<род лома для создания прорубей> в виде колодца, так что обнаружилась вода. После троекратного каждения ее митрополит освящал ее троекратным погружением горящей свечи и обычным благословением. Против ограды воздвигнут был столб, выше стен. На этом столбу стояло с государственным стягом то лицо, которого счел достойным этого почета царский выбор. Быть назначенным для этой должности есть знак особой царской милости, ясным доказательством чего служит то, что такое лицо получает новую одежду с головы до пят и, кроме того, несколько золотых по царскому усмотрению. Стяг этот белый, на нем сияет вышитый золотом двуглавый орел; развернуть стяг нельзя раньше, чем духовенство войдет за решетку ограды. Тогда знаменосцу надо наблюдать за религиозными обрядами, каждением и благословением, так как каждую часть церемонии он отмечает наклонением стяга. Знаменосцы остальных полков тщательно следят за ним, чтобы соответствовать наклонением их стягов. По окончании благословения воды знаменосцы со всех сторон приближаются к ограде и окружают ее, чтобы стяги получили достодолжное окропление благословленной водой. Затем патриарх, или в отсутствии его митрополит, выходя из ограды, т. е. из священного места, обыкновенно кропит его царское величество и всех солдат. Для конечного завершения праздничного торжества, по распоряжению царя, производили залп из орудий всех полков. За ним следовали троекратные радостные выстрелы из ружей. Пред началом этой церемонии на шести белых царских лошадях привозили покрытый красным сукном сосуд, напоминавший своей фигурой саркофаг. В этом сосуде надлежало затем отвезти благословленную воду во дворец его царского величества. Точно так же клирики отнесли некий сосуд для патриарха и очень много других для бояр и вельмож московских.
Февраль
1. Господин цесарский посол посетил с торжественною свитою господина бранденбургского посла, исполнив этим долг придворной вежливости.
Бранденбургцу был пожалован царский стол; при этом ему оказано было больше почета, чем польскому и датскому послам. На столе выставлены были пятьдесят кушаний и двадцать четыре фляги с напитками. Этим дано было понять остальным, насколько ниже стоят они в царской милости.
2. Сегодня с торжественными обрядами на эпикурейском пиршестве вакх освятил дом, который царь подарил недавно фавориту своему Алексашке. На прошлой неделе явились сюда из Азовской крепости тридцать стрельцов, чтобы рассмотреть хорошенько положение и состояние Москвы и таким образом тем легче иметь возможность привести к желанному концу свои изменнические замыслы. Но, когда царю были представлены доказательства их нечестивого намерения, они все были схвачены и прежде всего испытали жестокость дыбы, причем царь сам допрашивал их.
3. Бранденбургский посол в знак обычной официальной вежливости посетил в свою очередь господина цесарского посла; торжество этого посещения было усилено тем, что на нем присутствовала свита бранденбургца в полном составе и блеске.
В то время как упомянутые тридцать стрельцов подвергались здесь мучениям, пятьсот других мятежных стрельцов снова устраивают смуту в окрестностях Москвы.
4. Для новых мятежников готовились новые мучения. Сколько было бояр, столько и допросчиков; терзание виновных служило доказательством особой преданности. Чиновники некоего посла, которых страстная любовь к зрелищам заставила отправиться в Преображенское, осмотрели разные тюрьмы с виновными, устремляясь туда, где более сильные вопли указывали на более скорбную трагедию. Содрогаясь от страха, обошли они три тюрьмы, но зловещие вопли и неслыханно ужасные стоны заставили их посмотреть на жестокости, совершавшиеся в четвертой избе. Едва однако вошли они туда, как пожелали уйти, с изумлением увидев там царя и бояр; из последних главными были Нарышкин, Ромодановский и Тихон Никитич. Когда они хотели удалиться, Нарышкин обратился к ним с вопросами, кто они, откуда и зачем пришли. Царь и бояре были очень недовольны, что иностранцы застали их при таком занятии. Затем Нарышкин через переводчика велел сообщить им, чтобы они шли в дом Ромодановского, так как князь хочет с ними кое о чем переговорить. Когда они медлили, то воспоследовал и царский наказ, что если они не повинуются, то ослушание не пройдет им безнаказанным. Все же те нисколько не испугались угроз, но, став смелее от сознания своей свободы, отвечали повелевавшим, что они не обязаны слушаться чьих-нибудь приказаний, а если князь хочет о чем-нибудь с ними переговорить, то ему отлично известно, у какого посланника они на службе, и гораздо лучше устроить это дело у него. Когда они вышли, то один из офицеров погнался за ними, чтобы против воли, силой затащить их туда, куда велели бояре. Офицер этот не поколебался, пустив коня во весь опор, опередить их и наложить на них руку, но чиновники были сильнее своею численностью и настроением. Когда он все же пытался преградить им путь, они отказались от дальнейшего сопротивления и удалились в более безопасное убежище. Может быть, наказанием за безрассудное любопытство послужило бы то, что бояре принудили бы чиновников к исполнению дела, за которым те их застали, а сами смотрели бы на них.
