объявила, что тоже уезжает на 10 дней в Киев лечиться (!!!) К счастию, что-то, а что именно, не знаю, – помешало ей привести в исполнение этот дикий план. Мои отношения к Тане совершенно портят мое пребывание здесь, и, конечно, при первой возможности я уеду. Нет середины: или я злюсь на нее и раздражаюсь, или болезненно сожалею и ее и родителей ее, – но во всяком случае страдаю. Хотелось бы поскорей уехать подальше, чтобы не только не видеть, но и не знать ничего. Чем все это кончится, – просто волосы становятся дыбом»[591].
В ноябре Чайковский планировал свой отъезд из Каменки, Татьяна попросилась с ним, но композитор отказался после всего произошедшего за последние месяцы. В декабре девушка сумела выехать в Петербург, где поселилась у своей тетки Веры Васильевны Бутаковой, которой она и поведала тайну своей беременности. Также в курс дела был посвящен и Модест Ильич. Вместе они разработали план отъезда и тайных родов, в который вовлекли и Петра Ильича. Тот с января находился в Париже и должен был на месте все организовать. По официальной версии, Татьяна ехала в Париж лечиться от наркомании у знаменитого невропатолога Жана Мартена Шарко. 26 апреля/8 мая 1883 года Татьяна Львовна родила сына, которому дала имя Жорж Леон. В 1886 году он был усыновлен Николаем Ильичом, старшим братом композитора и его супругой Ольгой Сергеевной – теперь мальчик стал Георгием Николаевичем Чайковским.
При дворе
Зимой 1883 года, проведенной Чайковским в хлопотах о Татьяне Львовне, он не оставлял сочинение. Занимался инструментовкой оперы «Мазепа». В марте Петр Ильич получает очередной заказ для торжеств по случаю коронации императора Александра III.
Для сопровождения тожественного въезда Александра III на Красную площадь, который состоялся 10 мая 1883 года, Чайковский сделал редакцию хора «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя». Были написаны и два новых сочинения: кантата «Москва», которая прозвучала 15 мая в Грановитой палате Московского Кремля на обеде в честь коронации Александра III, а также Торжественный коронационный марш, исполненный 23 мая на «Празднике, данном градом Москвою в Сокольниках».
Коронационная комиссия известила Петра Ильича, что за сочинения ему, по распоряжению государя, преподносится подарок в полторы тысячи рублей. Однако вместо денег Чайковскому прислали перстень с бриллиантом:
«У меня произошла очень комичная, хотя вместе с тем и трагичная история с подарком государя. Когда мне прислали его, то это оказалось кольцо с большим бриллиантом, очень красивым, но я был сильно разочарован, ибо хотел денег, в которых очень нуждаюсь, а не кольца. Но раз получив его, мне вдруг жаль стало с ним расстаться. Приехавши в Москву, я решился, однако ж, покамест заложить его, а потом, в надежде, что Юргенсон устроит впоследствии выгодную продажу, выкупить. Я получил за него в ссудной конторе 375 р[ублей]. Имея в кармане бумажник, я отправился на именины к Звереву и целый день оставался. Вечером, когда я приехал спать к Юргенсону, бумажника не оказалось; <…> таким образом я остался ни при чем. Огорчение большое, но переношу его с мужеством…»[592]
Карикатура на Чайковского из книги Владимира Михневича «Наши знакомые: Фельетонный словарь современников. 1000 характеристик русских государственных и общественных деятелей, ученых, писателей, художников, коммерсантов, промышленников и пр.» (СПб.: Тип. Эдуарда Гоппе, 1884). Экземпляр из личной библиотеки композитора
Чтобы перстень не попал в чужие руки, его выкупила Надежда Филаретовна фон Мекк.
На коронации Чайковский не присутствовал, однако его не оставляло беспокойство за государя после многочисленных покушений на жизнь его отца императора Александра II: «Так приятно читать в газетах известия о благополучном, блестящем въезде царя в Москву. Несмотря на принятые меры, я все же иногда побаивался, что найдутся безумцы, которые не затруднятся посягнуть на жизнь его. Ведь так легко из окна дать выстрел, и можно ли было поручиться, что в эту громадную толпу зрителей не вмешается хитростью злоумышленник»[593].
Лето Чайковский провел среди родных – кроме Каменки и Вербовки композитор гостил в подмосковной усадьбе Подушкино, где его брат Анатолий снимал дачу. Здесь композитор начал сочинять Вторую оркестровую сюиту, которую посвятил супруге брата – Прасковье Владимировне. Она в этот период находилась в ожидании рождения дочери Татьяны – одна из частей сюиты имеет название «Сны ребенка».
