9 и перейти в лучшее положение в жизни.
У кремлевского замка снова двое были колесованы живыми, причем у них были перебиты голени и оконечности. Весь вечер и последующую ночь томились несчастные с невыносимыми терзаниями среди жесточайших мук и издавая ужасные вопли. Один, и притом младший возрастом, прожил до полудня другого дня для более продолжительных мучений. Царь как раз обедал тогда у боярина Льва Кирилловича Нарышкина в присутствии всех представителей и царских министров. Всеобщие просьбы, умышленно чередуясь одна с другой, сломили наконец продолжительное сопротивление государя, и он позволил пулею отнять жизнь и чувства у находившегося еще в живых преступника, возложив это поручение на известного при своем дворе Гаврилу.
Для остальных бунтовщиков, все еще содержавшихся под караулом в окрестных местностях, местом казни было место их заключения. Иначе можно было опасаться, что если всех привести сюда и предать палачу в одном месте, то такая бойня людей будет отзывать тиранством, особенно тогда, когда граждане, устрашенные столькими печальными зрелищами гибели товарищей, начинали опасаться всевозможных строгостей со стороны государя.
Его царское величество, принимая во внимание ежедневные бедствия, которым он доселе подвергался, не чувствуя себя никогда в безопасности и с трудом избегая многочисленных покушений, должен был всегда опасаться злых умыслов со стороны стрельцов, а потому вполне справедливо решил не терпеть ни одного стрельца в своем царстве, сослав их в отдаленные пограничные местности Московии и уничтожив самое название стрельца. Им была предоставлена возможность отправлять, с позволения воеводы, частную службу в провинциях, если они выразят намерение навсегда отказаться от военной службы. И они были отнюдь не свободны от вины, ибо офицеры, которые стояли в этом году на страже вблизи Азовской крепости с целью помешать набегам врагов, доносили, что они никогда не чувствовали себя в безопасности со стороны стрельцов и с часу на час ожидали взрыва их жестокого вероломства. Это внушало несомненную уверенность, что стрельцы были отнюдь не надежны и, имея в виду исход неудачного восстания, тревожились о своей участи. Все жены стрельцов получили приказание удалиться из окрестностей Москвы, неся таким образом наказание за позорное деяние мужей. Указом запрещено под страхом смертной казни удерживать какую-нибудь из них или доставлять ей тайное убежище, за исключением тех случаев, если кто пожелает поместья вон из Москвы и держать там в услужении. <…>
Записки о МосковииФ. де ла Нёвилль
Судьба записок Фуа де ла Нёвилля столь же нетривиальна, как и судьба их автора.
Переводчик и публикатор последнего русского издания 1996 года, известный исследователь эпохи последних десятилетий XVII века А. С. Лавров приводит в своем предисловии характеристику Нёвилля, данную современником французского дипломата: «Он был достаточно образован и воспитан, знал свет, дворы, церемониал и интересы монархов, которые специально изучал… Всю свою жизнь он провел в подобных поручениях, как из удовольствия видеть свое имя в газетах, так и из-за того, чтобы путешествовать с титулом, вовсе не думая ни о чем основательном и легко отдавая отцовское наследство на эти возмутительные траты»[57].
Тот же современник, хорошо знавший Нёвилля, писал: «В Польше находился уже тринадцать или четырнадцать лет французский дворянин но имени ла Нефвилль… Он встретил противодействие своим планам со стороны маркиза де Бетюна, который, зная образ мыслей этого дворянина, иногда говорившего без оглядки и без осторожности обо всем на свете и даже о монархах, мешал, насколько мог, польскому королю использовать де ла Нефвилля, справедливо опасаясь, что дурной выбор может скомпрометировать имя и славу его величества»[58].
Король, славу и имя которого оберегал маркиз де Бетюн, французский посол в Варшаве, был прославленный Ян III Собесский, который 12 сентября 1683 года, командуя объединенными силами нескольких европейских держав, разгромил турецкую армию под Веной. Он не только спас столицу Священной Римской империи, но навсегда остановил османскую агрессию против Европы. Естественно, стать представителем такого короля, например в Московии, было чрезвычайно заманчиво для динломата-авантюриста Нёвилля. И он получил это поручение.
Судя по всему, задачи, которые должен был выполнять Нёвилль в Москве, были весьма серьезного и щекотливого свойства. Этот сюжет, как и вообще история Нёвилля, подробно и основательно рассмотрены в статье А. С. Лаврова.
Записки де ла Нёвилля представляют особый интерес еще и потому, что он приехал в Москву в один из роковых моментов русской истории – в августе 1689 года, а 31 июля генерал Патрик Гордон, внимательно следивший за политической ситуацией, записал в дневник: «Страсти и настроения усиливаются – возможно, разразится нараксизм».
И Нёвилль оказался свидетелем этого нараксизма – противостояния царевны Софьи и царя Петра, смятения в общественном сознании, полной победы молодого царя и расправы с его противниками.
