<…> Относительно Карла XII должен разочаровать Вас, друг мой. Его у меня не будет, ибо к драме между Мазепой, Марией и Кочубеем он имеет только косвенное отношение»[583].
Либретто Чайковский составлял самостоятельно[584], он использовал и тексты Буренина, и саму поэму Пушкина, но создал абсолютно своих героев и собственную драматургию, в которой в новых обстоятельствах вновь рассказывает историю о предательстве и запретной любви, приводящей к катастрофе. Его герой Мазепа, не обычный человек, не вымышленный персонаж, а личность, оставившая след в истории, во многом повлиявшая на ее ход. Чайковский же довольно рано осознал себя человеком, наделенным талантом и гением, всю жизнь интересовался биографиями и историей жизни великих людей, проблемой «гения и злодейства» и т. д. Петр Ильич сам жил в непростое историческое время, остро переживал происходящее – кровопролитная Русско-турецкая война, осложнения отношений с Европой, разгул террора – покушения и убийства представителей власти. И, конечно, семь покушений и убийство императора Александра II 1 марта 1881 года, произошедшее как раз в канун начала работы над «Мазепой». Чайковский писал: «Мы переживаем очень критическую эпоху, и Бог знает, чем это все кончится. <…> студенческие волнения и вообще положение наших внутренних дел очень серьезно, и можно теперь ожидать на каждом шагу новых вспышек брожения умов молодежи. И как жаль нашего бедного, доброго государя, так искренно желающего добра и встречающего такие убийственные разочарования и огорчения!»[585]
Конечно, были и другие мотивы. Мысль о создании оперы на сюжет пушкинской «Полтавы» возникла у Чайковского в Каменке в семье его сестры Александры и ее супруга Льва Давыдова – сына декабриста Василия Давыдова. В Каменке собиралось Южное общество декабристов, и бывал в гостях Александр Пушкин. Рассказы о Пушкине, о его визитах в Каменку Чайковский знал от вдовы декабриста – Александры Ивановны Давыдовой, знавшей поэта лично. Пути Чайковского часто проходили и через места событий «Полтавы», связанные с гетманом Мазепой. В частности – местечко Белая Церковь, неподалеку от которой родился Иван Мазепа. В 1703 году Мазепа поселился в белоцерковском замке, задумал сделать город своей собственностью, где он бы чувствовал себя в абсолютной безопасности. Неподалеку от Белой Церкви в местечке Борщаковка были казнены его противники Василий Кочубей и Искра, также ставшие персонажами оперы Чайковского. Чайковский был, конечно, знаком не только с «Полтавой» Пушкина, но и с поэмой «Мазепа» Джорджа Байрона. Композитор очень много читал и интересовался историей, в его личной библиотеке сохранились труды Николая Костомарова, в которых изучены исторические события, описанные в опере.
Семейные дела и семейные тайны
С ноября 1881 года по март 1882-го Петр Ильич вновь путешествовал по Европе. Более двух недель он провел в Риме и месяц в Неаполе, куда к нему приехали Модест Ильич вместе с Колей. В эти месяцы он продолжил работу над начатым летом в Каменке крупным духовным сочинением – Всенощным бдением; занимался редактированием хоровых концертов Дмитрия Бортнянского, писал оперу «Мазепа» и Трио памяти Николая Рубинштейна. Здесь же Чайковский получил известие о долгожданной премьере его Скрипичного концерта в Вене, а также о грядущей женитьбе своего младшего брата Анатолия на племяннице Третьяковых – Прасковье Коншиной.
В конце марта Петр Ильич вернулся в Москву. 4 апреля состоялась свадьба: «Это была весьма утомительная процедура. В 4 часа совершилась церемония в церкви Александровского училища; в 6 час[ов] начался бесконечный торжественный обед, продолжавшийся до 9-го часа. Потом пришлось ждать до 12 часов, ибо только в этот час отходит поезд в Варшаву. Теперь они уже далеко. Если я не ошибаюсь, Анатолию очень посчастливилось. Жена его очень симпатична и будет для него (если он того захочет) опорой и радостью его жизни»[586], – писал Чайковский Надежде Филаретовне.
