 17 марта Чайковский писал брату Анатолию:
«Я погрузился по горло в инструментовку балета, которую должен окончить непременно к Фоминой неделе. Так как мне остается отработать еще 2Ѕ действия, то я решил Страстную и седьмую (Пасхальную. – А. А.) посвятить окончанию этой бесконечно скучной канители. А для того, чтобы заняться хорошенько, мне необходимо на две недели отсюда уехать, иначе ничего не сделаешь. Я знаю целую массу людей, которые рассчитывают на то, что я буду в то время не занят в Консерватории, и хотят меня немножко эксплуатировать, в том числе, напр[имер], Лишин, который объявил мне, что на Страстной неделе он нарочно приедет в Москву, чтоб поближе со мной познакомиться, а также познакомить меня с его творениями. Одна барыня из Динабурга пишет мне, что нарочно посетит Москву в то же время, дабы испросить у меня несколько советов насчет ее занятий теорией музыки и т. д. и т. д. Чтоб избегнуть всего этого и беспрепятственно докончить свою работу, я решил уехать на 2 недели (Страстную и Святую) в деревню к Конст[антину] Шиловскому»[384].
Инструментовку «Лебединого озера» надо было как можно скорее заканчивать – в Большом театре уже начались репетиции: «У нас совсем весна. Представь, что сегодня на главных улицах даже пыль есть. В конце этой недели я уезжаю на всю Страстную и всю Святую к Косте Шиловскому в деревню. Хочу уйти от всей суеты, сопряженной с праздниками в Москве, и заняться хорошенько балетом, который непременно нужно окончить и притом как можно скорее. Вчера в зале театральной школы происходила первая репетиция некоторых нумеров из 1-го действия этого балета. Если б ты знал, до чего комично было смотреть на балетмейстера, сочинявшего под звук одной скрипочки[385]танцы с самым глубокомысленным и вдохновенным видом. Вместе с тем завидно было смотреть на танцовщиц и танцоров, строивших улыбки предполагаемой публике и наслаждавшихся легкой возможностью прыгать и вертеться, исполняя при этом священную обязанность. От музыки моей все в театре в восторге»[386].
С 29 марта по 12 апреля Чайковский отправился в Глебово – подмосковное имение Константина Шиловского (старшего брата Владимира) – здесь 10 апреля была закончена инструментовка балета «Лебединое озеро».
Премьера состоялась в Москве в Большом театре 20 февраля 1877 года в бенефис Полины (Пелагеи) Карпаковой – первой исполнительницы роли Одетты-Одиллии. Постановщиком стал балетмейстер Венцель Рейзингер. Дирижировал спектаклем Степан Рябов.
Знаменитый художник Большого театра, как его называли «маг и волшебник сцены», Карл Вальц вспоминал: «При постановке балета П. И. Чайковский принимал живейшее участие в ее декорационном оформлении и много беседовал об этом со мной. Особенно много внимания было уделено Петром Ильичом финальному акту. В сцене грозы, когда озеро выходит из берегов и наводняет сцену, по настоянию Чайковского был устроен настоящий вихрь – ветки и сучья у деревьев ломались, падали в воду и уносились волнами. Эта картина удалась очень эффектно и занимала Чайковского. После грозы, для апофеоза, наступала заря, и деревья под занавес освещались первыми лучами восходящего солнца»[387].
Дебют Чайковского на новом для себя балетном поприще был встречен крайне прохладно, композитора обвиняли и в монотонности, и в скучности. Возможно, это было связано не с самой музыкой, а с тем, что происходило на сцене. «…При всей моей любви к зрелищам такого рода, я на представлении балета П. Чайковского гораздо более слушал, чем смотрел. Музыкальная сторона решительно преобладает над хореографическою. По музыке “Лебединое озеро” – лучший балет, который я когда-либо слышал… По танцам “Лебединое озеро” едва ли не самый казенный, скучный и бедный балет из тех, что даются в России»[388], – отмечал Герман Ларош. Премьера балета состоялась в бенефис второй балерины Карпаковой, а не более популярной и, по мнению критиков, более талантливой Анны Собещанской, которая в это время переживала трудности как в личной жизни, так и в своих взаимоотношениях с дирекцией. С вводом в спектакль Собещанской впечатление публики и востребованность спектакля значительно улучшились. Но судьба «Лебединого озера» складывалась очень печально – произведение, ставшее впоследствии символом русского балета во всем мире, пять лет с переменным успехом шло на сцене Большого театра в Москве и более никогда при жизни автора не было поставлено.
Путь в Байройт
Лето 1876 года было полно событий и разъездов – Чайковского ждала серьезная работа в качестве рецензента «Московских ведомостей», а именно поездка в Баварию, в Байройт. Хотя композитор еще зимой оставил свой пост музыкального рецензента «Русских ведомостей», ему пришлось вновь взяться за перо. Случай был экстраординарный – открытие Байройтского фестиваля премьерой тетралогии Рихарда Вагнера на сцене специально выстроенного Вагнером театра. Без преувеличения, это было событие мирового значения. До отъезда за границу Чайковский отправился на несколько дней к Кондратьеву в Низы, далее Петр Ильич поехал в Каменку, но на сутки остановился в Киеве. Стояла страшная жара, от которой Чайковский спасался, купаясь в Днепре. На пароходе он добрался до Каменки, но там отдых не задался – композитор заболел. О своем мучительном состоянии он писал: «Мой желудочный катар[389] делает мне, наконец, жизнь невыносимою. <…> От времени до времени меня посещает подлянка-лихоманка и треплет с необычайным усердием»[390]; «Меня здесь опять, как в Москве, трепала лихорадка так, что в самую сильную жару я лежал под несколькими шубами и не мог согреться»[391]. Пробыв две недели в Каменке, Чайковский по совету врачей решился ехать на французский курорт Виши, заехав по пути в Вену, где встретился с сестрой Александрой, и в Лион навестить Модеста и его воспитанника Колю Конради.
Титульный лист первого издания переложения для фортепиано балета «Лебединое озеро» (М.: П. И. Юргенсон, 1877)
Итак, Петр Ильич прибыл в Виши – город-курорт в Центральной Франции на берегах реки Аль, знаменитый лечебными термальными источниками. Чайковскому предстоял курс лечения на 21 день, но с первых же дней все стало его раздражать, и он почувствовал себя эмоционально подавленным. Он писал брату Модесту:
«Знаешь, что меня даже беспокоит это невыносимое состояние духа, которое нападает на меня каждый раз, как я за границей бываю один! В этом есть что-то болезненное! Представь, что я вчера раз