Е», «Ѳ» и «І».
«А в знак того добраго начинания и новаго столетнаго века, – говорилось в царском указе, – в царствующем граде Москве после должнаго благодарения к Богу и молебнаго пения в церкви и кому случится и в дому своем, по большим и проезжим… улицам знатным людям и у домов нарочитых духовнаго и мирскаго чина перед вороты учинить некоторыя украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых, против образцов, каковы сделаны на Гостине дворе… или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно; а людем скудным комуждо хотя по древцу, или ветве на вороты, или над храминою своею поставить, и то б то поспело, ныне будущаго Генваря к первому числу сего года, а стоять тому украшению Генваря по седьмой день того ж 1700 года.
Да Генваря ж в первый день, в знак веселия, друг друга поздравляя Новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на большой Красной площади огненныя потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам Боярам и Окольничим и Думным и Ближним и Знатным людям палатнаго, воинскаго и купецкаго чина знаменитым людям, каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из несколько мушкетов или инаго мелкаго ружья, учинить трожды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится».
Регламентация была коньком Петра или, как принято выражаться в наше время, его фишкой. В своих указах царь-реформатор подробно расписывал действия подданных – бери и исполняй, не мудрствуя лукаво, государь уже обо всем подумал, все предусмотрел. Можно было не согласиться с тем или иным указом, но не понять, чего они требуют, было невозможно.
Генрих Бухгольц.
Портрет Екатерины I. XVIII век
Клавдий Лебедев.
При дворе Петра Первого. XIX век
Глава четвертаяОт Нарвы до Головчина
Алексей Кившенко.
Капитуляция шведской армии. 1887
«Присутствие духа его было столь же беспримерно, как и великодушие его: сия отличительная черта украшает образ его паче других. Присутствие духа не оставляло его никогда в злосчастнейших приключениях. Он ни мало не терял бодрости. Что может быть несчастнее, как первое его сражение с Карлом XII под Нарвою. Армия его разбита, полководцы его взяты в плен, вся артиллерия его достается неприятелю; меди в России не было для вылития на место потерянной; весь народ был поражен страхом, и в ужасе своем воображал, что торжествующий неприятель разрушит их Отечество. Но монарх при печальном сем известии ни мало не смутился, но сказал хладнокровно: “Шведы победою своею научат нас победить их самих”».
К началу августа 1700 года, когда Петр наконец-то получил от Украинцева радостное известие о заключении тридцатилетнего мира с Османской империей, войска Фридриха Августа стояли под Ригой, которую никак не удавалось взять. Войско датского короля Фредерика IV вторглось в Голштинию. Вступление в войну России сулило восемнадцатилетнему шведскому королю Карлу XII невыгоднейшую войну на три фронта… Можно с уверенностью предположить, что участники антишведской коалиции не сомневались в своей победе. Но, как скажет позже Лев Толстой: «Чисто писано в бумаге, да забыли про овраги, как по ним ходить». Еще до выступления русских войск в поход Карл XII нейтрализовал датчан, внезапно высадившись с отборным пятнадцатитысячным войском у стен Копенгагена. В перевозке войск шведам помогли британцы, не желавшие усиления Дании, германских княжеств и России. Король Фредерик благоразумно капитулировал, и антишведская коалиция сократилась до двух участников.
Продвижение русских войск к Нарве, осложненное осенними дождями, растянулось на добрые полтора месяца. Авангард подошел к месту назначения 23 сентября, а последние отряды подтянулись лишь к середине октября. 20 октября русские начали обстреливать Нарвскую крепость и делали это на протяжении двух недель, пока не закончились боеприпасы. Петр, теперь пребывавший в чине капитана бомбардирской роты Преображенского полка, был разочарован тем, что стены крепости устояли, но духом не падал – надеялся взять Нарву измором.
Тем временем шведский король спешил к Нарве и прибыл туда к 18 ноября. От Копенгагена, заметьте! Подобной быстроты Петр не ожидал. Известие о скором прибытии Карла в Ливонию царь получил еще во время пребывания в Твери, по поводу чего написал генерал-фельдмаршалу своей армии Федору Головину следующее: «И о том я многократно думал, истина ль или подлог? И буде истина, то, конечно, датский [король] осилен. Мы пойдем отсель завтра до Новгорода, не мешкав». Царь надеялся, что численное превосходство поможет ему одержать победу. По разным данным, у Карла было от десяти – двенадцати тысяч солдат, а у Петра – около сорока тысяч.
