Делегаты провозгласили отказ от любых союзов с политическими партиями, а также признали невозможным для анархиста вступление в их состав: «Заключать союзы с какими бы то ни было другими партиями, хотя бы и социалистическими, не отказываясь от своих принципов, мы не можем. Еще менее может анархист вступать в ряды этих партий или идти под их знаменем, не изменяя своим принципам»[1313]. Все эти решения были разработаны и приняты при участии Кропоткина…
Съезд закончился… И Петр Алексеевич как радушный и гостеприимный хозяин позвал своих учеников на ужин домой, в Бромли. «За ужином беседа, где рассказы о его путешествиях, о новейших открытиях, об истории промышленности и о земледелии в Америке – все говорило о неизмеримых силах человека, о могучей борьбе рабочих и крестьян за свое освобождение, о неминуемой победе анархизма»[1314], – вспоминал Таратута.
В начале января 1905 года в Санкт-Петербурге началась всеобщая забастовка рабочих. Кропоткин пишет Марии Гольдсмит: «По-видимому, всерьез взялись этот раз против самодержавия»[1315]. И это было правдой…
23 января 1905 года все британские газеты на самом видном месте поместили сообщения о сенсационных событиях в России. Накануне, в воскресенье 9 января (по принятому в Российской империи юлианскому календарю), в Санкт-Петербурге войска расстреляли мирную демонстрацию рабочих, которая отправилась к царю с петицией. Документ содержал экономические и политические требования, выдвинутые после нескольких дней массовой забастовки на столичных предприятиях. Расправа с демонстрантами вызвала всеобщий взрыв возмущения. Петербург охватили новые стачки; вспыхнули баррикадные бои. Массовые протесты распространились по всей стране. Так началась Первая Российская революция.
«Революция? Уличные сражения в Санкт-Петербурге. Винтовка и сабля за работой. 2000 человек убиты; 5000 ранены. Сооружены баррикады. Войска размещены на улицах. Народ вооружается. Последняя попытка встретиться с царем», – под такими заголовками вышла популярная газета Manchester Guardian[1316]. А лондонская Daily News – наряду с The Times одно из изданий, где Кропоткин регулярно публиковал письма и статьи о правительственном терроре и репрессиях в России, – клеймила позором российское самодержавие: «Сотни подданных царя, беззащитных, безоружных, были застрелены царскими солдатами. Это преступление, которое вызовет ужас и гнев по всему цивилизованному миру. Это преступление, которое метит русского деспота как врага не только своих собственных подданных, но и всей человеческой расы»[1317].
Разумеется, британские газеты жаждали узнать, как оценивает происходящее на другом конце Европы самый знаменитый политический эмигрант из России. «Что скажет мистер Кропоткин?!»
Журналисты осаждали его дом в Бромли, добиваясь интервью с Петром Алексеевичем. Еще 23 декабря Кропоткин свалился с бронхиальной пневмонией. Врачи прописали ему постельный режим, продолжавшийся до 4 февраля[1318]. Даже статьи в газету «Хлеб и Воля» он пока не писал. Но и под одеялом, с градусником под мышкой, Петр Алексеевич следил за сообщениями в английской прессе. Его племянник, Николай Александрович Кропоткин, гостивший в Бромли, вспоминал, что дядя не мог подняться и выйти на пресс-конференцию, стихийно образовавшуюся на улице. И тогда он передал журналистам, осаждавшим дом, записку с текстом, очень кратко выражавшую его позицию: «Долой Романовых!»[1319] Позже, в апреле 1905 года, Кропоткин напишет: «Несомненно, что государственная власть не может дольше оставаться в руках царя и его полицейско-жандармских чиновников. Несомненно, что она скоро перейдет в руки Законодательного Собрания, – сколько бы Романовы ни проливали крови русского народа. Мало того, чем больше крови народной прольет Николай II, тем вернее подготовит он переход от империи к республике»[1320]. Старый революционер не ошибся: все это произойдет, правда, не в 1905-м, а двенадцать лет спустя…
«Кровавое воскресенье» глубоко потрясло Кропоткина. Он восхищался поведением «этих храбрых людей, которые шли навстречу бойне с убеждением, что из их крови зародится новая жизнь». «Они были грандиозны, эти 80 000 человек, приносящих божью клятву и встретивших бойню и смерть за великое дело всей нации», – писал он сразу после событий адвокату Роберту Спенсу Уотсону (1837–1911), казначею «Общества друзей русской свободы»[1321]. Он жадно читал племяннику вслух английские газеты, цитировал отрывки из напечатанных прессой воззваний Георгия Аполлоновича Гапона (1870–1906) – лидера легальной организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», организатора сбора подписей под петицией с требованиями рабочих и той массовой демонстрации 9 января, расстрелянной войсками[1322].
