<Карловицом>1, а также некоторыми слугами. Однако нам пришлось с удивлением увидеть, что, вопреки всем ожиданиям, царем и после столь длительного отсутствия владеет все та же не угасшая страсть, так что сразу по своем прибытии он нанес первый визит дочери простолюдина и лютеранина Монса (отец ее был виноторговцем), своей и Лефорта не утаиваемой любовнице; остаток вечера провел в доме Лефорта, а ночь в Bebraschenscko <Преображенском>, в расположении своего лейб-регимента, в жилище, построенном из дерева для его цар. величества; на другой день, в пятницу, они дозволили получить аудиенцию в одной комнате не только прибывшим боярам, но и людям всяческого звания, благородного и неблагородного, и даже презренным, sine ullo Majestatis, aut personarium respect <без всякого величия или личной приязни – лат>, и наравне с ними министрам; при верноподданнейшей встрече и приветствии его цар. вел. многим боярам, а также другим духовным и светским особам собственной рукой обстригли длинные бороды (каковые по стародавнему обычаю они всегда считали не только величайшим украшением, но, кроме того, secundum sententiam latam <согласно постановлению – лат> патриарха, вследствие обстрижения бороды immediate <немедленно – лат.> подвергались excommunication <отлучению – лат>), но пощадили самого патриарха, принимая во внимание его духовный сан, Тихона Микитовича, in concideratione <учитывая – лат> былую опекунскую заботу о его цар. величестве, а также князя Черкасского, старца весьма преклонных лет и всеми глубоко почитаемого; кроме сих троих, все в течение нескольких часов подверглись позорному tonsurae <пострижению – лат. >, начавшемуся с воеводы Шеина, князя Ромодановского и с других, известных в обществе людей.
В минувшую субботу, 6-го дня сего месяца, утром его царек, вел. собственной персоной проводили воинские учения своего лейб-регимента, после чего отобедали у Лефорта вместе с некоторыми из знатнейших бояр; обед, за которым происходило неумеренное питие и непрестанная пальба из пушек, продлился до полуночи. По-видимому, после возвращения царя Московская губерния будет пребывать в прежнем смятении, и вряд ли некоторое совершенствование pro fructu <зд.: результатов – лат> окультуривания настанет вскоре, ибо доселе признавали их не иначе как nova vestigia veteris consuetudinis <новыми следами старого обычая – лат>, и в будущем сего же ожидать следует. О том, как понравились его цар. величеству дворы, им посещенные, и к каким из них царь благосклонен, ничего особенного заключить, из сделанных до сих пор его цар. вел. высказываний, не удалось; отозвались с похвалой только о венецианском посланнике в Вене, ибо там они нашли особое contento <удовольствие – лат> от изысканных кушаний и таких же напитков и прочих развлечений, в особенности в Ими. школе верховой езды.
Однако с королем польским2, по его веселому нраву, они провели 4 дня и 4 ночи в непрестанном питии и достигли такой братской доверительности, что обменялись платьем, так что царь прибыл в Москву в камзоле и шляпе польского короля и с плохой его шпагой у пояса, которую носит по сей день; таковой формальностью его царек, вел. пожелали выказать прилюдно перед своими боярами и приближенными и министрами (каковых собралось очень много) свою великую приязнь королю польскому, дескать, король польский мне любезней, нежели все вы, меня окружающие, и пока я жив, останусь с ним в добром понимании и братстве не потому, что он король польский, a in consideratrion <принимая в соображение – лат> его приятную особу. Также одним весьма любимым царем человеком, коему поверяются высочайшие тайны, был извещен я о том, что позавчера около полуночи его царек, вел. посетили в кремлевском замке своего принца3, дали ему троекратное целование и другие знаки отцовской любви, после чего отбыли; вечером на другой день просили пожаловать к себе в Bebraschensko свою мать (царицу), пригласив в чужой, принадлежащий тамошнему почтмейстеру дом, и там провели с нею четыре полных часа в тайных переговорах.
Как стало известно, а именно и говорилось самим царем некоторым тайным <приближенным> боярам, король польский, согласно своему обещанию, по окончании нынешней зимы непременно прибудет в Москву.
Между тем наступивший (вчера) русский Новый год хотя и праздновался по обычаю пышно, однако без принятых прежде достопримечательных торжеств, ибо его царек, вел. не высказывают особенного удовольствия от стародавних церемоний, соблюдаемых в московских церквах, так что почти все прежде исполнявшиеся церковные церемонии день ото дня сокращаются и не производятся, а вместо принятых молебнов воевода4 устроил великолепный пир, и царь и многие бояре до поздней ночи весело праздновали Новый год, поднимались многие здравицы и палили из пушек (как и в минувшую субботу у Лефорта).
