Но здоровье больного по-прежнему оставалось шатким. Достаточно было легкой ангины! Поэтому на обратном пути Кропоткины в мае 1911 года остановились в Рапалло. «Вот приехал сюда, думал отдохнуть, набегаться в чудном горном воздухе и окрепнуть. Я ведь всю зиму работал без единого дня отдыха, – сетовал Петр Алексеевич. – А вместо того расхворался расстройством пищеварения… Сырость здесь ужасная: 8-й день льет почти без перерыва»[1513].
Зато на Лаго-Маджоре удается повидаться с друзьями – Георгом Брандесом и журналистом-анархистом Жаном Винчем. Однако гастрит оказался тяжелым и затяжным, Кропоткин неделями почти не мог есть. Пришлось задержаться в Локарно и Минузио, но теперь, летом, организм больного страдал от жары. К тому же федеральная полиция Швейцарии добивалась от властей кантона Тичино высылки революционера. Полицейские запросили лечащего доктора Марко Тоньолу, так ли необходимо пребывание больного в стране[1514]. Еще раньше Кропоткиным заинтересовалась итальянская полиция, следившая за ним с момента выезда из Швейцарии в Италию[1515].
Наконец в середине июля Кропоткины смогли отправиться в Лондон. Но еще до этого Петр Алексеевич по издательским делам заехал в Женеву. Он должен был подготовить к изданию на итальянском языке свою книгу «Великая Французская революция». А переводил ее с французского на итальянский язык один известный социалист, вынужденный покинуть Италию и поселиться в Швейцарии. Ту самую книгу, которую спустя пятнадцать лет запретили в его стране по его же распоряжению. Этого человека звали Бенито Муссолини[1516]. В те годы будущий диктатор-фашист еще находился на крайне левом фланге Итальянской социалистической партии и питал симпатии к синдикализму. Сам он анархистом никогда не был. Но, когда в 1912 году римский каменщик-анархист Антонио Д'Альба (1891–1953) совершил неудачное покушение на короля Виктора-Эммануила III, Бенито не только не осудил этот акт – как поступили реформистские социалистические лидеры, поспешившие верноподданнически поздравить монарха со спасением, – но и фактически взял его под защиту. Выступая на партийном съезде, он громогласно заявил, что король – всего лишь «бесполезный гражданин», а то, что с ним произошло, – просто несчастный случай, естественный при «ремесле короля»[1517]. Так сказать, авария на производстве! Всего лишь десять лет спустя «бесполезный гражданин» поручит Муссолини сформировать правительство Италии, во главе которого тот останется до 1943 года.
Заботы о здоровье и непрерывные труды, связанные с написанием книги о Французской революции и статей, редактированием переводов его работ, не могли отвлечь Петра Алексеевича от того, что происходило в России.
Кропоткин по-прежнему уделяет много времени информированию британской общественности о репрессиях в царской России. Пересылает информацию о казнях и пытках участников революционного движения The Times и другим изданиям[1518]. При его содействии группа либеральных депутатов парламента создала специальный комитет, собиравший и публиковавший в бюллетене информацию о политических заключенных и казнях в России. Как анархист, Петр Алексеевич официально держался «в стороне», но сообщал комитету необходимые сведения[1519].
В 1909 году, в сотрудничестве с этим британским парламентским комитетом по русским делам, Кропоткин подготовил специальный доклад «Террор в России». Этот документ оказал большое влияние на настроения в Великобритании. В стране проходили митинги в поддержку жертв царизма, и Софья Григорьевна активно помогала их устраивать. Кроме того, она продолжала свою работу как организатор лондонского Комитета помощи административным ссыльным. Помимо пожертвований, средства собирались за счет платных лекций, которые жена Кропоткина читала в различных английских городах. Членам комитета удавалось собирать и переправлять в Россию семь – пятнадцать тысяч рублей в год. Агентом комитета в России по-прежнему оставалась Надежда Лебуржуа. За свою деятельность Лебуржуа была арестована в 1911 году. Вере Фигнер она передала две с половиной тысячи рублей, собранные на побег Марии Александровны Спиридоновой (1884–1941)[1520]. Спиридонова – двадцатилетняя девушка, член партии эсеров, 16 января 1906 года застрелила ярого черносотенца, советника тамбовского губернского правления Гавриила Николаевича Луженовского (1871–1906). Эсеры приговорили его к смерти, поскольку советник руководил карательными экспедициями против крестьян, захватывавших помещичьи земли. Жестокости солдат в отношении крестьян, по словам Спиридоновой, стали для нее мотивом решиться на покушение. Охрана Луженовского схватила ее на месте покушения. Девушка была избита и изнасилована. Выездная сессия Московского военного окружного суда приговорила ее к смертной казни, вскоре замененной пожизненной каторгой в Нерчинске. Некоторые средства для заключенных и ссыльных анархистов, собранные среди сторонников Кропоткина в США, присылал Яновский. Так, в сентябре 1909 года Кропоткин получил от него пятьдесят долларов[1521]. Позднее, в 1917–1918 годах, Мария Спиридонова станет лидером партии левых эсеров. Ей придется на собственном горьком опыте и в полной мере убедиться в том, что репрессии и застенки большевистских «революционеров» ничуть и ничем не лучше царских.