Но едва ли не самое драгоценное для историков, что содержится в записках Нёвилля, это его описание посещения первого министра Московского царства, фаворита Софьи, князя Василия Васильевича Голицына, деятеля глубоко замечательного но его симпатиям и замыслам. О масштабе и характере этих замыслов мы узнаём только из записок Нёвилля, который успел посетить князя накануне его опалы и ссылки.
После пребывания в Москве следы де ла Нёвилля теряются. Но отнюдь не теряется его сочинение. Оно было издано в Париже в 1698 году и вызвало безусловный интерес, правда, не всегда благожелательный. Оно было воспринято как памфлет, оскорбительный для России. Тем более что момент был не самый подходящий: Великое посольство двигалось по Европе. Петр мечтал войти в союз с европейскими державами для противостояния Турции. Кроме того, через некоторое время стали утверждать, что «Записки» вовсе не принадлежат дела Нёвиллю, а написаны совершенно другим человеком, никогда в Москве не бывавшим.
А. С. Лавров доказал несостоятельность этой распространенной в свое время версии и ценность «Записки» как источника, вполне адекватно представляющего ситуацию в Московии в 1689 году.
Фрагменты «Записок» публикуются по изданию: Нёвилль Ф. де ла. Записки о Московии / Пер., подгот. текста и коммент. А. С. Лаврова. М., 1996.
Оказав мне честь, польский король назначил меня своим чрезвычайным послом в Московию 1 июля 1689 г.; 19 июля я выехал из Варшавы по смоленской дороге, так как киевская – самая короткая – была в это время опустошена татарами. Как только воевода, или губернатор области, более любезный, чем это свойственно московиту по рождению, получил сообщение, что я выехал из Cazime <Кадино> в Смоленск, он послал навстречу мне пристава, или дворянина, и переводчика, которые встретили меня за поллье1 не доезжая до города, проводили меня внутрь крепостных стен в предместье на другом берегу Днепра и поместили меня в одном доме, пока воевода не укажет мне другого; один из них отправился известить его о моем приезде. Он тотчас прислал ко мне с поздравлениями, сопроводив их угощениями: по бочонку водки, испанского вина и меда, двумя баранами, теленком, возами с рыбой и овсом. Он предоставил мне также выбрать дом в городе в предместье. Я выбрал дом в предместье, поскольку там вообще не было ворот, городские же запирались очень рано. На следующий день я нанес ему визит в замке, где он ожидал меня вместе с митрополитом2 и некоторыми местными дворянами.
Мне нечего сказать об этом городе, срубленном из дерева, как и все здешние города, и окруженном простой каменной стеной, чтобы избежать набегов поляков.
Чтобы оказать мне или, скорее, себе самому больше чести, он приказал поставить 6000 человек при оружии, выстроенных от моего дома до своего в ряды {это местные крестьяне, которых в таких случаях собирают в войска и дают им достаточно чистую одежду; они получают от царя 4 экю3 платы и минот <старая французская единица измерения, равна 34 куб. дм> соли в год, все дети с 6 лет призываются и получают эту плату, благодаря чему эти отряды состоят из стариков и детей, так как службу оставляют лишь со смертью}4, между которыми я проехал в моей карете, сопровождаемой верхом подстаростой могилевским, или наместником короля, и дюжиной офицеров гарнизона, которым Польский король приказал проводить меня вплоть до того, когда воевода введет меня во двор кремля.
Он спустился с лестницы, чтобы подождать меня, откуда провел меня в свои покои, где мы так и не сели. После нескольких приветствий с обеих сторон, где переводчиком был генерал-майор Менезий, шотландец по рождению, говорящий на всех европейских языках, воевода приказал принести несколько чарок водки, которые необходимо было осушить за здоровье Польского короля и царей. После этого я был отпущен воеводой, проводившим меня до середины лестницы, где он остался посмотреть, как я садился в карету. Я вернулся к себе прежним порядком, где нашел генерала Менезия, который ждал меня с приказом воеводы составить мне общество во время пребывания в этом городе. Я был приятно удивлен, найдя в столь варварской стране человека с такими достоинствами, так как, помимо всех языков, которыми он в совершенстве владеет, он в курсе всех дел, а его история заслуживает того, чтобы я рассказал о ней.
Повидав красивейшие области Европы, он уехал в Польшу, надеясь вернуться оттуда в Шотландию. Там у него была интрига с женой одного полковника литовских войск, который, взревновав из-за частых визитов, которые тот наносил его жене, поставил в засаду слуг, чтобы убить его. Но, предупрежденный женщиной, он принял все меры: задел мужа, принудил его к поединку и убил. Необходимо было тотчас скрыться. Но не имея проводника, он попал в сторону московитов, которые вели в то время войну с Польшей. Сначала его держали как военнопленного, но когда он счел за лучшее для себя рассказать правду о своей истории, то был поставлен перед выбором – служить царю или отправиться в Сибирь. Он выбрал второе, из-за своей склонности к путешествиям. Но отец нынешних царей захотел его видеть и, найдя его услужливым, не только приблизил его ко двору, но и дал ему даже 60 крестьян (каждый крестьянин в этой стране приносит своему хозяину около 8 экю в год). После этого он женил его на вдове одного датчанина, Марселиса, который первым открыл секрет изготовления железа в Московии