.
Жить становилось все труднее. В начале 1918 года по городам прокатилась волна голодных бунтов. Снабжение становилось хуже и хуже. Хозяева квартиры, на которой жили Кропоткины, помогали им и делились с ними продуктами – молоком и мукой, когда те удавалось достать. Да и есть он мог далеко не все, здоровье не позволяло. Об этом, например, красноречиво свидетельствует Валентин Федорович Булгаков (1886–1966) – бывший секретарь Толстого и один из лидеров толстовского движения. Вместе с Софьей Андреевной, внучкой Льва Толстого, он посетил Петра Алексеевича летом 1918 года в Москве. «Узнавши, между прочим, что по состоянию своего здоровья Кропоткин не может есть черного хлеба, а достать белый хлеб в Москве тогда было невозможно, я прислал ему потом белых сухарей – из посылки, полученной мною от матери из Сибири. Кропоткины были за это очень благодарны…»[1738]
Главное, что старался теперь предотвратить старый революционер, – это концентрация власти в духе якобинской диктатуры. Для этого, полагал он, необходимы в первую очередь политическая децентрализация, федеративные отношения между центром и регионами, регионами и общинами, широкое развитие массовой самоорганизации, самодеятельности и самоуправления «снизу». Только они, по его мнению, и могли обеспечить дальнейшее развитие российской революции и способствовать – когда-нибудь в будущем – переходу к анархическому социальному строю.
В декабре 1917 года Кропоткин выступил одним из организаторов Лиги федералистов и был избран ее председателем. Это объединение, в которое вошли деятели с различными политическими убеждениями, должно было заниматься пропагандой идей децентрализации и федерализма. Планировалось издание серии материалов, включая такие выпуски, как «Очерки федеративного движения в России», «Вопросы федеративного строительства» и «Организация Великороссии – центральной России». Сборники должны были освещать проблему с разных сторон: географической, этнографической, экономической, политической, исторической… Шла подготовка пятитомной «энциклопедии федерального строя» из сорока статей. Кропоткин должен был стать одним из руководителей проекта[1739].
К работе над энциклопедией и другими трудами Лиги федералистов Кропоткин собирался привлечь видных представителей академической общественности, вне зависимости от их партийной принадлежности: социолога-эсера Питирима Александровича Сорокина (1889–1968), конституционных демократов – юриста Сергея Александровича Корфа (1876–1924) и историка Алексея Карповича Дживелегова (1875–1952), а также украинского федералиста-демократа правоведа Богдана Александровича Кистяковского (1868–1920) и других. По свидетельству Мельгунова, издание должно было осуществить кооперативное издательство народных социалистов «Задруга». А Петр Алексеевич все больше входил в роль организатора нового издания. «Удивительный старик. С рвением юноши выполнял он свою редакторскую работу», – вспоминал Мельгунов. Но замысел так и не был осуществлен. «Жизнь вскоре разметала и авторов, и средства для осуществления этого дела, и самую идею отодвинула куда-то на задний план»[1740].
Мельгунов склонен приписывать проекту Лиги федералистов связь с народными социалистами, которым в это время якобы симпатизировал и Кропоткин: «Много задушевных разговоров было у нас в то время. И старый анархист всегда говорил, что он ближе всего себя чувствует к позиции народных социалистов»[1741]. Но ни одного точного высказывания Кропоткина на сей счет Мельгунов не приводит. «Ближе всего» не значит, что он эту позицию разделял полностью и был готов поддержать эту партию в борьбе за власть. Публично эту поддержку он никогда не выражал. Да и более поздние политические заявления Кропоткина были весьма далеки от энесов, открыто поддержавших белогвардейские диктатуры, противником которых выступил Петр Алексеевич. Вряд ли ему нравились действия старого друга Николая Чайковского, в 1918–1919 годах возглавлявшего в Архангельске правительство с опорой на британские штыки…
Да и взгляд Кропоткина на роль федерации сильно отличался от представлений народных социалистов. Об этом он открыто писал актеру Александру Ивановичу Сумбатову-Южину: «В распадении всех больших государств на федерации по всей Европе я вижу единственный исход из грозно нарастающих осложнений. Не только для различных частей Российской империи… но тем более для германских и юго-славянских народов, для Испании, Италии, Франции и Англии я считаю это необходимым, ближайшим шагом развития. Он поведет также к дальнейшему распадению государственного централизма и подготовит анархию»[1742]. Суть рассуждений Кропоткина, таким образом, становится понятна: условия для безгосударственного коммунистического общества в России еще не сложились… Но что делать? Создавать эти условия, пропагандируя и поддерживая прогрессивные политические и экономические преобразования, в какой-то мере приближающие Анархию в будущем.
