Итак, времена не благоприятствовали занятиям общественной деятельностью. В такой обстановке Кропоткин целиком, с головой ушел в науку. Он привык испытывать настоящее наслаждение от научной работы. Вначале его увлекает математика, и Петр Алексеевич публикует статью о графическом решении алгебраических уравнений, редактирует перевод учебника по геометрии… В декабре 1867 года он принимает участие в работе Первого съезда русских естествоиспытателей, на котором выступают ведущие ученые, цвет тогдашней науки: химики Дмитрий Иванович Менделеев и Николай Николаевич Бекетов, биологи Илья Ильич Мечников и Климент Аркадьевич Тимирязев, математик Пафнутий Львович Чебышев, физик Борис Семенович Якоби, исследователь Арктики Федор Петрович Литке, географы Алексей Павлович Федченко и Александр Иванович Воейков. Кропоткин делает сообщение об испытании сейсмографа в Иркутске и выступает в дискуссии по докладу Менделеева о введении метрической системы мер. Вскоре Петр Кропоткин вступает в Санкт-Петербургское общество естествоиспытателей и Московское общество испытателей природы[354].
Но «коньком» Кропоткина стала география. Сибирские изыскания и открытия требовали осмысления и систематизации, и пытливый ум молодого ученого с готовностью отвечал на эту духовную жажду. Экспедиции, которые Петр Алексеевич провел в Сибири и на Дальнем Востоке, создали ему авторитет у научной общественности. 13 декабря 1867 года он делает доклад об Олекминско-Витимской экспедиции на заседании РГО. Уже в феврале 1868 года Кропоткина избирают секретарем Отделения физической географии Общества[355]. Первым заданием, которое он выполняет в РГО, становится организация Метеорологической комиссии[356]. В 1869-м он делает доклад о геологических исследованиях в бассейнах Лены и Витима[357]. К тому времени Кропоткин уже имел репутацию и положение солидного ученого: в двадцатисемилетнем возрасте – восемьдесят научных публикаций, из них три – в заграничных журналах[358].
Учрежденное в 1845 году Русское географическое общество официально возглавлялось великим князем Константином Николаевичем Романовым, братом Александра II. Согласно уставу, оно должно было «собирать, обрабатывать и распространять в России географические, этнографические и статистические сведения вообще и в особенности о самой России, а также распространять достоверные сведения о России в других странах»[359]. С этой целью не только проводились сбор и обработка научного материала, но издавались труды и результаты исследований, составлялись карты, велась оживленная просветительская работа и организовывались многочисленные экспедиции. В Географическом обществе Кропоткину довелось сотрудничать с такими знаменитыми путешественниками, как исследователь Туркестана, зоолог Николай Алексеевич Северцов, этнограф и биолог Николай Николаевич Миклухо-Маклай, биолог и географ Алексей Павлович Федченко, изучавший горы Туркестана и Альпы, исследователь Центральной Азии Николай Михайлович Пржевальский…
В те годы общество собиралось на первом этаже здания Министерства народного просвещения на Фонтанке у Чернышева моста. Внушительный трехэтажный дом № 2 по Чернышевой площади в стиле классицизма, с арками и колоннами, был выстроен в 1828 году по проекту архитектора Росси. В нем размещались также Шестая гимназия, Энтомологическое общество и Археографическая комиссия. Географическое общество занимало помещения, выходившие на Чернышевский сквер (ныне площадь Ломоносова) и Театральную улицу (ныне улица Зодчего Росси). Они состояли из зала общества с библиотекой, столами библиотекаря и казначея, зала заседаний, канцелярии, ученого архива и склада изданий[360].
Здесь проходили заседания и велась работа Географического общества. Как секретарь одного из отделений, Кропоткин редактировал «Записки Императорского Русского Географического Общества по общей географии (отделениям географии математической и физической)», стал секретарем комиссии по подготовке плана русской полярной экспедиции. Летом 1871 года руководство РГО направило Кропоткина вместе с известными геологами Григорием Петровичем Гельмерсеном и Федором Богдановичем Шмидтом для исследования следов древнего оледенения в Финляндии и Швеции. Одновременно молодой ученый работал над собственными научными теориями, которые составили важный вклад в развитие географии. И поездка должна была подкрепить его теоретические взгляды фактическими данными. По словам одного из соратников и биографов Кропоткина, Николая Константиновича Лебедева, сделанного им «в области геологии и географии вполне достаточно, чтобы его имя стояло в числе выдающихся географов всего мира»[361].
