11 февраля композитор уехал в Москву, где у него был очередной концерт – Экстренное симфоническое собрание Московского отделения РМО в пользу вдов и сирот артистов. Композитор дирижировал своими сочинениями, а также грандиозным произведением Людвига ван Бтеховена – Девятой симфонией. Далее Петр Ильич отправился в Нижний Новгород, где теперь служил вице-губернатором его брат Анатолий.
На обратном пути на несколько дней Чайковский задержался в Москве, где встретился с друзьями, был на концертах, в том числе слушал уникальный детский оркестр Анатолия Александровича Эрарского. В эти дни Петр Ильич виделся с двадцатилетним Сергеем Рахманиновым, который подарил ему издания своих фортепианных пьес. Чайковский знал Сергея уже несколько лет, впервые заметив его на консерваторском экзамене, на котором Чайковский был почетным членом комиссии. Тогда композитор настолько был восхищен заданием, которое ученик выполнил в классе гармонии Антония Степановича Аренского, что не просто поставил ему «5 с плюсом», а еще и приписал три «плюса», окружив ими цифру «5». Позже Чайковский доверил юному Рахманинову сделать четырехручное переложение балета «Спящая красавица».
28 февраля Чайковский ненадолго вернулся в Клин. Здесь он получил письмо от двоюродного брата Андрея Петровича Чайковского, командира 98-го Юрьевского пехотного полка, с просьбой сочинить «полковую музыку». Уже 25 марта отослал готовый Марш в город Двинск, где дислоцировался полк. В начале марта Петр Ильич завершил еще одно произведение – Вокальный квартет «Ночь» на темы Фантазии до минор В. А. Моцарта.
7 марта композитор вновь дирижировал в Москве, а 10 марта уехал на обещанные гастроли в Харьков. В эти дни Чайковский получил еще одно трагическое известие – был убит московский городской голова Николай Александрович Алексеев. Один из посетителей генерал-губернаторского дома дважды выстрелил в него из пистолета. Петр Ильич был хорошо с ним знаком как с многолетним членом Дирекции Московского отделения РМО: «На меня это произвело удручающее впечатление. Не думаю, чтобы кто-нибудь из чужих столько пролил слез о бедном Николае Александровиче, как я. Я ведь был не особенный охотник до него в частной жизни, но преклонялся перед его великими дарованиями»[827].
В Харькове ждал небывалый прием. Свидетель событий старинный приятель Чайковского архитектор Иван Клименко вспоминал: «Концерт происходил днем (начало в 1 час дня), восторги публики неописуемы; торжество Пети такое грандиозное, что я едва смел в тот день признаться себе в том, что это близкий мне друг, – такая бездна разделяла меня – скромного, простого смертного от него – героя дня! Значение торжества, которого я был свидетелем, усиливалось еще и тем, что оно было данью не только великому художнику, но и обаятельному своей добротой, своею воспитанностью и сердечностью… В концерте поднесли Пете, кроме венков и корзин с цветами (которые значительно были тут же ощипаны дамскими ручками), серебряную лиру; сия последняя была, кажется, поднесена от местного отделения Муз[ыкального] об[щест]ва. (В скобках замечу: я думал, что весь огромный сбор с концерта поступит целиком в пользу Пети; но я, с гордостью за своего благородного друга, узнал от него лично, что он, получив от Муз[ыкального] об[щест]ва приглашение дать концерт из его собственных произведений, принял это приглашение за честь, оказанную ему об[щест]вом, и что концерт не только не даст ему ничего, но и обойдется ему лично, вероятно, около 400 рублей… помнится, что он сделал в пользу музыкальных классов немалый денежный взнос от себя лично)»[828].
18 марта Чайковский наконец вернулся в Клин и продолжил сочинение Шестой симфонии – 24 марта в эскизах она была полностью завершена. В тетради эскизов композитор записал: «Господи, благодарю Тебя! Сегодня, 24 марта кончил черновые эскизы вполне!!!»
И снова нужно уезжать – 26 марта Петр Ильич вновь покинул Клин и на этот раз отправился в Петербург, где провел с родными пасхальные дни, а также совместно с Ларошем и Римским-Корсаковым участвовал в жюри конкурса на написание квартета, организованного Санкт-Петербургским квартетным обществом. Вернувшись, Чайковский начал работать над новыми сочинениями – циклом фортепианных пьес (соч. 72) и романсами на стихи Даниила Ратгауза (соч. 73).
Об этой работе Чайковский писал: «Задачу свою исполняю пока аккуратно: каждый день рожаю по музыкальному чаду (пьесы для фортепиано соч. 72 и романсы соч. 73. – А. А.). Чада эти весьма скороспелые и неважные: у меня нет никакой охоты их творить, а творю я для денег. Стараюсь только, чтобы не слишком скверно выходило»[829]. На самом деле, романсы были уже давно в планах Петра Ильича. Почти год назад он получил письмо от незнакомого ему почитателя – студента Киевского университета Даниила Ратгауза. С письмом были стихотворения молодого человека. Прямо на полях письма Чайковский сделал нотные наброски для будущего сочинения.