18 ноября 1700 года, когда шведы были уже на расстоянии вытянутой руки от Нарвы, произошло одно из самых непонятных… нет, пожалуй – самое непонятное событие петровского периода. Внезапно Петр и его фельдмаршал Головин отбыли из-под Нарвы, передав командование войсками герцогу Карлу Евгению де Круа, голландцу, прежде служившему в звании фельдмаршала у Фридриха Саксонского. Шотландец барон фон Алларт, перешедший на русскую службу с саксонской одновременно с герцогом де Круа, писал в своей «Истории Петра Великого»: «И тако над всеми войсками команду поручили Герцогу Фон Круа, яко Генерал-Фельдмаршалу, и хотя оный Герцог в приятии сей команды крепко опрошался, однако же Его Величество те его резоны апробовать не соизволил, и что уже и прежде сего намерение было оному Герцогу ту команду поручить, но для некоторых приключившихся обстоятельств удержалося».
Накануне решающего сражения царь и его доверенный военачальник передают командование войсками не пойми кому (будем уж называть вещи своими именами!) и бегут прочь… Почему? Впоследствии в «Гистории Свейской войны», инициатором создания которой и редактором был сам Петр,[46] этот шаг получил следующее объяснение: «Против [накануне] восемнадцатого числа государь пошел от армии в Новгород для того, чтобы идущие достальные полки побудить к скорейшему приходу под Нарву, а особливо чтоб иметь свидание с королем польским». Объяснение не выглядит убедительным – побудить полки к скорейшему приходу можно было и через гонца, для этого не нужно ехать самому в компании своего фельдмаршала. И чем могло помочь «свидание с королем польским», когда шведы уже стояли под Нарвой, ведь авиации и ракет дальнего радиуса действия в то время не было? Даже если бы Фридрих бросил все свои войска к Нарве, то успели бы они, что называется, «к шапочному разбору».
Легкомыслие?
Нет, этот недостаток не был свойственен Петру. Он думал скоро, но обстоятельно.
Трусость?
И этим недостатком Петр не обладал.
Единственным логичным объяснением скоропалительного отъезда из-под Нарвы представляется забота о сохранении собственного престижа. Поняв, что против Карла не устоять, Петр решил возложить позор поражения на герцога де Круа. С моральной точки зрения подобный поступок выглядит не очень-то красиво, но давайте попробуем поставить себя на место Петра. С турками на Азове вышло не так ладно, как хотелось, а теперь еще и шведам сражение проиграть? Так, чего доброго, подданные окончательно разочаруются в царе, тем более что поводов для недовольства у них имеется изрядно. Да и вообще государю, как помазаннику Божьему, положено быть непобедимым и непогрешимым. Так что пусть сражение проигрывает герцог де Круа…
Главным недостатком русской армии, осаждавшей Нарву, была растянутость ее позиций на целых семь верст. Обильный снегопад дал шведам возможность внезапной атаки, которая вызвала панику в русском стане. Конница пыталась спастись от противника, бросившись в реку Нарву. Бóльшая часть достигла противоположного берега, но более тысячи человек утонуло. Пехота забила мост, который обрушился, не выдержав нагрузки… Герцог де Круа сдался в плен, и его примеру последовали многие иностранные офицеры. Отсутствие централизованного командования ускорило разгром русской армии. Под натиском врага смогли устоять только Преображенский, Семеновский и Лефортовский полки, от которых шведы избавились посредством хитрости. Было объявлено, что король Карл дозволяет русским уйти от Нарвы с оружием в руках (пушки оставались шведам). Первыми по восстановленному мосту прошли три упомянутых полка, но стоило только им оказаться на другом берегу, как шведы тотчас же разоружили оставшихся на их стороне русских солдат, а всех офицеров взяли в плен.
Если попытаться выразить итог сражения под Нарвой в двух словах, то наиболее подходящим вариантом будет «позорный разгром». Стоило ли так усердно готовиться к войне и идти за тридевять верст ради того, чтобы лишиться шести тысяч солдат и ста тридцати пяти пушек? И кому проиграл русский царь? Мальчишке, который был на десять лет моложе! «Итако шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно, – говорится в «Гистории Свейской войны», – но надлежит разуметь, над каким войском оную учинили, ибо только один старый полк Лефортовский был (который пред тем назывался Шепелева); два полка гвардии только были на двух атаках у Азова, полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали. Прочие ж полки, кроме некоторых полковников, как офицеры, так и рядовые, самые были рекруты, как выше помянуто, к тому ж за поздним временем великий голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно, и единым словом сказать, все то дело яко младенческое играние было, а искусства ниже вида. То какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию?.. Но когда сие нещастие (или лучше сказать великое щастие) получили, тогда неволя леность отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила».
В последней фразе заключена суть характера Петра Первого и суть петровского правления. «Когда сие нещастие (или лучше сказать великое щастие) получили…». Несчастье и впрямь оборачивается счастьем для тех, кто способен учиться на собственных ошибках. Там, где неумный и малодушный откажется от продолжения борьбы, сильный умом и духом сделает нужные выводы и приложит все силы к тому, чтобы в следующий раз победа оказалась на его стороне.