он, – ко мне постоянно обращались с предложением читать лекции. Таким образом, я объехал почти все большие города Англии и Шотландии, читая лекции отчасти о тюрьмах, но больше всего об анархическом социализме. Так как я обыкновенно принимал первое сделанное мне предложение гостеприимства после окончания лекции, то мне приходилось иногда ночевать в богатом дворце, а на другой день – в бедном жилище рабочего. Каждый вечер я виделся после лекции со множеством народа, принадлежавшего к самым различным классам. И в скромной ли комнате рабочего или в гостиной богача завязывалась одинаково оживленная беседа о социализме и анархизме, продолжавшаяся до глубокой ночи, пробуждая надежды в коттеджах и опасения в богатых домах. Всюду она велась с одинаковой серьезностью»[937].
Выступления перед студентами и рабочими, как писал Кропоткин жене, – это «явление новое в английской жизни, нами вызванное»[938]. Ритм таких лекционных поездок Петра Алексеевича требовал большого напряжения сил и энергии. Говорил он по-английски еще с небольшими ошибками, но постепенно его знание языка становилось все лучше и лучше. В ноябре – декабре 1886 года Кропоткин выступал в Ньюкасле, где встречался также с Коуэном и основателем общества «Друзья русской свободы», адвокатом Робертом Спенсом Уотсоном (1837–1911), читал лекцию о социализме перед двумя тысячами слушателей на собрании Социалистической лиги в Глазго, с успехом держал речи перед студентами и членами «Общества социальных реформ» в Эдинбурге (на один из митингов пришли шестьсот человек), перед собравшимися в Фалькирке, Данди, Хаммерсмите… Весной 1887 года он снова поехал на север Британии, где, пользуясь оплаченными лекциями в Лидсе и Шипли, прочитал там же лекции о социализме и анархии, а также выступил перед тысячной аудиторией в Бредфорде и в Шеффилде на собраниях Социалистической лиги. Оратор произвел такое впечатление на местную организацию Социалистической лиги в Глазго, что та начала тяготеть к анархистскому коммунизму.
Весьма плодотворным было пребывание в Эдинбурге. У шотландского ученого, профессора Джона Стюарта Блэки (1809–1895), он познакомился с людьми, которым предстояло стать его близкими друзьями: биологом Патриком Геддесом (1854–1932), пионером идеи защиты окружающей среды и экологического градостроительства, и профессором-экономистом Джеймсом Мейвором (1854–1925). Благодаря Геддесу Кропоткин встретился также со знаменитым полярным исследователем Фритьофом Нансеном (1861–1930).
Мейвор, бывший член Социалистической лиги, который позднее, в 1898–1899 годах, помогал Кропоткину в осуществлении плана переселения в Канаду членов русской религиозной общины духоборов, был сразу же впечатлен видом Петра Алексеевича. Вот его описание: «Он был невысок, не больше пяти с половиной футов ростом, хрупкого телосложения, с необычно маленькой ногой, тонкой талией и широкими плечами. У него были короткая шея и крупная голова. Он носил густую каштановую бороду, которую редко подстригал и которая никогда не теряла своего отличительного характера. Верх головы был безволосым, но по бокам и на затылке у него росли обильные каштановые волосы. В глазах его светилась гениальность, а когда он бывал возбужден, они становились почти раскаленными. Его манера держаться напоминала о дворе, но его искреннее и теплое сердце выливалось в нежную заботу о друзьях»[939]. Действительно, Кропоткин всегда был готов прийти на помощь родным и друзьям. Он посылал деньги брату, пока тот был жив, после смерти поддерживал его семью, помогал иностранным товарищам, которые испытывали затруднения в Лондоне, и даже делился с нищими и попрошайками, приходившими к его дому, – когда было что им дать.
Кропоткин продолжал свои выступления. Позднее в 1887 году он посетил с лекциями для рабочих Ньюкасл, Блейдон, Сандерленд.
Напряженная жизнь, связанная с частыми разъездами при непрекращающейся работе над статьями и подготовкой книги о русских и французских тюрьмах, время от времени сказывалась на здоровье. Но от издания этих книг и статей зачастую зависело выживание его семьи.
В статьях Кропоткина весьма частым было обращение к географическим исследованиям русских ученых. В одной из них, опубликованной в 1904 году в журнале The Geographical Journal, Кропоткин рассказал о поиске участников Русской полярной экспедиции (1900–1902). Ее целью было исследование части Северного Ледовитого океана, расположенной к северу от Новосибирских островов[940].
Экспедицией руководил известный геолог барон Эдуард Васильевич Толль (1858–1902). Он верил в существование легендарной Земли Санникова – огромного острова или даже континента, якобы скрытого под ледяной шапкой. Далекая северная земля получила свое название от фамилии купца-зверопромышленника Якова Санникова, добывавшего песцов и мамонтову кость; однажды он наблюдал над морем высокие каменные горы. Эта гипотеза будоражила умы ученых, мореплавателей, писателей, да и просто искателей приключений. Один из ее искателей, географ и геолог Владимир Александрович Обручев (1863–1956), даже написал фантастический роман «Земля Санникова» (1924) о вымышленной экспедиции, открывшей среди льдов Арктики прекрасную землю с теплым климатом, согреваемую вулканами. На этом острове живут первобытные племена онкилонов и вампу, воюющие между собой. Там бродят мамонты, пещерные медведи и другие древние животные. Роман завершается трагической гибелью теплого оазиса Арктики в результате страшного землетрясения. Кстати, Обручев, в честь которого в советские времена назвали довольно длинную улицу на юго-западе Москвы, в какой-то мере был последователем Кропоткина. Но не анархистом-коммунистом, нет… Он всего лишь поддерживал и развивал выводы Петра Алексеевича по теории оледенения[941].