В конце апреля он отправился в Каменку к родным, затем, начиная с июня, полтора месяца гостил у семьи Конради в Гранкине Полтавской губернии. Модест был воспитателем глухонемого Коли уже шесть лет. Родители мальчика развелись, а мать во второй раз вышла замуж. Весной 1882 года внезапно умер Герман Карлович – отец Коли. Начались сложные семейные перипетии, свидетелями которых, а отчасти и участниками стали братья Чайковские. Гранкино по завещанию отца теперь принадлежало четырнадцатилетнему Коле. Когда Петр Ильич приехал, застал следующую ситуацию: «Г[оспо]жа Брюллова (мать Коли) была здесь; вооруженная разрешениями и всякого рода официальными подтверждениями ее опекунских прав, она явилась в дом полной хозяйкой и распорядительницей как личности детей, так и их имущества. Дочь она увезла, а сыну позволила в принадлежащем ему имении несколько времени еще погостить, но с тем, чтобы по первому требованию он явился к ней в Павловск, где она проживает на даче у своего теперешнего мужа. Говорят, что закон на ее стороне. Пусть так, но в таком случае законы официальные не всегда согласны с законами здравого смысла. Она формально развелась с первым мужем и формально отреклась от прав на детей. Покойник, будучи в здравом уме и памяти, распорядился судьбой и имуществом детей так, чтобы она ни в каком случае не вмешивалась ни в их воспитание, ни в распоряжение их имуществом, – и, тем не менее, какой-то непостижимо странный закон требует, чтобы воля покойного не была уважена ни в чем. И теперь еще, в довершение всего, она требует, чтобы дети ее вошли в чуждое им семейство ее теперешнего мужа! Бедный Коля, любящий до страсти свою деревню, хотел бы жить большую часть года у себя, – но закон требует, чтобы он жил у г. Брюллова, которого он инстинктивно ненавидел прежде, а теперь ненавидит сознательно – как виновника разлада между родителями. Все это нахожу очень несправедливым и очень возмутительным. Еще если б в данном случае мать была бы, по крайней мере, действительно любящей и нежной матерью, но в том-то и дело, что ею руководит исключительно интерес»[587]. В результате официальным опекуном Коли был назначен Модест Чайковский.
В августе Петр и Модест Чайковские приехали в Москву, где 8 августа должен был состояться концерт из произведений Чайковского на Всероссийской художественно-промышленной выставке. Программа была серьезной: фантазия «Буря», фрагменты из музыки к весенней сказке Островского «Снегурочка», романсы, а также Концерт для скрипки с оркестром (первое исполнение в России) и премьера Торжественной увертюры «1812 год». Как писала пресса, «Это было настоящее торжество русского искусства».
Пережив триумф, Петр Ильич возвратился в Каменку.
«Веду свою жизнь до того правильно, что буквально день ото дня нельзя отличить. Утром чай с газетой и с беседой with Miss Eastwood; тур по омерзительному большому саду; занятия вплоть до обеда. Тотчас потом опять тур по саду и письма или доканчивание чего-нибудь не конченного утром. В 4 чай. От 41/2 до 5 проигрывание того, что было сочинено утром. В 5 иду гулять, и даже постоянно в одно место в сторону Косары. От 7 до 81/2 письма или чтение, но, к несчастию, больше письма, ибо, как нарочно, пришлось теперь войти в случайную корреспонденцию с разными посторонними лицами. В 81/2 ужин; потом винт[588] вдвоем с Колей Переслени до 12 часов. В большой дом захожу, но очень редко. Жизнь эта очень приятна, – но только жаль, что Каменка так погана и вонюча, особенно теперь, когда стоит самая упорная засуха с пылью и ветром. Еще жаль, что я задался ради денег написать 6 пиэс для фортепьяно, которые оба брата Юргенсоны мне заказали; это смущает мое оперное вдохновение; я слишком вымучиваю из головы своей музыку и для оперы, и для пиэс, и в результате от постоянного напряжения дурня, беспокойно сплю, – но, впрочем, здоров, как всегда»[589], – сообщал композитор брату Модесту.
В это время в семье начинает разыгрываться настоящая драма. Главной героиней была 21-летняя Татьяна Львовна Давыдова, старшая дочь Александры Ильиничны и Льва Васильевича. Она была хорошо образованна, обучалась в швейцарских школах-пансионах. Но цепь любовных неудач, предательства, расторгнутые помолвки, а главное, привязанность Татьяны к морфину пустили жизнь девушки под откос.
С мая 1882 года в Каменке гостил Станислав Блуменфельд – бывший учитель музыки детей семьи Давыдовых. Уже тогда Чайковский начал замечать неладное: «К чему Саша и Лева допустили Блуменфельда приехать сюда, по-видимому, на все лето? Ведь он влюблен в Таню, у них какие-та tête-а-tête, такие долгие и странные, что меня иногда в холодный пот бросает…»[590]
Роман Татьяны с Блуменфельдом, который был старше ее на девять лет, развивался несколько месяцев на глазах у Петра Ильича. Племянница настолько не стеснялась дядю, что позволяла в его присутствии совершенно немыслимые для добропорядочной девушки вещи, что он в сердцах писал Модесту:
«Пасть до того, чтобы, не смущаясь, позволять себе вещи, которые только публичные женщины делают. С самого рождения я всегда жил исключительно среди женщин безупречно чистых, и оттого факт этот казался мне так чудовищен… С тех пор я с Блуменфельдом не сказал ни слова до самого его отъезда. Он заметил и, видимо, понимал, в чем дело. А если бы ты видел, как этот слепотствующий в своей отцовской любви Лева ухаживает за Блуменфельдом, как он всячески его здесь удерживает и ласкает: просто больно смотреть… В день отъезда Блум[енфельда] Таня