Этим сочинением стал написанный в кратчайшие сроки Славянский марш (соч. 31), который изначально назывался «Русско-сербским». В музыке этого произведения Чайковский использовал народные сербские песни, а также гимн Российской империи «Боже, царя храни!».
Премьера сочинения состоялась 5 ноября 1876 года и вызвала сильнейший эмоциональный отклик и реакцию публики. Один из очевидцев описал это событие: «Гвалт и рев, которые после этого поднялись в зале, не поддаются описанию. Вся публика поднялась на ноги, многие повскакивали на стулья; к крикам браво примешивались крики ура. Благодаря невозможности распространить цензуру на музыкальные произведения, Чайковскому удалось устроить то, что казалось в то время невозможным – внушительную общественную демонстрацию. Это была одна из самых волнующих минут в 1876 г. В зале многие плакали»[406].
В октябре Чайковский наконец смог заняться задуманным летом замыслом – фантазией «Франческа да Римини» на сюжет пятой песни «Ада» из «Божественной комедии» Данте. Сочинение было завершено очень быстро. Композитор писал: «Только что сейчас окончил новое свое произведение: фантазию на “Франческа да Римини”. Писал я ее с любовью, и любовь вышла, кажется, порядочно. Что касается вихря, то можно бы написать что-нибудь более соответствующее рисунку Доре, – но не вышло так, как хотелось. Впрочем, верное суждение об этой вещи немыслимо, пока она не будет оркестрована и исполнена»[407].
Произведение имеет программу, составленную композитором. В ней и Данте, спускающийся во второй круг Ада, и «адский вихрь неистово мчится, унося в своем диком кружении души людей, разум коих помрачила в жизни любовная страсть», и тень Франчески, которая, «обливаясь слезами, рассказывает свою печальную историю». После она «в объятиях своего Паоло снова уносится неистовым и дико мятущимся вихрем. Охваченный бесконечной жалостью, Данте изнемогает, лишается чувств и падает, как мертвый». История Франчески, ее абсолютно чистой и запретной любви созвучна размышлениям Чайковского последнего времени, попыткам избежать страшных адских вихрей.
«Величайший сердцевед»
Между 13 и 18 декабря 1876 года состоялась встреча Чайковского с Львом Толстым. Знакомство писателя и композитора было организовано в консерватории, скорее всего, Николаем Рубинштейном. Через несколько дней Петр Ильич писал сестре: «На днях здесь провел несколько дней граф Л. Н. Толстой. Он у меня был несколько раз и, в том числе, провел два целых вечера. Я ужасно польщен и горд интересом, который ему внушаю, и со своей стороны вполне очарован его идеальной личностью»[408].
Для Толстого был устроен небольшой концерт, в котором исполнялась вторая часть из Первого квартета Чайковского – Andante cantabile. Выбор этого произведения был не случаен, оно посвящено другу Чайковского и одному из близких Толстому людей – ученому-ботанику Сергею Рачинскому.
Толстой для Петра Ильича всегда был кумиром, композитор зачитывался его произведениями, еще будучи подростком, и всю жизнь следил за новыми сочинениями. О чем же говорили Чайковский с Толстым в эти декабрьские дни 1876 года? Через полгода Чайковский вспоминал: «Нынешней зимой я имел несколько интересных разговоров с писателем гр[афом] Л. Н. Толстым, которые раскрыли и разъяснили мне многое. Он убедил меня, что тот художник, который работает не по внутреннему убеждению, а с тонким расчетом на эффект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, – тот не вполне художник, его труды не прочны, успех их эфемерен. Я совершенно уверовал в эту истину»[409].
Чайковский обсуждал с Толстым и те личные вопросы, которые мучили и раздирали его в последнее время, в том числе и намерение жениться. Можно только догадываться, в каком ключе был этот разговор, обсуждались ли конкретные кандидатуры потенциальных невест? И вообще, знал ли писатель всю картину личной жизни композитора, знал ли все обстоятельства, которые не были большим секретом для московского общества? Вполне возможно, учитывая тесное общение и писателя, и композитора с Рачинским. Он безусловно был посвящен в детали частной жизни Чайковского. Следовательно, еще не закончив свой роман «Анна Каренина», писатель пытался вступить в разговор о самых интимных проблемах частной жизни композитора в русле семейной проблематики, которая во всех деталях так его занимала. Зная, как шел Чайковский к своей женитьбе, которая стала одним из трагических эпизодов его жизни, можно предположить, что на его решение изменить свой образ жизни повлиял его разговор с Толстым.
