[1782]. В гостиной и столовой также было холодно, несмотря на камин и изразцовую печь.
На приусадебном участке при доме с разрешения местных властей был разбит огород; Петр Алексеевич и Софья Григорьевна держали корову. В обмен на молоко Кропоткины могли раздобыть немного мяса и яиц. Весной 1920 года кооператор Рыжов подарил Кропоткиным курицу и петуха[1783]. Кроме того, их снабжали дровами и сеном. Все это помогало старикам выжить в голодных условиях Гражданской войны. Дом Кропоткиных в Дмитрове сохранился до сих пор, хотя и в измененном виде. В 2014 году в здании был открыт мемориальный дом-музей П. А. Кропоткина.
Жизнь в Подмосковье в революционные годы была тяжелой, особенно когда наступали холода. Как вспоминала навещавшая Кропоткина Эмма Гольдман, «он живет вместе с женой Софьей и дочерью Александрой в одной еле-еле протопленной комнате – в остальных жить просто невозможно, потому что там настоящий мороз. Пайков хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду, да и те перестали выдавать: они распределялись через Дмитровский рабкооп, который, как и многие подобные кооперативы, недавно ликвидировали, арестовав и отправив в Бутырку почти всех его членов». Кропоткин старался не принимать ничего от властей. Он отклонил предложение Госиздата продать за двести пятьдесят тысяч рублей право на публикацию его сочинений. «Он в жизни не вступал по доброй воле ни в какие взаимоотношения с властью и сейчас не хотел иметь дела с теми, кто именем социализма попрал все революционные и моральные ценности», – вспоминала Гольдман. Софья Григорьевна долго-долго уговаривала мужа принять академический паек, выделенный распоряжением народного комиссара просвещения Луначарского. «И только стремительно прогрессирующая слабость Кропоткина заставила ее принять продукты без его ведома… К тому же, будучи ученым-ботаником, она имела право на такой же паек»[1784]. Кропоткин отверг предложения Ленина издать его произведения в государственном издательстве, считая недопустимым монополизацию издательского дела в руках государства и подчинение его политике и идеологии власти[1785].
Несмотря ни на что, Петру Алексеевичу в Дмитрове нравилось. «Город – маленький, пройдешь полверсты в ту или другую сторону, и уже открываются виды на холмы, покрытые снегом и лесами, и на далекие села и их церкви. Виды бывают восхитительные, и мы гуляем, когда ветра нет, часа полтора», – писал он в январе 1919 года Надежде Лебуржуа[1786]. Кропоткин продолжал работать – конечно, не двадцать четыре часа в сутки, как когда-то в молодости, но по два с половиной часа утром и после обеда[1787].
Хорошо было и в теплое время года: «В лесу дивно хорошо, особенно теперь, когда солнце стоит пониже и наискось, а не сверху, освещает лес. Грибов уже нет, но золотистые цветы, ярко-голубое небо, подстилка из сухих листьев и далекие красивые виды, открывающиеся там и сям – одна красота! А воздух – такой бодрящий!..»[1788]
Заседание «болотной комиссии» было в самом разгаре…
Нет, вы не подумайте… Болотная комиссия – это совсем не гротеск, не сказочное учреждение, как НИИЧАВО из повести Аркадия и Бориса Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Болотная комиссия, уважаемый читатель, была вполне достойным учреждением при краеведческом музее Дмитрова, основанном местными кооператорами. И заседали в ней совсем не сказочный лесовичок с бородой, не Ленин-гриб Курехина, а сам Петр Алексеевич Кропоткин да местные краеведы и естествоиспытатели. На заседаниях этой комиссии Кропоткин прочитал доклад о ледниковом периоде. А интересовала эта тема наших «болотников» совсем не случайно. В одном из болот на севере Дмитровского уезда были найдены клыки мамонта, и Кропоткин объяснял членам комиссии, что именно там-то и следует искать залежи костей, ибо в непроходимых болотах древние животные скорее всего и тонули. Так что «болотная комиссия» – это дело серьезное, и интерес к ней Кропоткина был не шуточным…
Так вот, Петр Алексеевич помогал кооператорам создать краеведческий музей, рассказывая его организатору Анне Дмитриевне Шаховской (1889–1959) о том, как работают музеи в Англии и каким образом лучше всего обустроить отдел геологии. Успел он побывать и председателем совещаний музейных работников Дмитровского уезда. Дважды Кропоткин выступил на районном съезде учителей, высказывая свои соображения о том, как перестроить народное образование и использовать краеведческий музей в учебной работе[1789].
Появление знаменитости такого масштаба в маленьком провинциальном городке само по себе было незаурядным событием. Особенно это обрадовало местных общественных деятелей: кооператоров, краеведов, учителей, – они быстро входят в круг его общения…
Он встречался с детьми из соседних деревень, которые учились в Дмитрове, помогал организовать детское культурно-просветительное общество. И конечно же, живо интересовался работой местного кооперативного движения, с которым связывал представление о прогрессивном развитии России. Кооперативы были для него одной из форм народной низовой самоорганизации, которая могла бы обеспечить существование общества без государства. В декабре 1918 года Кропоткин выступает на собрании уполномоченных Дмитровского кооперативного союза, призывает кооператоров к «приложению своих знаний в целях налаживания жизни на свободных началах»[1790].
