Полностью с русскими делами Петр Алексеевич не порывал, намереваясь написать, по просьбе из России, брошюру о методах прямого действия. Но приходилось оставаться в альпийской стране и активно включиться в работу Юрской федерации, где Кропоткин очень скоро стал играть заметную роль, беря на себя важные задачи. Он пишет для «Бюллетеня Юрской федерации» (например, статьи о Русско-турецкой войне) и одновременно помогает в организации французской и немецкой агитации Интернационала. В апреле 1877-го Брусс приглашает Кропоткина принять участие в издании бюллетеня планируемой Французской федерации, которая должна была объединить нелегальные секции Интернационала в этой стране. Этот проект начал осуществляться с июня, на основе совместного издания газеты L'Avant-garde, которую доставляли во Францию. «Левашов» писал для издания заметки на иностранные темы. К работе были привлечены также Пэнди и другие французские эмигранты[697].
Вместе с Бруссом Кропоткин редактировал бернскую анархистскую газету для немецкоязычных рабочих Arbeiter-Zeitung («Рабочая газета»). Они писали большую часть статей, которые затем переводил на немецкий Эмиль Вернер (1845–?). Петр Алексеевич тесно взаимодействует с цюрихскими рабочими-анархистами Отто Ринке и Вернером, вокруг которых сложилась немецкая группа. Финансовую помощь в ее деятельности оказывала возлюбленная Брусса, русская студентка Наталия Ландсберг. В апреле мае 1877 года Петр Алексеевич участвовал в разработке проекта устава и программы новой немецкой секции Интернационала – «Немецкоязычной анархистской коммунистической партии»[698].
А вот в новом женевском издании Le Travailleur («Трудящийся»), которое в мае начали издавать Перрон, Жуковский и Элизе Реклю, Кропоткин сотрудничать отказался. Причина этого проста: в журнале печатали статьи не только анархистов, но и их самых ярых оппонентов… «Я отказал им в содействии, ибо я предвидел, что „свободная трибуна“ (часть журнала, отведенная для свободной дискуссии) – только дверь для якобинских друзей Жуковского и Кана», – пишет он Робену[699].
В результате отношения с этой группой оказались напряженными. Разговор Кропоткина с Арборе-Ралли в Женеве закончился тем, что разозленный собеседник отказался говорить и с большой неохотой пожал ему руку. Летом 1877 года отношения обострились до того, что Арборе-Ралли написал Петру Алексеевичу оскорбительное письмо, угрожая полным «разрывом». Как явствует из их переписки, тем для ссор накопилось предостаточно. Ралли и его друзья считали Кропоткина «шавкой Брусса» и марионеткой Гильома, обвиняли его в бойкоте Le Travailleur, нежелании попросить у Гильома типографский шрифт для группы Сажина и т. д. Но тот отвергал все обвинения и стремился избежать конфликта. «Я желал бы одного, чтобы вы не искали вражды там, где ее нет, – писал Кропоткин 18 июля в письме к Арборе-Ралли. – В вашей преданности делу я нисколько не сомневаюсь, но будьте же и вы справедливы, не старайтесь объяснять моих поступков какими-нибудь пакостными мотивами. Я вам прямо высказал, что я думаю о характере вашей пропаганды, но я не старался объяснить ваших убеждений ни задними целями, ни тем, что вы флюгер в чьих-нибудь руках. Допустите же, прежде всего, и во мне способность думать, что я говорю, и не ищите всякий раз пакостных мотивов, едва я думаю иначе, чем вы. Только тогда и возможно какое-нибудь общее дело»[700].
Но, несмотря на конфликт, в марте 1877 года Кропоткин и Арборе-Ралли вместе с Аксельродом, Драгомановым, Жуковским, Клеменцем и Варлаамом Черкезовым провозгласили создание «Общества пособия политическим изгнанникам России»[701]. Целью этой организации были сбор и распределение денег в помощь российским политэмигрантам.
Кропоткин внимательно следит за деятельностью Интернационала в различных странах. Он осуждал организаторов итальянского восстания в Беневенто, возмущаясь тем, что его товарищи сдались правительственным войскам. Впрочем, изучив обстоятельства более тщательно, он пришел к выводу, что иного выхода не было. В июне, когда Альбаррасин возвратился в Испанию, «Левашов» намеревался отправиться с ним, чтобы принять участие в организации восстания рабочих-анархистов на Пиренейском полуострове. Однако Гильом отговорил его от этого начинания, объяснив, что в силу незнания им испанского языка Кропоткин сможет быть всего лишь еще одним стрелком, меж тем как его присутствие в Швейцарии сейчас более необходимо и желательно[702].