9-го дня сего месяца патриарх имел аудиенцию, длившуюся два часа, на которой принес извинения за невыполненное распоряжение удалить царицу5 в монастырь, вину же за пренебрежение царским повелением он возложил на некоторых бояр и духовных лиц, нежелающих признать многие названные причины [для ее удаления].
Его царек, вел. были этим так разгневаны, что тотчас повелели доставить в Bebraschensko на маленьких московитских возках трех русских попов и впредь до особого распоряжения держать их в лейб-регименте ad custodiam <под стражей – лат>\ что патриарху, желающему вернуть себе царскую милость, будет стоить крупной суммы денег.
Хотя большинство приближенных бояр, министров и живущих здесь королевских комиссаров, а также польский и датский посланники уже нанесли визиты генералу Лефорту, я покамест от сего воздерживался, но надеюсь сделать это по поводу еще не полученной, но просимой на следующей неделе открытой аудиенции, без passum publicum <всегдашней публики – лат>, так как нанесение ответного визита не вызвало бы подозрений, здесь следует принять во внимание, что им сообщается царю обо всех добрых и дурных негоциях <переговорах>, и при таковых обстоятельствах я должен для видимости постараться приобрести его расположение; на сем остаюсь с верноподданнейшим нижайшим почтением к всегдашней вашего ими. и королевск. милости
вашего импер. вел.
верноподданнейший и покорнейший Христ. Игнат, фон
Гвариент унд Раль.
Москва, 12 сент. 1698.
Всемилостивейший император, король, великий господин и государь!
Вашему ими. и кор. величеству покорнейше с верноподданнейшим смирением доношу, что 12-го дня сего месяца, после последней секретной почты, я был призван к первому министру боярину Льву Кирилловичу Нарышкину и вновь приглашен для выдачи верительных грамот; различными многозначительными сообщениями он старался меня уверить, что можно несколько отступить от постоянного буквального следования инструкции, всемилостивейше данной вашим ими. величеством. Хотя он утверждает, что нимало не сомневается в том, что я уже получил распоряжение вручить всемилостивейше данные верительные грамоты царскому министру без соблюдения подобной религиозной церемонии.
На это легко было ответить, что препятствия, ранее стоявшие на пути, теперь полностью устранены, благодаря счастливому возвращению его царск. вел., и frustraneo labore <напрасными усилиями – лат> распавшаяся сама собой контроверза будет введена в русло; что я ныне живу твердой надеждой, что его превосходительство продвинет дело вперед настолько, что разрешение его вел. царя на давно искомую аудиенцию будет дано без дальнейшего перенесения сроков. Хотя боярин Нарышкин уже не мог прибегнуть к какой-либо из своих отговорок и дал понять, что его царскому вел. предпочтителен завтрашний день, чтобы милостиво дать аудиенцию, он все же ответил мне возражением: дескать, его царек, вел. не могут дать открытый прием в царском кремлевском замке (по причинам, известным вашему имп. величеству), ибо после безвременной кончины царского брата Ивана Алексеевича не желают ни восходить на царский трон, ни сидеть на нем: посему ввиду моей собственной персоны, а равно поддерживавшихся доселе добрых comportament <манер – лат> прием был устроен privatim pro medio termino <в частном порядке и в умеренные сроки – лат>, вопреки принятому ранее решению retentis etiam credentialibus <вручить верительные грамоты – лат>, содержание коих они узнали еще в Вене от вашего имп. величества и ваших высоких министров: установить, как и утвердить, nullaque data audientia <какую угодно дату аудиенции – лат> для меня как ablegatus <посланника второго ранга – лат.>. Когда, стало быть, мне пожелается, тогда его царское величество милостиво соизволят меня принять для подобающей выдачи мною вашего имп. величества верительных грамот. Царь дал на это свое согласие тем легче, что боярин Лев Кириллович со своей стороны многократно заверил, что не только будет присутствовать на privatae audientiae <приватной аудиенции – лат> наряду с другими лицами, но и сам лично приведет меня к ней. И на другой день, т. е. 13-го дня сего месяца, в пять часов вечера я был приглашен на прием этим уже не раз упоминавшимся выше боярином; прием состоялся во вновь построенном (принадлежащем его царек, вел.), дворце, записанном на имя Лефорта. После того как я и три моих кареты, запряженные каждая шестеркой лошадей, со всеми офицерами и полной свитой прибыл к дому Лефорта, я велел своему секретарю огласить верительные грамоты вашего имп. величества, другие же, грамоты имп. миссионеров6, просил подобающим образом зачитать вслух почтенного падре Франциско Эмилиани. При входе меня сразу же любезно встретил канцлер государства, он же препроводил меня в четвертую комнату, где в центре залы меня ожидали царь и первый министр Нарышкин (который также сделал несколько шагов мне навстречу), генерал Лефорт, тюринго-саксонский генерал-провиант-комиссар