В августе уже началась подготовка премьеры оперы «Мазепа»: «Вчера в Дирекции театров назначено было совещание по вопросу о постановке “Мазепы”, на которое и я был приглашен. Собрались все: декоратор, капельмейстеры, режиссеры, костюмеры, и в кабинете у управляющего театральной конторой мы просидели около 2 часов, обсуждая подробности постановки. Меня приятно удивляет, но вместе с тем приводит в недоумение то усердие, старание, почти энтузиазм, с которым весь этот театральный мир относится к моей новой опере. <…> Решительно не понимаю источника такого благоприятного ко мне отношения театральных сфер, – но тут должна быть какая-нибудь тайная причина, и я не могу придумать ничего другого, как то, что, быть может, сам государь выразил желание, чтобы мою оперу поставили на обеих столичных сценах как можно лучше»[594].
Возможно, композитор не был далек от истины, ведь Александр III безусловно был почитателем его музыки и всячески Чайковскому благоволил. Он присутствовал на первом представлении оперы «Мазепа» в Мариинском театре, «остался до конца и выразил полное удовольствие»[595].
В конце февраля 1884 года Чайковский получил серьезную государственную награду – орден Святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени:
«Божиею милостию
Мы, Александр Третий,
Император и Самодержец
Всероссийский, Царь Польский,
Великий Князь Финляндский,
и прочая, и прочая, и прочая
Нашему отставному надворному советнику, композитору Петру Чайковскому.
Во изъявлении особенного Нашего к вам благоволения, Всемилостивейше пожаловали Мы вас Указом, в 23 день февраля 1884 года Капитулу данным, Кавалером Императорского ордена Нашего Святого равноапостольного Князя Владимира четвертой степени.
Грамоту сию во свидетельство подписать, Орденскою печатью укрепить и знаки Орденские препроводить к вам повелели Мы Капитулу Российских Императорских и Царских орденов.
Дана в Санкт-Петербурге 28й день февраля 1884 года.
Управляющий делами Капитула орденов
[Подпись]
Начальник Орденского отделения Канцелярии
Капитула орденов [Подпись]
№ 239»[596].
От Направника Чайковский узнал, что «государь сожалел и удивлялся», что его не было в Петербурге на премьере «Мазепы», а также, что он очень интересуется музыкой композитора, а «Евгений Онегин» его любимая опера, которую он распорядился поставить. Направник также настоятельно советовал Петру Ильичу поехать в Петербург и явиться к государю. Композитор так и сделал:
«Я имел позволение явиться только Государю, но Влад[имир] Оболенский настоял на том, чтобы я явился и Императрице, которая неоднократно изъявляла желание меня видеть. Это было тотчас же устроено, и я сначала был у Императрицы, потом у Государя. И та, и другой были необычайно ласковы и милы. Я думаю, что кто хоть раз в жизни имел случай видеть Государя с глазу на глаз, тот навек сделается его страстным поклонником, ибо нельзя выразить, до чего его обращение и вся манера обаятельно симпатичны. Она тоже очаровательна»[597].
Несчастный любимый друг
История Концерта для скрипки с оркестром – того самого произведения, благодаря которому весной 1878 года Чайковский сумел преодолеть свой сильнейший душевный кризис, разворачивалась на протяжении нескольких последующих лет. Все происходившее после того, как сочинение было закончено, имело отношение не только к судьбе концерта, но и к частной жизни Чайковского и его отношениям с Иосифом Котеком, который, как уже говорилось, при подготовке концерта к изданию без согласования с автором внес ряд серьезных изменений в партию солирующей скрипки.
Кроме того, Петр Ильич долго раздумывал над посвящением своего произведения, ведь было бы логично посвятить его Котеку, сыгравшему столь важную роль в факте появления самого концерта. Но близкий характер взаимоотношений Чайковского с бывшим учеником, воспоминания о недавно пережитом душевном кризисе заставили композитора сомневаться. Чайковского беспокоили появившиеся в музыкантской среде слухи о его взаимоотношениях с Котеком. Переживания по этому поводу заметны в письме Юргенсону от 1/13 июля 1878 года: «Концерт я хотел посвятить тому же Котеку, но, во избежание разных толков, вероятно, решусь посвятить Ауэру. Венявскому и другим знаменитостям ни в коем случае. Я очень люблю Ауэра и как артиста и как человека»[598].
Котек, поняв, что композитор не сможет посвятить ему концерт, без ведома Чайковского пытался сам найти адресата посвящения, чем, очевидно, вызвал гнев композитора. В итоге Иосиф не без сожаления соглашается с кандидатурой Ауэра: «На посвящение Ауэру я, конечно, согласен, хотя к тому, что говорит и чувствует москов[ский] муз[ыкальный] мир, я совершенно равнодушен (об пакостной молве я давно знаю). Но Ауэра не следует обижать. Да и посвящение мне может дурно повлиять на судьбу концерта; гораздо лучше, если он будет ему посвящен. Собственно говоря, я сам должен бы был отказаться; я даже думал об этом, но удовольствие посвящения мне взяло верх. Пусть будет т. к. ты хочешь»