5. В городе прибиты были объявления, чтобы явились те, кто должен отбывать военную службу, исключая боярских слуг и тех, кого другие правовые узы сделали подчиненными своим господам.
Один участник мятежа подвергнут был допросу с пристрастием. Когда его привязывали к виселице, то стоны его вселяли надежду, что мучениями у него можно вырвать истину, но вышло совсем наоборот: как только веревка начала раздирать тело и члены его с ужасным треском стали выходить из естественных связей, он оставался совершенно немым, хотя к этим терзаниям прибавилось еще тридцать ударов кнутом, как будто сила боли превышала присущую людям чувствительность. Все полагали, что у человека, подавленного чрезмерным страданием, пропала способность стонать и говорить; поэтому его отвязали от виселицы и позорной веревки и тотчас затем спросили, знает ли он, кто был в заговоре; тогда он, к всеобщему изумлению, точно назвал имена. Но, когда его подвергли снова допросу о злом умысле, он опять погрузился в глубокое молчание и не нарушил его даже и тогда, когда по приказанию царя его стали жарить на огне целую четверть часа. Царь в своем гневе не вынес долее такого преступнейшего упорства злоумышленника и яростно замахнулся палкой, которую он тогда случайно держал, чтобы сильным ударом вырвать звуки и слова из горла, замкнутого упорным молчанием. Точно так же и те слова, которые вырвались у царя в его ярости: «Признайся, скот, признайся» наглядно свидетельствовали о всей силе его гнева.
Около одиннадцати часов ночи князь Голицын пригласил к себе бранденбургского посла под тем предлогом, что хочет посоветоваться с ним о важных делах. Не знаю, откуда взялся у московитов такой обычай, что они предпочитают делать свои дела наскоро ночью, а не занимаются ими днем. Может быть, это происходит оттого, что частые свидания вельмож с иностранцами вызывают подозрения в глазах государя, самодержавная власть которого внушает к нему более страха, чем уважения.
6. Произошло первое совещание бранденбургского посла с верховным председателем Посольской канцелярии Львом Кирилловичем Нарышкиным.
7. Медик Цоппот начал анатомические упражнения в присутствии царя и многих бояр, которых побудил к этому царский приказ, хотя такие упражнения и были им противны.
Царь соблаговолил обедать у князя Бориса Алексеевича Голицына; в его же доме царь прошлой ночью искал во сне отдыха от забот.
Из допрошенных мятежников один вонзил себе в горло кинжал, но у него не хватило сил для окончания преступления. Все-таки рана была такого свойства, что, если ее запустить, она могла оказаться смертельной. Для государя было важно, чтобы преждевременной смертью мятежник не был избавлен от допроса и пыток, поэтому он приказал применить к излечению раны все врачебное искусство. Мало того, он изволил сам присутствовать во время приготовления лекарств и утешать больного преступника, чтобы внушить своим присутствием врачам большую расторопность и заставить их лучше и добросовестнее обо всем позаботиться.
8. 9. Г. Адам Вейд великолепно угостил на роскошном пиршестве царя, бояр, представителей и других чиновников в огромном количестве. Но царь погружен был в глубокие думы и являл на своем лице скорее печальное, чем радостное настроение.
10. Явилось дворянство, созванное недавними распоряжениями, и стало ожидать, какие будут дальнейшие распоряжения. Тем, которые заявляли о своем желании поступить на военную службу, сообщалось, что они не могут быть приняты в число солдат. Удивительно, что распространившиеся слухи о мире вызывают общую печаль; даже скорбят и те лица, которые до тех пор все вздыхали о мире, хотя наружно противились ему, не желая навлекать на себя неудовольствие [царя].
11. Царь недоволен продолжавшимся два года прекращением военных действий13; но, так как дело не может обстоять иначе, он распорядился прибить в общественных местах указы, в которых обнародовал, что в этом году не будет никакого похода, а потому те, которые созваны были для этой цели, могут вернуться в свои обычные жилища. Кроме того, он постановил уволить сорок немецких полковников из общего числа их восьмидесяти в видах сбережения расходов для более трудного времени; пятидесяти же русским полковникам предоставлено было оставаться на занимаемых ими должностях без жалованья. Вследствие новой измены возникли опасные смуты в Сибири. А именно шестьсот человек, разъезжая под именем Татарской орды, произвели большие опустошения ужасными разбоями, грабежами и хищничеством и повсюду награбили большую добычу. В общественных местах прибиты были объявления, призывавшие простонародье посмотреть в Преображенском, какому наказанию подвергнуты будут стрельцы за свою измену. Казнь виновных происходила в различных местах: многие были обезглавлены, ста человекам отрезаны уши и ноздри; некоторых клеймил палач, выжигая им на лице в знак позорного бесчестья изображение орла.