Одним из факторов поражения революции Петр Алексеевич считал «централизаторские якобинские стремления» социал-демократов, стремившихся к завоеванию власти. Последствием их стратегии стал отрыв рабочих восстаний, прошедших в Москве и других городах в конце 1905-го – начале 1906 года, от крестьянского движения и восстаний на окраинах страны[1447]. По-прежнему Кропоткин оставался противником парламентской борьбы, критикуя социалистов за участие в работе Государственной думы. Этот парламент, заявлял он, был создан императором Николаем II для того, чтобы успокоить народ, не допустить новых народных восстаний[1448].
Так или иначе, итогом этой революции Кропоткин считал кризис абсолютной монархии, предрекая скорое ее падение: «Самодержавие, самый худший из пережитков темного прошлого, смертельно ранено и более не воскреснет…»[1449]
В январе 1907 года Петр Алексеевич съездил на две недели в Париж. На сей раз его ждали деловые переговоры с издателями. Французы жаждали увидеть его книгу о Великой Французской революции. Хотелось переиздать и другие книги. Кропоткин с дочерью поселился в гостинице, расположенной в Латинском квартале, неподалеку от бульвара Сен-Мишель. Здесь, среди богемы, студентов и эмигрировавших во Францию русских интеллигентов, он провел несколько дней. Саша развлекалась: беседуя с персоналом, она «имитировала англичанку, коверкая французский язык на английский манер»[1450]. Кропоткин хохотал…
Он гулял по Парижу, наслаждаясь городом. Площадь Этуаль, ныне площадь Шарля де Голля… Дом Инвалидов… Булонский лес… «С особенным чувством» историк и революционер Кропоткин осматривал места, «где совершались величайшие революционные события французской истории». Конечно, скоро и в любимой им Франции совершится новая, на этот раз Анархическая, революция. Тогда и он приедет сюда, и задержится подольше, до тех пор пока самодержавие в России не рухнет. А пока он рад тем завоеваниям революции, которые может наблюдать. Вот, например, какой-то «оборвыш» заходит в Лувр, а сторож и не думает его гнать. В других странах беднягу сразу бы выгнали из музея[1451]. Вот что значит – самая революционная страна Европы!
И опять были встречи с русскими и французскими друзьями. Его навестили в отеле Эмма Гольдман и Александр Беркман; они рассказали о международном анархистском конгрессе, прошедшем в Амстердаме[1452]. Сказал вступительное слово перед докладом Гогелиа о связи анархистских идей с модными тогда философскими теориями эмпириокритицизма Эрнста Маха (1838–1916) и Рихарда Авенариуса (1843–1896). Затем два раза выступил с докладами – среди русских эмигрантов и французских рабочих. На русском митинге Кропоткина засыпали таким количеством записок с вопросами, что он «уже не мог говорить от утомления». На вопросы публики пришлось отвечать его единомышленникам: Гогелиа, Гроссману-Рощину и Книжнику-Ветрову[1453].
О митинге, организованном французскими анархистами и лидерами Всеобщей конфедерации труда, вспоминала Наталия Александровна Критская (? – после 1945). В 1906–1907 годах вместе с мужем Николаем Константиновичем Лебедевым (1879–1934) она приехала в Париж, чтобы собирать материалы о книге, посвященной истории и деятельности революционно-синдикалистского движения Франции. Зал, где должен был выступать Кропоткин, оцепила полиция. На бульваре около дома и в самом зале толпились рабочие. Было тесно, над толпой клубился табачный дым. На сцене стояли Гильом, Грав и лидеры ВКТ – Эмиль Пуже и Виктор Грифюэльс (1874–1922). Петра Алексеевича работяги встретили бурными овациями и криками: «Vive Kropotkine!» Затем была долгая речь. А в конце он сказал о России: «Европа ускоренным ходом идет к социальной революции. Революция близка. Она захватывает все новые и новые страны и распространяется все дальше и дальше на восток. Нечего бояться поражения русской революции, она воспрянет снова через несколько лет и положит конец бесправию народа…»[1454]
Вскоре состоялась встреча Кропоткина с русскими литературными знаменитостями: супругами Зинаидой Николаевной Гиппиус (1869–1945) и Дмитрием Сергеевичем Мережковским (1865–1941). Во встрече участвовал и близкий друг и единомышленник семьи Мережковских, публицист Дмитрий Владимирович Философов (1872–1940). Очень известные в России поэты-символисты, авторы романов, в это время они находились в идейных поисках. Мережковский и Гиппиус дружили и поддерживали переписку с одним из лидеров Боевой организации эсеров Борисом Викторовичем Савинковым (1879–1925). Интересовались они и анархизмом, пытаясь соединить христианство и анархические идеи. Мережковские попросили Книжника-Ветрова, своего приятеля, организовать встречу с Кропоткиным. На квартире Книжника был устроен обед. Мережковский подарил Кропоткину свою знаменитую трилогию исторических романов: «Юлиан Отступник», «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)» и «Петр и Алексей». Они продискутировали три-четыре часа подряд[1455]. По словам Книжника-Ветрова, Кропоткин произвел на гостей «впечатление прекрасного, доброго человека, верующего, что и все люди прекрасны, и потому безнадежного утописта»[1456]. А вот Мережковские Кропоткину «совсем не понравились»[1457]. Но чем именно – неизвестно. И тем не менее он хорошо отзывался о романах Мережковского, относя его к авторам, чьи произведения «полны идей, которые доказывают, как тесно анархизм переплетен с работой, которая происходит в современной мысли»[1458]. В 1911 году в одном из писем Мережковскому Кропоткин хвалил его романы «Александр I», «Воскресшие боги», «Юлиан Отступник», а заодно и роман Гиппиус «Чертова кукла»[1459].