Кропоткин собирался в июле поехать в Париж, чтобы вести работу там, но и эта поездка не состоялась. Ралли предупредил его, что французская полиция намерена арестовать эмигранта, как только он пересечет границу. Хотя Брусс подозревал в этом предостережении интриги женевской группы, Гильом и Кропоткин отнеслись к нему вполне серьезно[703].
В итоге в поездку по Франции отправился один Гильом. В его отсутствие «Бюллетень Юрской федерации» редактировали Брусс с Кропоткиным. В номерах за 22 и 29 июля Петр Алексеевич опубликовал (без подписи) важные редакционные теоретические статьи, атакуя политическую борьбу и социал-демократию и провозглашая «конструктивные идеи» революционного социализма. Существующий общественный строй, доказывал он, невыносим и подлежит ликвидации, замене другим, при котором каждый будет пользоваться полным продуктом своего труда. Для этого необходимо, чтобы в народе сформировался дух бунта и нетерпимости к социальной несправедливости, а это возможно только путем энергичного протеста против тирании не на словах, а на деле, но отнюдь не с помощью парламентских реформ. В результате люди поймут, что бороться надо не за права граждан, а за права работников, что политические свободы невозможны без свобод экономических, что спасение неосуществимо без экспроприации собственности буржуазии в пользу всего общества и без разрушения государства, писал Кропоткин[704].
Анархист из России с энтузиазмом воспринял новую идею, которая распространялась в социально-революционных кругах, – идею так называемой пропаганды действием. Отчасти она основывалась на старом бакунинском бунтарстве, но приобретала особую остроту в ситуации репрессий, которые обрушились на Интернационал в 1870-х годах, после кровавого подавления Парижской и других коммун во Франции и «кантональной революции» в Испании. Полагая, что трудящиеся массы «спят», погрязшие в нищете, бесправии и безнадежности, и их необходимо «пробудить» на социальную революцию, активисты верили, что сделать это можно путем ярких актов, которые могли бы послужить примером решительной и бескомпромиссной борьбы. И восстание, организованное Итальянской федерацией в начале 1877 года в Беневенто, виделось им не как катастрофический провал, а как первый опыт, который следовало развить, расширить и распространить.
9 июня итальянский анархист Андреа Коста (1851–1910) выступил перед женевскими активистами с докладом о «пропаганде действием». А 5 августа в «Бюллетене Юрской федерации» появилась статья «Пропаганда действием», написанная при участии Брусса и призванная разъяснить смысл этого термина, о котором «в последнее время часто говорят в Юрской федерации». Прежние, привычные методы социалистической пропаганды – индивидуальные беседы, митинги и лекции, печатная агитация – носят теоретический характер и явно недостаточны. Пропаганда действием нацелена на то, чтобы пробудить более широкие слои трудового населения, включая тех, кто не ходит на митинги и не читает прессу и брошюры. Она не является способом совершения революции, путчизмом, когда небольшая группа заговорщиков действует вместо народа и для него. «Пропаганда действием – это могучее средство пробуждения народного сознания». Это возможность показать пример и возможность осуществления идеала. Примерами могут служить Парижская коммуна, восстание в Беневенто, рабочая демонстрация, которая была устроена народниками у Казанского собора в Петербурге 6 декабря 1876 года, или бернская манифестация 18 марта. «Но одного акта действия недостаточно для того, чтобы привлечь народное внимание. Это возбужденное внимание необходимо подпитывать». Иными словами, непрерывные акты «пропаганды действием» должны были служить, по мнению ее сторонников, своеобразной школой, «гимнастикой революции». И самым могучим примером они считали ситуацию, при которой в случае победы местного восстания будет провозглашена коммуна, рабочие ассоциации овладеют производством и распределением и осуществится обобществление собственности[705].
4–6 августа 1877 года Кропоткин принимал участие в ежегодном конгрессе Юрской федерации в Сент-Имье. На нем были представлены тридцать делегатов от двадцать одной секции, включая делегатов из Немецкой Швейцарии[706].
Конгресс открылся в большом буфетном зале местного вокзала, украшенном гирляндами зелени и выполненными пастелью рисунками на социалистические сюжеты, в том числе с изображением частной и общественной собственности. Эти изображения, нарисованные рабочим-гравером из Сонвилье, распечатали литографическим способом и раздавали в качестве агитации. Обсудив повестку дня, делегаты заслушали доклады Гильома, Косты и Карла Кахельхофера (1854–?). Первый из них выступал в основном зале, где проходил конгресс, двое остальных – соответственно перед итальянскими и немецкими рабочими[707].
На следующее утро начались дебаты, а после обеда в кафе «Золотой лев» анархисты решили отстоять свое право на флаг, устроив публичную манифестацию.