Здесь, в дмитровской тишине, Петр Алексеевич продолжает научные и теоретические изыскания. Он составил проспект книги об озерном и ледниковом периоде, участвует в подготовке переиздания своих работ.
Но и здесь Кропоткин не оставался равнодушен к политической жизни…
На что надеялся старый анархист в эти бурные годы? Об этом он сам высказался в написанном в июне 1919 года предисловии к переизданию своей книги об анархо-коммунизме – «Хлеба и Воли». «У нас, в России, вот уже второй год происходит попытка в великих размерах перестроить всю хозяйственную жизнь полуторастамиллионного народа на коммунистических началах», – писал Кропоткин. И тут же предостерегал: такое начинание может иметь успех только в том случае, если его будет проводить не власть, а сам народ: «…крупные ошибки, сделанные в этой попытке, вследствие государственного, централизованного характера, приданного перестройке, – сами эти ошибки показывают, как необходимо было давно заняться изучением условий, при которых возможен был бы действительный, живучий переход от капиталистического производства к общественному». Тогда он «мог бы совершиться без той разрухи, страданий, болезней, безумной траты сил, развития худших инстинктов наживы и т. д., которые мы переживаем теперь»[1791].
Более чем когда-либо Кропоткин обращает внимание на то, что революция – это не столько разрушение, сколько, прежде всего, создание новых отношений между людьми, на основе солидарности и взаимопомощи, новых форм жизни и хозяйства, которые и позволят обходиться без государства. Речь шла по-прежнему о кооперативах и рабочих союзах. В новом издании «Хлеба и Воли» он снабдил слова П.-Ж. Прудона «разрушая, мы будем создавать» таким примечанием: «Теперь, когда мы видим из опыта, как трудно бывает "создавать", заранее не обдумавши весьма тщательно на основании изучения общественной жизни, что и как мы хотим создать, – приходится отказаться от изречения предполагаемого творца и хозяина природы, и сказать – «создавая, разрушу»»[1792]. Неудивительно, что в эти последние годы жизни Петр Алексеевич работает над вторым томом книги «Этика»…
Большой труд, задуманный Кропоткиным, должен был состоять из двух томов. В первом он собирался представить историю происхождения и развития этических идей человечества, а второй посвящался позитивному изложению этики, как он ее понимал. Представление о том, что чувства «добра» были внушены человеку богом-творцом, анархист отвергал. И не только потому, что он был атеистом. Сама мысль о том, что люди выполняют чью-то волю «извне» или действуют из страха перед божьей либо государственной карой, была ему глубоко ненавистна. Корни нравственных ощущений человека Петр Алексеевич искал в природе – в инстинктах социальности и взаимопомощи. Но Homo sapiens, конечно, не ограничивается инстинктом – он делает шаг вперед и действует разумно, следуя потребности строить свои отношения с другими людьми на основе гармонии и солидарности. Эволюцию человечества Кропоткин рассматривает как развитие и распространение этических «идей-сил» – от представлений первобытных народов, Древней Греции, христианства и Средних веков до Возрождения и философии XVII, XVIII и XIX веков. Человеческая этика, говорит он, покоится не на страхе перед санкциями и поощрениями, но на началах солидарности, равенства и наконец – высшего уровня нравственности: альтруизма и самопожертвования. В распространении этих начал Петр Алексеевич видел залог будущего свободного общества.
Эту часть своего труда Кропоткину удалось более или менее завершить, и она была опубликована в 1922 году как первый том «Этики». Со вторым томом получилось хуже: закончить его Кропоткин не успел, хотя его подстегивало и желание придать этике «научную» основу (кто знает, возможно ли такое вообще?), и, пожалуй, в не меньшей степени, учитывая жестокие реалии грохотавшей вокруг Гражданской войны, стремление сформулировать позитивную этическую программу для корчащегося в муках человечества. Фрагменты второй книги дают нам представление о замысле старого анархиста. Прежде всего, он подытоживает тот обзор развития этики, который давался в первом томе, и четко формулирует основные выводы относительно происхождения и основ этического чувства. Более того, Кропоткин пытается проследить тенденцию к нарастанию элементов гармонии, взаимопомощи и солидарности в поведении не только людей, но и различных видов животных. Однако, добавляет он, в выработке нравственных понятий участвует не только чувство, но и разум. Разум вселяет человечеству понятие о равноправии, о равенстве всех его членов, доказывая на примерах реальной жизни, в конечном счете, пагубность себялюбивого эгоизма и попыток «перетягивать одеяло на себя» за счет всех остальных. Да, говорит Петр Алексеевич, люди наделены нравственностью в различной степени. Да, в истории человечества случаются «периоды аморальности». Как раз такой период он и мог наблюдать, став очевидцем кровавой бойни Первой мировой и российской Гражданской войн. Но именно в такие времена необходимо «обратиться к какому-то общему принципу»