Кропоткин вместе с Верой Фигнер выступил в июне 1909 года на митинге в лондонском институте Саут-Плейс перед аудиторией в семьсот человек с речью о положении в России. В июле того же года – в значительной степени под воздействием доклада «Террор в России» – в британской столице был проведен митинг против визита российского императора Николая II.
В том же году «Террор в России» переиздали немецкие социал-демократы. Брошюра очень понравилась лидеру Социал-демократической партии Германии (СДПГ) Августу Бебелю (1840–1913). Бебель хотел, чтобы брошюра вышла с его предисловием, в котором будет дана партийная трактовка работе известного анархиста. Переписку об издании с Кропоткиным вел Карл Либкнехт (1871–1919). Во время будущей Ноябрьской революции 1918 года в Германии он возглавит Коммунистическую партию. В январе 1919 года, после подавления восстания сторонников власти Советов в Берлине, Либкнехт будет убит боевиками националистических отрядов – «фрайкоров». Но до этого еще далеко. Пока он – адвокат, ведущий дела СДПГ, депутат ландтага (регионального парламента) Пруссии. А еще Либкнехт – председатель Социалистического Интернационала молодежи. Эта организация объединяла молодежные организации социал-демократов из разных стран. В 1907 году его уже судили за книгу об антимилитаризме, он успел отсидеть полтора года в крепости. Петр Алексеевич согласился на издание без передачи авторских прав, но отверг идею о предисловии Бебеля. Его, как и многих марксистов, он подозревал в нечестной игре. Мало ли что Бебель напишет про анархистов – уж очень «любили» их германские социал-демократы. Так брошюра и вышла – лишь с предисловием переводчика[1522].
Материальная помощь, собранная в 1908 году Кропоткиным в Лондоне, помогла покинуть Румынию и выехать в Англию тридцати – тридцати пяти матросам, участвовавшим в восстании на броненосце «Потемкин». Петр Алексеевич был и среди учредителей «Потемкинского фонда» при Обществе друзей русской свободы, созданного английскими общественными деятелями и русскими политэмигрантами. Его целью был сбор денег на помощь «потемкинцам», желавшим переехать на жительство в Аргентину и Канаду[1523]. Благодаря личным связям Кропоткина в 1910 году группа матросов с «Потемкина» получила убежище в Канаде.
Как распознать агента-провокатора? Один из центральных вопросов для русских революционеров начала XX века и вообще для революционеров любой эпохи. Таких провокаторов было множество, в самых разных партиях и группах. По иронии истории один из засланных к анархистам шпионов охранки носил кличку «Ленин»! Нет-нет, речь не о Владимире Ильиче Ульянове, а о Бенционе Долине, который по поручению жандармов следил за бундовцами, а потом был «приставлен» к анархистам-коммунистам…[1524]
Проблема со шпионами была для революционеров настолько острой, что среди русских политэмигрантов даже появился свой «Шерлок Холмс», специализировавшийся на борьбе с провокаторами и разоблачивший многих из них. Его звали Владимир Львович Бурцев – тот самый бывший народоволец, которого, как мы помним, в 1903 году выслали из Швейцарии. Осторожность же Кропоткина, опасавшегося слежки, доходила до того, что вплоть до 1900-х годов он крайне редко фотографировался и не поощрял появления своих фотографий в печати[1525].
«Если кто присматривается к нравственному облику тех, с которыми встречается, то скоро замечает в манерах этих "столпов общества" нечто такое, что поражает его и заставляет задать себе вопрос: "Что привело этих людей ко мне? Что общего могут они иметь со мной?" В большинстве случаев этот простой вопрос достаточен, чтобы насторожиться»[1526]. Такой ответ дает Кропоткин… Шпионы могут притворяться во всем, но только не в правилах нравственности. Этот вывод он делает в главе «Записок революционера», посвященной деятельности «этих гадин»