Кропоткин не был писателем-фантастом. Но, изучая маршруты перелетов птиц, он пришел к выводу, что далеко на Севере может располагаться огромный остров или архипелаг. И если бы не отказ в финансовой поддержке, то как знать – может быть, и он, подобно Толлю, еще в 1870-е годы отправился бы в далекое плавание и погиб со своими спутниками, затерянный в бескрайних ледяных пустынях.
Одним из главных героев этой статьи Кропоткина был молодой мореплаватель, лейтенант флота Александр Васильевич Колчак (1874–1920), будущий командующий Черноморским флотом, а затем и лидер Белого движения. В 1903 году он руководил спасательной экспедицией, искавшей следы потерянной группы Толля, но нашедшей лишь остатки лагеря его экспедиции, личные вещи и дневники отважного исследователя.
В конце 1886 года Петр Алексеевич включился в агитацию против смертных приговоров, вынесенных «чикагским мученикам» – пятерым рабочим-анархистам, которые возглавили выступления в североамериканском Чикаго за восьмичасовой рабочий день 1–4 мая 1886 года. Десятки, сотни тысяч рабочих по всей стране устроили в те майские дни забастовку, добиваясь осуществления знаменитого тогда девиза «8–8–8»: восемь часов на работу, восемь – на сон и восемь – на свободное время. Митинги рабочих разгонялись полицией, силой оружия. 4 мая на чикагской площади Хаймаркет кипел массовый митинг против полицейского насилия. Какой-то провокатор швырнул бомбу, и это стало сигналом для расстрела собравшихся. В случившемся обвинили рабочих вожаков – анархистов. Реальных доказательств их причастности к взрыву не было, но для американского истеблишмента это было неважно. Анархист – значит уже виновен! Обвиняемым грозила смертная казнь.
14 октября 1886 года Кропоткин выступил на крупном митинге в Лондоне с требованием отменить расправу. На трибуну ораторов поднимались Уильям Моррис, драматург и фабианец Бернард Шоу (1856–1950), Анни Безант, проповедник «единого налога» Генри Джордж (1839–1897), Степняк-Кравчинский[942]. Но, несмотря на широкую кампанию солидарности в различных странах мира, четверо из осужденных – Август Шпис, Альберт Парсонс, Адольф Фишер и Джордж Энгель – были казнены 11 ноября 1887 года. Еще один, Луис Лингг, покончил с собой. В память о них в мире стали отмечать день Первого мая – день международной солидарности людей труда и день памяти о павших борцах за рабочее дело.
А в воскресенье 13 ноября 1886 года Кропоткин, рискуя своим положением эмигранта, вышел на большую демонстрацию в Лондоне[943]. Ее участники намеревались выразить протест против растущей безработицы и репрессий британских властей в Ирландии. Десять тысяч рабочих и безработных, во главе которых шли социалисты Уильям Моррис, Джон Эллиот Бёрнс (1858–1943), Каннингем Грэм (1852–1936), Анни Безант и другие, пришли на центральную Трафальгарскую площадь, где уже собрались тридцать тысяч любопытствующих. Среди участников протеста были также Шарлотта Уилсон, Джордж Бернард Шоу, дочь Карла Маркса Элеонора Эвелинг (1855–1898). Против демонстрантов были брошены пехота, кавалерия и усиленные отряды полиции. В ходе завязавшихся уличных столкновений множество людей получили ранения, сотни были задержаны. Это событие, которое современники назвали «кровавым воскресеньем», способствовало росту популярности радикальных идей, включая социализм и анархизм.
Агитационная и лекционная деятельность эмигранта-анархиста продолжалась и в последующие годы. В 1888 году он принимал активное участие в кампании митингов в память казненных чикагских анархистов. Эти мероприятия были устроены по случаю приезда в Британию вдовы одного из них – Люси Парсонс (1851–1942). В 1889 году Кропоткин неоднократно выступал в Лондоне и посетил с лекциями Глазго, Абердин, Данди, Эдинбург и район Манчестера. Летом Петр Алексеевич ездил к бастующим лондонским докерам и воодушевлял их своими речами. В ходе этого конфликта, принесшего успех ста тысячам рабочих, Кропоткин познакомился с рабочими лидерами Бенджамином Тиллетом (1860–1943) и Томом Манном (1856–1941), который позднее стал одним из основателей революционного синдикализма в Британии. В 1890 году Кропоткин читал лекции в Дарлингтоне, Лейчестере, Плимуте, Бристоле, Манчестере, Уолсолле и других городах. Темы его выступлений были самыми разными – от репрессий в России и вопросов анархистской теории до научных и культурных