три тысячи рублей в год.
Высочайшую волю сию объявляю Кабинету Его Величества к исполнению.
Министр Императорского Двора Гр. Воронцов-Дашков.
Испрашивается разрешение Вашего Превосходительства назначенную из Кабинета, по Высочайшему повелению 31 декабря 1887, композитору Петру Ильичу Чайковскому пенсию по 3000 р. в год, для отпуска с 1 января 1888 г. включить в смету расходов текущ[его]года.
Помощник управляющего Кабинетом [Подпись]»[681].
Таким образом, Чайковский стал первым русским композитором, получившим содержание от государства. За шесть лет до этого произошел случай, когда Петр Ильич сам обратился к государю за денежной помощью через обер-прокурора Священного синода Константина Петровича Победоносцева. Композитор просил его ходатайствовать перед императором о выделении ему из «казенных сумм» три тысячи серебром, которую обязывался погасить из поспектакльных авторских отчислений[682]. Победоносцев, в свою очередь, обратился к Александру III, написав ему:
«Зная его [П. И. Чайковского] лично, могу засвидетельствовать, что денежное его затруднение происходит не от беспорядка в жизни. Он не игрок и не мот, и не мастер наживать деньги. Он ведет жизнь вполне скромную и порядочную. Кажется мне, что Высочайшая милость в настоящем случае уместна»[683].
В результате государь пожаловал композитору необходимую сумму безвозмездно. Причем на обороте телеграммы Победоносцева с сообщением о том, что деньги у него, и вопросом, куда их можно прислать, Чайковский расписывает, сколько и кому он должен вернуть. Из этих записей следует, что на долги выделенной государем суммы не хватит.
В этот раз известие о пенсии и такой солидной сумме Чайковскому сообщил Иван Александрович Всеволожский, директор Императорских театров. Композитор, который в этот момент находился в Любике, ответил 2/14 января 1888 года: «Вечная и безграничная признательность. Совершенно счастлив. Благоволите передать выражение глубокой благодарности министру. Подавлен сверх меры высочайшей милостью, делающей меня счастливым и богатым на всю жизнь»[684].
Первые гастроли
15 декабря 1887 года Петр Ильич отправился в свое первое гастрольное турне по городам Европы. Маршрут был запланирован следующий: Лейпциг – Гамбург – Берлин – Прага – Париж – Лондон.
Новый 1888 год Петр Ильич встретил в Лейпциге по новому стилю в доме скрипача Адольфа Бродского. Здесь Петр Ильич познакомился с двумя ведущими европейскими композиторами своего времени Иоганнесом Брамсом и Эдвардом Григом.
«Меня встретили Бродский и Зилоти и два моих поклонника. Гостиница чудная. Ужинал у Бродского, и у него была елка. Жена его и ее сестра – очаровательные русские добрые бабы, и я все время удерживался от слез, – писал Чайковский брату Модесту. – На другой день утро прогулял (эта был здешний Новый год), а к обеду с Зилоти пошел к Бродскому. У него была репетиция нового трио Брамса и сам Брамс играл фортепьяно. Брамс красный, небольшой человек с большим брюхом. Обошелся со мной ласково. Затем был обед. Брамс страшная пьяница. Был еще очаровательно-симпатичный Григ. Вечером был в концерте Гевандгауза, где Йоахим и Гаусман играли новый концерт Брамса для обоих инструментов и сам Брамс дирижировал. Я сидел в парадной директорской лаже, познакомился с такой массой разных лиц, что перечислить нет возможности»[685].
Еще один человек, с которым Петр Ильич познакомился в первые же дни своего турне, – 63-летний композитор и дирижер Карл Рейнеке – руководитель Лейпцигского оркестра Гевандхауза, в свое время знавший лично Роберта Шумана – одного из любимых композиторов Чайковского.
В Лейпциге Петр Ильич провел публичную репетицию, а 24 декабря 1887 года/5 января 1888-го состоялся сам концерт – это был первый опыт работы Чайковского-дирижера с абсолютно незнакомым ему коллективом и музыкантами. В этот вечер он дирижировал своей Первой сюитой. В письме Надежде фон Мекк композитор сообщал:
«Оркестр, которому Рейнеке представил меня, оказался первоклассным; артисты отнеслись ко мне очень сочувственно. Брамс, находившийся в Лейпциге в то время, сидел во время репетиции и внимательно слушал. Следующая репетиция была публичная, с платой. Тут мой успех был очень велик. Что касается самого концерта, то меня предупреждали, что лейпцигская публика очень суха и холодна, и в качестве русского я ожидал самых серьезных неприятностей. Меня встретили с ледяной холодностью, но после первой же части рукоплескания были очень горячие, и так было до самого конца. Это был настоящий большой успех, хотя нечего и сравнивать его с теми восторженными овациями, которые бывают у нас в России. Только в следующие дни я из газет узнал, что успех был большой и действительный»[686].