Обсуждение федералистских проектов вызвало оживленные собрания по вечерам на квартире Кропоткина. Мельгунов отмечает, что здесь «собирались люди в сущности очень разных политических взглядов»[1743]. Выступая на мероприятиях, которые устраивались Лигой, Петр Алексеевич обосновывал необходимость превращения бывшей Российской империи в федерацию самоуправляющихся территорий, поскольку «только путем федеративного договора и союза может установиться единение»[1744] и только тогда люди «почувствуют полную свободу вырабатывать свои бытовые особенности и строить свою жизнь сообразно со своими стремлениями, физическими особенностями своей территории и со своим историческим прошлым»[1745]. Призывая к перестройке страны на этих основаниях, он ссылался на мировой опыт федерализма, исторические традиции со времен Средневековья, огромные размеры территории России, разнообразие входящих в нее регионов и населяющих их народов, а также на федералистские идеи анархизма. Экономической основой такого общественного устройства он считал развитие хозяйственных связей «снизу», прежде всего через организации развившегося в России мощного кооперативного движения.
Оптимизм не покидал его, несмотря на всю тяжесть ситуации. «Что Россия справится с разрухой, в этом я ни секунды не сомневаюсь, – писал Кропоткин Тюрину 3 января 1918 года. – Но года два-три очень тяжелых придется прожить. А затем я вижу впереди годы сильного, здорового, умного развития. Элементы для этого – богатейшие. Нужно пожить в Москве, чтобы это почувствовать. Во всех классах. Лишь бы избавиться от надвигающейся Реставрации и не дать немцам идти дальше на Петроград, Мурманск, Архангельск, на Бессарабию и Одессу и, кто знает, может быть, к туркам на Кавказ»[1746].
Но деятельность Лиги федералистов полностью противоречила политическому курсу новых большевистских властей, которые провозгласили «диктатуру пролетариата» и взяли курс на централизацию государства. «Ничего серьезного не могу делать: все так быстро меняется, – жаловался Кропоткин в письме Тюрину. – Начал было серьезную работу о социальной перестройке, ставшей вдвойне необходимой при демобилизации многомиллионных армий… Но при социал-демократическом методе самодержавного решения всех вопросов указами – помимо народного творчества – все это, конечно, ни к чему»[1747].
Впрочем, несмотря на постепенный крах проекта пропаганды федералистских идей, Кропоткин долго не утрачивал интерес к этой теме. По свидетельству Брешко-Брешковской, встречавшейся с ним в апреле 1918 года, он все еще планировал писать большой труд, чтобы «изложить теорию федеративного начала в международном строительстве»[1748]. Он настолько был одержим этой темой, что, вспоминая о беседе с ним в это время, Екатерина Константиновна заявила: «Еще раз я видела, как далеко ушел от нашей суетной повседневной жизни мощный ум Кропоткина-анархиста и как тщетно вовлекать его мысли в сторону повседневной злобы. Он жил на много лет впереди»[1749]. И все же в этих строках прослеживается какая-то досада партийного деятеля на человека с самостоятельным взглядом на сложившееся положение. Как же так? Мы тебя так все уважаем, а ты не хочешь стать солдатом или офицером нашей армии и дать нам победу? Мы тут за власть боремся, а ты со своей колокольни смеешь смотреть, да еще и о будущем думать…
История Лиги федералистов завершилась весной 1918 года. Вместе с ней уходил в прошлое целый этап общественно-политической деятельности Кропоткина. «Уроки политического реализма»… «анархо-реформизм»… патриотизм… отказ от анархизма – такие оценки можно услышать со стороны некоторых авторов книг и статей, посвященных Кропоткину… Это неудивительно для авторов сочинений на тему «Мой Кропоткин», которые выдаются за научные исследования. Часто в жизни и творческом наследии своих героев автор ищет себя. Он ищет оправдания себе сегодняшнему, своим поискам, иллюзиям, симулякрам, надеждам, страхам, разочарованиям, успехам и фрустрациям. Оттого и герой книги становится удивительно похож на автора и его современников. Но не «умеренные» и страшащиеся революции делали историю в 1917-м и в следующие четыре года. Россия и мир требовали исторически дерзких людей, готовых на такие же дерзкие шаги вперед.
Не потому ли боящиеся исторической смелости приверженцы «умеренного прогресса в рамках закона», как выражался Ярослав Гашек, именно этот период творчества Кропоткина склонны прославлять и изображать как закономерный итог и чуть ли не вершину его идейного развития? Но как ни кощунственно это прозвучит для почитателей «Кропоткина, но только, пожалуйста, без анархизма», именно это время было для Петра Алексеевича творчески бледным и совсем неоригинальным, несмотря на достаточно большую активность. Достаточно отметить, что практически все книги, брошюры и статьи, характеризующие Кропоткина как яркого, самобытного, оригинального мыслителя, написаны либо до, либо после этого времени. Именно труды, принесшие ему мировую известность и до сих пор востребованные читателем. Книги, брошюры и статьи, написанные тогда, когда он мыслил и действовал смело и исторически дерзко…