После встреч Чайковский и Толстой обменялись письмами. «Вы один из тех писателей, которые заставляют любить не только свои сочинения, но и самих себя»[410], – писал Чайковский в своем единственном письме Толстому. Тем не менее больше писатель и композитор никогда не виделись, более того, Чайковский абсолютно сознательно избегал личных встреч с Толстым, при этом много писал, размышлял о нем, продолжал вести с Львом Николаевичем внутренний диалог. Спустя годы в своем дневнике Петр Ильич сделал большую запись о Толстом: «Когда я познакомился с Л. Н. Толстым, меня охватил страх и чувство неловкости перед ним. Мне казалось, что этот величайший сердцевед одним взглядом проникнет во все тайники души моей. Перед ним, казалось мне, уже нельзя с успехом скрывать всю дрянь, имеющуюся на дне души, и выставлять лишь казовую сторону. Если он добр (а таким он должен быть и есть, конечно), думал я, – то он деликатно и нежно, как врач, изучающий рану и знающий все наболевшие места, будет избегать задеваний и раздражения их, но тем самым и даст мне почувствовать, что для него ничего не скрыто; если он не особенно жалостлив, – он прямо ткнет пальцем в центр боли. И того и другого я ужасно боялся. Но ни того, ни другого не было. Глубочайший сердцевед в писаниях оказался в своем обращении с людьми простой, цельной, искренней натурой, весьма мало обнаружившей того всеведения, коего я боялся. Он не избегал задеваний, но и не причинил намеренной боли. Видно было, что он совсем не видел во мне объекта для своих исследований, – а просто ему хотелось поболтать о музыке, которою он в то время интересовался. Между прочим, он любил отрицать Бетховена и прямо выражал сомнения в гениальности его. Это уж черта совсем не свойственная великим людям; низводить до своего непонимания всеми признанного гения, – свойство ограниченных людей. Может быть ни разу в жизни … я не был так польщен и тронут в своем авторском самолюбии, когда Л. Н. Толстой, слушая andante моего 1-го квартета и сидя рядом со мной, – залился слезами»[411].
«Моему лучшему другу»
Одновременно со встречей с Толстым в жизни Чайковского произошло еще одно важное, если не сказать судьбоносное событие – 18 декабря 1876 года Петр Ильич получил первое письмо от Надежды Филаретовны фон Мекк, которое положило начало их необычной тринадцатилетней эпистолярной дружбе.
Надежда фон Мекк (урожденная Фроловская) происходила из небогатой, но весьма родовитой дворянской семьи. Она была хорошо образованна, начитанна, великолепно играла на рояле. В 17 лет Надежду Филаретовну выдали замуж за инженера путей сообщения, потомка старинного немецкого дворянского рода Карла фон Мекка, который в это время служил начальником участка строящегося шоссе Москва – Варшава. Он стал одним из основоположников российского железнодорожного транспорта, в начале 1860-х годов участвовал в строительстве Московско-Рязанской и Рязано-Козловской железных дорог, затем стал концессионером Курско-Киевской и Либаво-Роменской железных дорог, председателем правления Общества Московско-Казанской железной дороги. Постепенно он приобрел огромное состояние.
В январе 1876 года Карл фон Мекк скоропостижно скончался в гостиничном номере в Петербурге при достаточно трагических обстоятельствах – по одной из семейных легенд, накануне старшая дочь Мекков, графиня Александра Беннигсен рассказала отцу о романе Надежды Филаретовны, а главное, что их младшая дочь, четырехлетняя Милочка, на самом деле не его.
Переписка Надежды Филаретовны с Чайковским началась почти через год после драматических событий в ее семье. Мекк была на девять лет старше своего корреспондента, принадлежала иному социальному кругу, но их мучили душевные переживания очень похожие: чувства вины по отношению к близким людям, непоправимые утраты, в которых они считали себя ответственными, и многое другое.
В доме Надежды Филаретовны всегда звучала музыка, детям в качестве учителей она приглашала лучших музыкантов, устраивала домашние концерты[412]. Знакомство композитора с Надеждой Филаретовной состоялось благодаря его ученику скрипачу Иосифу Котеку, который по рекомендации Николая Рубинштейна поступил на службу к фон Мекк. В его обязанности входило играть вместе с ней с листа сочинения для скрипки и фортепиано. Надежда Филаретовна через Котека попросила Чайковского сделать переложение для скрипки и фортепиано нескольких его сочинений. Композитор согласился, а 18 декабря 1876 года фон Мекк впервые ему написала:
«Милостивый государь
Петр Ильич!
Позвольте принести Вам мою искреннейшую благодарность за такое скорое исполнение моей просьбы. Говорить Вам, в какой восторг меня приводят Ваши сочинения, я считаю неуместным, потому что Вы привыкли и не к таким похвалам, и поклонение такого ничтожного существа в музыке, как я, может показаться Вам только смешным, а мне так дорого мое наслаждение, что я не хочу, чтобы над ним смеялись, поэтому скажу только и прошу верить этому буквально, что с Вашею музыкою живется легче и приятнее.