А. С. Мыльников считает информацию князя М. М. Щербатова «фантастической», баснословной и «неправдоподобной», не приводя в подтверждение суровой оценки убедительных аргументов. Во-первых, и это главное несовершенство содержания манифеста, отсутствие в нем четких определений, какая, например должность ожидает ушедшего в отставку офицера, если он пожелает возобновить службу, или, из каких резервов можно черпать офицеров, на долю которых выпала обязанность заменять ушедших в отставку; что дает основание, считать подготовку манифеста в пожарном порядке и без должного обсуждения и внесения дополнений и исправлений; во-вторых, это не менее важно, Михаил Михайлович не принадлежит к числу авторов-фантастов, его характеристики монархов и монархинь можно проверить показаниями других источников, что подтверждает их достоверность; в-третьих, А. С. Мыльников ссылается на то, что манифест был опубликован через месяц, после объявления Петром III своего намерения предоставить дворянству свободу — освобождение от обязательной службы, и на этом основании полагает, что это намерение в его голове возникло задолго до вступления на престол. Автор, однако, не объясняет, как могло возникнуть это убеждение в голове, наполненной мыслями об экзерцициях и обделенной участием в управлении государством. Кроме того, из текста М. М. Щербатова следует, что мысль составить текст манифеста созрела у Д. В. Волкова не случайно, она упорно распространялась в придворных кругах; в-четвертых, самым серьезным аргументом в пользу утверждения о непричастности к сочинению манифеста 18 февраля Д. В. Волкова является отсутствие упоминания об этом манифесте в перечне своих «главных трудов», им же составленным: «Что ж до внутренних дел надлежит, то главных моих трудов сути три: 1) о монастырских вотчинах; 2) о Тайной канцелярии и 3) пространный указ о коммерции». Однако отсутствие упоминания о манифесте легко объяснимо.
Известно, что Волков принадлежал к самым доверенным чиновникам из окружения Петра III — он был назначен им тайным секретарем. После переворота 28 июня 1762 г. Волков стал отрицать свою близость к свергнутому, а затем и покойному императору, о чем свидетельствует два его письма, отправленных фавориту императрицы Г. Г. Орлову. В одном из них он писал: «Как попал я вдруг в тайные секретари, того и теперь не знаю; но и то подлинно, что и важность и склизкость сего поста я тогда ж чувствовал, и потому твердо предприял — было попросту сказать, через пень колоду валить, то есть исполнять только, что велят, а самому не умничать и не выслуживаться». Отправив письмо Орлову, будучи уверенным, что его содержание станет известным и императрице, Волков счел, что в нем он недостаточно убедительно отрицал свою близость к императору, и на следующий день вдогонку к первому письму отправил второе с более решительным отрицанием того, что пользовался доверием императора: «К бывшему императору не находил я в себе немало той же склонности, но и должности одной довольно было сделать из меня доброго раба. Весь двор будет мне свидетель, что я тщательно избегал его присутствия».
При подобном нравственном уровне тайного секретаря было не трудно объяснить и отсутствие в письме к Орлову упоминания об условиях появления манифеста 18 февраля 1762 г., о которых он рассказал князю Щербатову, надо полагать, много лет спустя, когда его карьера завершилась отставкой.
Общеизвестно, что Екатерина II, взойдя на престол, подтвердила, преодолев неприязнь к покойному супругу, действенность некоторых его указов: об упразднении Тайной канцелярии, о сохранении власти помещика над крепостными крестьянами, о запрещении мануфактуристам покупать крепостных крестьян. Характерно, что Екатерина разделяла взгляды своего супруга на секуляризацию церковных владений, но по тактическим соображениям решила не озлоблять против себя духовенство и решительно осудила секуляризационную акцию Петра III. Впрочем, через пару лет, когда Екатерина почувствовала, что более или менее прочно сидит на троне, она осуществила секуляризацию, но дала понять, что совершила ее не по собственной инициативе, а по предложению специально созданной комиссии.
Худ. Соколов Иван Алексеевич. Портрет великого князя Петра Федоровича
Гравюра. Морозов А. В. Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов. М., 1913? Т.3. С. CCCXLI. Источник: http://www.rulex.ru/rpg/portraits/24/24229.htm
Судьба манифеста о вольности дворянской сложилась по-иному: императрица не отменила его, но и не подтвердила. Подобная судьба документа объяснялась тем, что Екатерина, как известно, не разделяла его идеи об освобождении дворян от обязательной службы, поскольку была убеждена, что это освобождение значительно ослабит зависимость дворянства от монарха и превратит ее абсолютную власть в эфемерную. Тем не менее, императрица сочла рискованной для себя отмену манифеста и молчаливо согласилась оставить его среди действующих законов. Лишь спустя два с лишним десятилетия, когда императрица Екатерина II убедилась в том, что дворяне вполне были довольны ее царствованием и не намерены фрондировать против нее, она в Жалованной грамоте дворянству 1785 г. подтвердила освобождение дворян от обязательной службы.