Далее опять бесконечные разъезды – 27 апреля композитор был в Большом театре на премьере оперы Рахманинова «Алеко», потом опять пару дней гостил у Анантолия Ильича в Нижнем Новгороде, далее задержался в Москве – навещал умирающего друга Карла Альбрехта.
За несколько дней, проведенных в Клину, Петр Ильич успел завершить цикл романсов и 13 мая выехал за границу. 17/29 мая композитор уже был в Лондоне, где 20 мая/1 июня в концерте Филармонического общества в Сент-Джеймс-холле Чайковский дирижировал своей Шестой симфонией: «Концерт сошел блестяще, т. е. по единодушному отзыву всех я имел триумф, так что Сен-Санс, появившийся после меня, несколько пострадал вследствие моего необычайного успеха. Это, конечно, приятно, но зато что за наказание здешняя жизнь в сезоне! У меня уже все завтраки и все обеды разобраны, и все это у них делается необыкновенно долго. Вчера мне и Сен-Сансу Дирекция давала обед в Вестминстерском клубе. Шик и роскошь невероятные, но, севши в 7, мы встали в 11½ (без преувеличения). Кроме этого приходится ежедневно бывать на дневных концертах, ибо приходят приглашать и отказывать неловко»[830].
Главной целью поездки Чайковского было получение степени доктора музыки Кембриджского университета. Уже в Лондоне Петр Ильич встретился с кмпозиторами – кандидатами на звание докторов музыки: «Чертовская жизнь! Ни одной приятной минуты: только вечная тревога, тоска, страх, усталость и т. д. Но теперь уже близок час освобождения. Впрочем, справедливость требует сказать, что много милых людей и много всяческой ласки мне оказывается. Все будущие доктора, кроме больного Грига, съехались. Из них, кроме Сен-Санса, симпатичен Бойто. Зато Брух – омерзительная, надутая фигура. Послезавтра утром еду в Кембридж и жить буду не в гостинице, а в отведенной мне квартире у доктора Maitland’a, от которого имел любезнейшее пригласительное письмо. Всего проведу там одну ночь. В день приезда будет там концерт и банкет, а на другой день церемония. В 4 часа все будет кончено»[831].
31 мая/12 июня Чайковский прибыл в Кембридж. За день до торжественной церемонии в Гилдхолле состоялся концерт из произведений композиторов, представленных на звания докторов музыки. Чайковский дирижировал своей фантазией «Франческа да Римини».
1/13 июня состоялась Торжественная церемония избрания почетных докторов «honoris causa» Кембриджского университета. Ими стали Арриго Бойто, Макс Брух, Камиль Сен-Санс и Петр Чайковский.
Церемония, которая не менялась несколько столетий, произвела впечатление на Чайковского, он писал: «Самое торжество продолжалось целых 2 дня и состояло в 1-й день из концерта, парадного обеда и парадного раута, а во 2-ой день из церемонии возведения в докторский сан, парадного завтрака и приема у супруги канцлера. Церемония состояла в следующем. В 111/2 мы собрались в особом помещении и облачились в докторский костюм, который состоит из белой мантии (шелковой), обитой пунцовым бархатом, и бархатного берета. Вместе с нами возведены в степень докторов права 4 личности, из коих один – индийский вассальный царек (раджа), имевший на голове тюрбан, украшенный драгоценными камнями на сумму нескольких миллионов, и один фельдмаршал. В ту же залу собрались все профессора и доктора университета в костюмах, подобных нашему, но другого цвета. В 12 [часов] состоялась по печатному церемониалу процессия. Я шел рядом с Бойто позади Сен-Санса. Мы прошли через огромный двор на глазах у многочисленной толпы в университетский Сенат, переполненный публикой. Каждый из нас сел на приготовленное место на высокой эстраде, вышел публичный оратор (так называется господин, специальность коего – говорить речи на церемониях) и поочередно каждому из нас сказал латинскую речь, состоящую из возвеличения наших заслуг науке и искусству… Во время речи тот, в честь кого она произносится, выступает вперед и стоит неподвижно. При этом в силу средневековой традиции студенты, наполняющие хоры, свистят, пищат, поют, кричат, и на все это следует не обращать никакого внимания. После речи оратор берет доктора за руку и описывает с ним полукруг по направлению к сидящему на особом месте канцлеру. Этот берет доктора за руку и говорит ему по-латыни: “Во имя о[тца] и с[ына] и св[ятого] духа объявляю тебя доктором”. Сильное пожатие руки, после коего тебя отводят на место. Когда все кончилось, процессия тем же порядком вернулась в первую залу, и через полчаса все в своих костюмах отправились на парадный завтрак, в конце коего старинная круговая чаша обходит всех гостей. Затем прием у супруги канцлера, и тем все кончается»[832]