3 (16) июня 1907 года Николай II выпустил указ о роспуске II Государственной думы. Большинство ее депутатов составляли представители блока левых сил: Трудовая крестьянская группа, социал-демократы, эсеры, народные социалисты, представители национальных меньшинств. Петр Алексеевич ожидал, что в ответ на разгон парламента начнется новый этап революции: «Это – прямой призыв к гражданской войне; это – призыв окраин, особенно Польши и Кавказа, к отделению оружием от изолгавшихся правителей России. Пугачевщина, новое Польское восстание и реки крови – вот неизбежные последствия царского манифеста – если только власть останется в руках теперешних вероломных правителей»[1460].
Но новых восстаний и всеобщих забастовок не последовало. Люди устали или были запуганы. Надежды на революцию были похоронены. И Кропоткин призвал анархистов вести подготовительную работу к новой революции: «Нужно везде по всей России, в каждой ее части… начать эту работу. Довольно иллюзий, довольно надежд на Думу или на горсточку героев-искупителей. Нужно выступление народной массы… для великой всеобщей ломки. А выступить может эта масса только во имя ее коренных, прямых, народных нужд»[1461].
Революция закончилась. Вслед за ней падает политическая активность анархистской эмиграции. Летом 1907 года объемы продаж «Листков» резко снижаются. Уже 24 июня Кропоткин писал Марии Гольдсмит: «Денег нет на продолжение наших Л[истков] "Хлеба и Воли". Прошлый, 16 номер уже был частью в долг, на весь 17-й ничего не было, а стоил он 7 фунтов, и предвидится вперед и дефицит от 5 £ до 7 £ на каждый номер. Америка летом всегда глохнет. Митингов нет, нет и продажи. То же в Лондоне. А Париж и Женева ничего не дают. ‹…› Во всяком случае, т[ак] к[ак] дефицит газеты за последнее время быстро возрос до 900 fr.[1462] и предвидится дефицит летом около 150 fr. на номер, не вижу, как быть»[1463]. Столь же пессимистично он смотрел на проблему в следующих письмах, отмечая лишь ухудшение финансовой ситуации: «На этот номер (18-й) наскребли. Но впереди не предвидится особых получений. Обыкновенные же сведены так, что, напр[имер], Нью-Йорк, на лето, вместо 750 экз[емпляров] просит присылать только 150, и так везде в Америке. Словом, дефицит должен быть свыше 5 £ (125 fr.) на номер»[1464]. В результате в конце июня – начале июля 1907 года Петр Алексеевич предложил в связи с материальными проблемами и состоянием своего здоровья прекратить издание до октября[1465]. В № 18 «Листков „Хлеб и Воля“» от 5 июля 1907 года за подписью Кропоткина появилось заявление о приостановке выхода газеты до осени:
«Товарищи!
Летом во всех наших группах всегда чувствуется застой, и дело распространения газет всегда замедляется. С другой стороны, состояние моего здоровья требует отдыха. Мы решили поэтому приостановить выход следующего номера нашей газеты до середины сентября. Мы просим, однако, товарищей по-прежнему присылать корреспонденции, письма, взносы и т. д. по прежнему адресу. Если к осени накопится много материала и взносов – тем лучше: мы выпустим двойные номера, а перерывом мы постараемся воспользоваться для издания некоторых брошюр.