Спустя три дня после обнародования подписанного Петром III манифеста о дворянской вольности, 21 февраля 1762 г., был опубликован еще один нормативный акт — манифест, упразднявший Тайных розыскных дел канцелярию. Этот манифест вызвал у дворянства такой же восторженный прием, как и манифест 18 февраля.
Похоже, поклонники этого манифеста до конца не разобрались в его содержании. Манифест провозглашал: 1) Вышепомянутая розыскных дел канцелярия уничтожается отныне навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат. Сенату передавались не только дела канцелярии, но и ее штат во главе с руководителем кнутобойцем Шешковским. Таким образом, орган политического сыска противников режима сохранялся, но с важным ограничением его функций, предусмотренным вторым пунктом манифеста: «Ненавистное выражение, а именно: „слово и дело“ не долженствует отныне значить ничего и мы запрещаем употреблять оного никому; а есть ли кто отныне оное употребит в пьянстве или в драке или избегая побоев и наказания, таковых тотчас наказывать так, как от полиции наказываются озорники и безчинники».
В преамбуле манифеста заявлялось, что Тайная канцелярия «злым, подлым людям подавала способ или ложными затеями протягивать вдоль заслуженные ими казни, или же злостнейшими клеветами обносить своих начальников или неприятелей». После изложения двух приведенных выше пунктов манифест излагает девять статей, определяющих, как следует доносить о преступлениях по первым двум пунктам (измене и нарушении присяги), причем отмечалось, что доносчиками не могли быть воры и убийцы, от которых было запрещено принимать доносы, а самих доносителей, кричащих «слово и дело», арестовывать и допрашивать. Если будет установлено, что извет «имеет прямую силу, то есть будет подтвержден следствием, то таких доносителей освобождать из-под ареста, а самих доносителей, чей извет не подтвержден документами или свидетелями, подвергать пытке.
Лиц, на которых доносили, велено „под караул“ не брать, ниже подозрительными не почитать до того времени, пока дело в вышнем месте надлежаще рассмотрено будет, и от тех, на кого донесено, указ воспоследует». Таким образом, манифест ограничивал произвол следователей и в известных пределах защищал права подданных, требовал, чтобы следствие велось с соблюдением определенных правил.
Если следовать букве манифеста об упразднении Тайной канцелярии, то он, хотя смягчал жестокие истязания, такие как жжение, дыба, использование клещей и прочего, но в принципе не отменял пыток, требуя, однако, чтобы во время допросов обходились «сколь можно без пытки». Английский посол Кент в донесении своему двору писал: «Уничтожение Тайной канцелярии одно из счастливейших деяний, которое возможно было сделать для этой нации; этот ужасный трибунал был самый дурной во всех отношениях, и в некотором роде даже хуже испанской инквизиции».
Особенно зловещую репутацию Тайная канцелярия приобрела в годы царствования Анны Иоанновны, императрицы такой же жестокой и суровой, как и ее фаворит Э. Бирон. В десятилетие царствования Анны Иоанновны было организовано три кровавые расправы с представителями аристократических фамилий Голицыных и Долгоруких, которым она была обязана получением короны. Инициатор ее избрания императрицей князь Дмитрий Михайлович Голицын, будучи беспомощным стариком, был заточен в Шлиссельбургскую крепость, где и скончался. Видный государственный деятель Артемий Петрович Волынский закончил жизнь после мучительной казни.
После смерти Анны Иоанновны и вступления на престол Елизаветы Петровны террор прекратился, но недобрая память о нем сохранилась. Елизавета Петровна, хотя и отменила смертную казнь, но казематы Тайной канцелярии продолжали заключенных истязать пытками, нередко приводившими к смерти.
В заключение отметим, что оба манифеста, опубликованные 18 и 21 февраля, были нацелены на расширение прав дворянства. При их опубликовании Петр III скорее всего рассчитывал на поддержку дворянством трона, на котором он не чувствовал себя уверенным в его прочности.
Едва ли не самой важной акцией, осуществленной Петром III, была секуляризация владений духовенства, поскольку она изменила судьбу около миллиона мужских душ крестьян в лучшую сторону. Между тем автор монографии о Петре III уделил этому вопросу меньше внимания, чем манифесту об упразднении Тайной канцелярии, а главное, не коснулся истории возникновения вопроса, оставляя ещё раз читателя с мыслью о том, что инициатором акции был якобы Петр III.
В отличие от манифеста об освобождении дворянства от обязательной службы, предыстория которого занимает несколько десятилетий, вопрос о секуляризации тлел в борьбе светской власти с духовной в течение двух столетий. Уже в XVI в. светские власти зарились на колоссальные владения монастырей. Смутное время и борьба царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном отвлекли светскую власть от покушений на земельную собственность и сидевших на ней крестьян монастырей и епархий, хотя ей все же удалось воспрепятствовать дальнейшему увеличению земельных владений духовных феодалов — в XVI в. мирянам было запрещено жертвовать землю монастырям, церквям и епархиям на помин души.