В следующие месяцы бурного 1905 года Кропоткин жадно, с неослабевающим вниманием наблюдал из далекого Лондона за бурными событиями, которые до основания сотрясали одряхлевшую империю. А там повсюду полыхали массовые стачки, сопровождавшиеся митингами, манифестациями, столкновениями с войсками и полицией, а часто и баррикадными боями. Во многих городах появились Советы рабочих депутатов, состоявшие из представителей бастующих: они должны были организовывать борьбу работников, действуя как органы самоуправления. Во главе этого движения стояли не только активисты социалистических партий, но и рядовые рабочие, избранные трудовыми коллективами предприятий. Во многих городах, как в Иваново-Вознесенске, Советы на время брали в свои руки управление повседневной жизнью. Появились и первые профсоюзы. Во всех слоях населения стали популярными лозунги свержения самодержавия и его замены демократическим строем. Одни выступали за конституционную монархию, другие – за демократическую республику. Но одновременно бастующие добивались социально-экономических изменений: введения восьмичасового рабочего дня, улучшения условий труда, отмены сложной системы штрафов, вежливого обращения со стороны хозяев предприятий и администрации.
Кропоткин буквально набросился на племянника Николая с расспросами. И прежде всего его интересовала большая часть населения России – крестьяне. «Он расспрашивал о крестьянах, их обиходе, разговорах, о студентах, о помещичьем быте, – причем он обнаруживал необычайную, несколько восторженную любовь к крестьянину, но терпимо относился и к среде помещиков, хорошо зная ее и потому не рисуя в одних черных красках»[1323]. И тут же Петр Алексеевич начал говорить о том, что собирается делать: «вернуться в Россию и издавать крестьянскую газету»[1324].
Уже в начале марта он напишет с восторгом Яновскому, что народное движение в России «довольно удачно прорвало узел узости политических партий». Вскоре оно перекинется из городов на села, начнутся крестьянские восстания. В результате, «приняв народный характер», Первая Российская революция «будет способна сделать гораздо больше, чем простое ослабление деспотического государства». «Она положит начало новой эры как экономического, так и политического освобождения народа»[1325], – предрекал он. Но для этого нужна поддержка рабочих и крестьян в других странах. Революция должна стать всемирной: «Наилучший путь помочь революции в России – начать Социальную Революцию во всех цивилизованных странах»[1326].
В октябре 1905 года страну сотрясла всеобщая стачка, чуть было не вынудившая Николая II бежать за границу. В декабре по России прокатилась волна городских восстаний, организованных Советами рабочих депутатов, активистами социалистических партий и профсоюзов. Во многих регионах поднялись крестьяне: они захватывали усадьбы помещиков, делили их имущество, включая скот и орудия труда, самовольно распахивали дворянские земли. Крестьянские республики со своими выборными Советами возникли в самых разных частях Европейской России – от Грузии до Московской губернии. Образовался Всероссийский крестьянский союз, объединивший участников восстаний и лидеров крестьянских республик. Крестьяне требовали «черного передела», что означало: конфисковать землю у помещиков и передать ее сельским общинам. Неспокойной была обстановка и в армии. 14 (27) – 25 июня (8 июля) 1905 года развернулось восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». В 1906-м поднялись с оружием в руках артиллеристы Свеаборга, матросы в Севастополе, Кронштадте и Ревеле. В Прибалтике между латышскими крестьянами и немецкими баронами шла настоящая гражданская война, пожалуй, самая жестокая во всей России. На ее подавление немецкие помещики вызвали отряды вооруженных наемников с Северного Кавказа.
Настроения рабочих, крестьян, интеллигентов становились все радикальнее. Запрос на революционные идеи был сильнее, чем когда-либо раньше. Впервые в истории России молодое анархистское движение становилось массовым. В 1905 году в России действовали сто двадцать пять анархистских организаций в ста десяти населенных пунктах, в 1906-м – двести двадцать одна организация в ста пятидесяти пяти населенных пунктах. Пик роста движения пришелся на 1907 год. В это время двести пятьдесят пять анархистских групп действовали в ста восьмидесяти населенных пунктах, расположенных на территории пятидесяти восьми губерний и областей (три четверти от их общего числа)