На следующий день было устроено чествование в честь Чайковского, в зале старого Гевандхауза исполняли трио «Памяти великого художника» и Первый квартет. Чайковскому был преподнесен венок, во время исполнения он сидел на сцене вместе с Эдвардом Григом и его женой Ниной.
После Лейпцига у Чайковского был перерыв – до следующего концерта в Гамбурге оставалось более месяца. На это время композитор уехал в Любек. «В промежутке я хочу уехать в какой-нибудь город, где меня никто не знает, чтобы несколько дней пробыть в одиночестве и молчании. Нет сил описать Вам, до чего я устал и как я жажду отдыха!»[687]
5/17 января Чайковский прибыл в Гамбург и приступил к репетициям. Через три дня 8/20 января состоялся концерт, а на следующий день в Гамбурге был торжественный вечер в честь Чайковского. Здесь же произошло знакомство с немецким музыкантом Теодором Аве-Лаллеманом, оказавшим Чайковскому «особенное внимание и отечески-ласковый прием»[688]. «Добрейший старец» приглашал его переселиться в Германию, найдя у него «задатки настоящего хорошего немецкого композитора»[689]. Этой встрече Чайковский уделил внимание в своем «Автобиографическом описании путешествия за границу в 1888 году», называя это знакомство столь же интересным, сколь и приятным: «Он простер свою необычайную любезность до того, что захотел иметь мои фотографии, снятые у лучшего гамбургского фотографа, сам побывал у меня, чтобы просить о том, сам распорядился о часе для позированья, а также о размере и сорте фотографических снимков. Посетивши добрейшего старца, до страсти любящего музыку и, как видит читатель, совершенно чуждого старческого отвращения ко всему, что было написано в новейшее время, я имел с ним весьма продолжительную и интересную беседу»[690]. Чем же так запомнился Чайковскому этот пожилой человек – опять же рассказами о Шумане, с которым Аве-Лаллеман был дружен. Именно Теодору Аве-Лаллеману будет посвящена вскоре написанная Пятая симфония, что многим казалось абсолютно необъяснимым.
Следующим пунктом концертного турне Чайковского стал Берлин. Здесь, на обеде у главы концертного агентства Германа Вольфа, Чайковский встретил Дезире Арто: «Вчера был тоже торжественный обед у Вольфа. На нем была Арто. Я был невыразимо рад ее видеть. Мы немедленно подружились, не касаясь ни единым словом прошлого. Муж ее Падилла душил меня в своих объятиях. Послезавтра у нее большой обед. Старушка столь же очаровательна, сколько и 20 лет тому назад»[691].
Концерт Чайковского в Берлине также имел успех. Далее композитор направился в Прагу, куда был приглашен музыкальным отделением общества «Умелецка беседа», объединявшего чешских художников, писателей и музыкантов. «В Праге меня ожидает целое торжество. На все 8 дней, которые я там проведу, уже составлена и прислана мне программа бесчисленных оваций и торжественных приемов. Они хотят придать этому концерту характер патриотической антинемецкой демонстрации. Это меня тем более смущает, что я в Германии был принят самым дружелюбным образом»[692], – писал композитор Надежде Филаретовне.
31 января/12 февраля Чайковский прибыл в Прагу. Его приезд превратился в настоящую манифестацию: «Начиная с границы, уже почувствовались будущие торжества. Обер-кондуктор спросил, я ли Чайковский, и все время ухаживал. В Кралупе, станции перед Прагой, нас ожидала целая толпа и депутация, проводившая до Праги. На вокзале масса людей, депутаций, дети с букетами, две речи: одна по-русски, другая, длинная, по-чешски; я отвечал. Шел к коляске среди двух стен публики и криков “Слава”. <…> Очевидно, мое пребывание здесь имеет не тот смысл, что я хороший композитор вообще, а что я “русский” композитор»[693]. В Праге музыку Чайковского не просто уже давно знали и любили, именно в Праге состоялась первая зарубежная постановка оперного сочинения композитора – в 1882 году в Новом чешском театре состоялась премьера «Орлеанской девы».
В Праге Чайковский познакомился с главным чешским композитором Антонином Дворжаком, а также другими музыкантами и художниками. Петр Ильич продирижировал здесь двумя концертами, которые прошли с небывалым успехом и ажиотажем. Здесь 9/21 февраля 1888 года в заключение концерта в честь Чайковского, первым отделением которого дирижировал автор, был показан второй акт балета, поставленный балетмейстером Августом Бергером. В пражском спектакле были изменены имена: вместо Зигфрида – Ярослав, вместо Бенно – Зденек, причем роль Бенно исполняла танцовщица-травести Мария Циглерова. Дирижировал балетом Адольф Чех. Чайковский сделал в своем дневнике следующую запись: «Огромный успех.