Поездка в Скандинавию принесла новые впечатления! Кропоткин наслаждается природой этих стран, присматривается к обычаям, стилю жизни финнов и шведов, политическим порядкам. Уже в Выборге ему понравился местный «шведский стол». «За марку тебе дают тарелочек до 15 со всевозможными закусками – икра, угорь жареный и маринованный, цыплячьи лапки, копченая говядина и т. д. и т. д. Все вообще прекрасно, а на берегу залива, после 6-часовой ходьбы, с местным пивом очаровательно»[362].
Принцип «шведского стола» потом не раз всплывает в произведениях Кропоткина в очень неожиданном ракурсе как элемент анархического коммунизма. В брошюре «Коммунизм и анархия» «шведский стол» будет истолкован как один из шагов по направлению к коммунистическому распределению «по потребностям» уже «среди буржуазного общества»: «За определенную плату – столько-то рублей в день – вам предоставляется выбирать, что вам вздумается из десяти блюд или из пятидесяти блюд, на большом пароходе, и никому в голову не приходит учитывать, сколько вы чего съели. ‹…› Буржуа прекрасно поняли, какую громадную выгоду представляет им этот вид ограниченного коммунизма, для потребления – соединенного с полною независимостью личности; вследствие этого они устроились так, что за определенную плату, по столько-то в день или месяц, всех их потребности жилища и еды бывают вполне удовлетворены, без всяких дальнейших расчетов»[363]. И в самом деле: «Во всех этих и во множестве других учреждений (гостиницы, пансионы и т[ак] дал[ее]) господствующее направление состоит в том, чтобы не измерять потребления. Одному нужно проехать тысячу верст, другому только семьсот. Один съедает три фунта хлеба, другой только два… Это – чисто личные потребности, и нет никакого основания заставлять первого платить в полтора раза больше»[364].
От каждого по способностям – каждому по потребностям. Поработал, внеся таким образом свою «марку» в котел родной коммуны, а теперь – получи по потребностям, как за шведским столом. Итак, что такое настоящий коммунизм? Подлинный коммунизм, товарищи, – это Анархия плюс принцип «шведского стола», распространенный на все стороны жизни…
Но ведь часто те, кто кушает за шведским столом, особенно первый раз в жизни, склонны набирать в тарелку сверх меры и объедаться. Так может получиться и при пользовании общественными благами «по потребностям». На этот вопрос у Кропоткина тоже был ответ: «"И отлично!" – ответим мы. Это только послужит доказательством, что пролетарий в первый раз в жизни ел досыта»[365]. Одним словом – пусть для начала люди не будут голодными, не будут ни в чем нуждаться. А излишества, как и со «шведским столом», рано или поздно улягутся. Люди привыкнут, в конце концов, вкусы у них разные, не все едят и хотят есть одно и то же. К тому же многие займутся диетой, а другие и сейчас на ней сидят.
Но все это будет потом, а пока наш герой с бутылочкой пива любуется местными пейзажами: «Выборгский залив очень красив. Вообще ландшафт без воды никуда не годится, здесь же масса воды, но не безбрежное море, которое тоже скучно, а широкий фиорд, с массою островков, валунов, торчащих из воды, с разнообразной зеленью, хвойной и лиственною, и с довольно живописными гранитными лбами по берегам»[366]. Кстати, финляндское пиво, которое варили в Нейшлоте, пришлось ему по вкусу: «Приезжих здесь немало, и все проезжающие по почтовой дороге считают долгом заехать в гостиницу выпить бутылку крепкого нейшлотского пива (очень вкусное, с немного смолистым вкусом)»[367].
В целом же с местной кухней Петр Алексеевич долго не мог свыкнуться, хотя и считал, что она «довольно интересна»[368]. Впрочем, с едой не всегда было обильно. В сельской местности ему приходилось питаться в основном молоком, простоквашей и яйцами. Но зато «как все это дешево!». Так что хотя и любил кухню Петр Алексеевич, но уже тогда частенько мог питаться не лучше, чем те же финские крестьяне[369].
В целом же Великое княжество Финляндское пришлось будущему анархисту по вкусу. Здесь он чувствовал себя «вольнее». Прежде всего потому, что никто не требовал паспортов, подорожных и иных документов. Достаточно было записать свое имя и фамилию в книгу на станции или в гостинице[370]… Вместе с тем Кропоткин восхищался трудом финских крестьян, вынужденных часто вспахивать и боронить поля, усеянные крупными валунами, и при этом получать хороший урожай. Удивляло довольство населения: крестьяне и рабочие одеты в сюртуки из сукна и пеньки, носят прочные сапоги, лаптей как типа обуви нет вообще