[1180] – оптимистически призывал своих молодых друзей Кропоткин. В 1900-е годы вместе с Гольдсмит, Черкезовым и новыми женевскими друзьями он наладил издание анархистской литературы на русском языке. Свое неформальное сообщество друзья-анархисты назвали «Группа русских анархистов-коммунистов». От его имени были изданы «Доклады международному революционному рабочему конгрессу» (тексты Домелы Ньивенхёйса, Кропоткина, Неттлау, Черкезова) (1902), а также «Современная наука и анархизм» (1901) и «Хлеб и Воля» (1902) Кропоткина. Книги печатала типография «Фонда вольной русской прессы»[1181].
А интересующихся и сочувствовавших анархизму среди политэмигрантов становилось все больше и больше. В конце сентября 1902 года[1182] в Бромли заехал один из русских революционеров, стоявший на перепутье между марксизмом и анархизмом, – Владимир Александрович Поссе (1864–1940), потомок легендарного шведского полководца Кнута Поссе. В 1495 году Кнут, занимавший должность коменданта Выборгского замка, выдержал долгую осаду города войсками великого князя Московского Ивана III. Выходец из столь знатного рода, Поссе был хорошо известен в России как журналист, издатель и общественный деятель. Врач по профессии, в 1890-е годы он активно участвовал как доброволец в борьбе с эпидемией холеры. Редактор и основатель популярного среди интеллигенции марксистского журнала «Жизнь», сотоварищ Максима Горького по кооперативному издательству «Знание», Поссе был вынужден покинуть Россию из-за судебных преследований.
Став политэмигрантом, Поссе организовал в Лондоне Социал-демократическую организацию «Жизнь» и издал книгу «Теория и практика пролетарского социализма». Он выступал за немедленный переход к коммунистическим отношениям после революции. И этот общественно-экономический строй представлял в том же виде, что и Кропоткин. Выступая за ликвидацию государства и частной собственности, переход предприятий в руки союзов трудовых коллективов, основным методом борьбы за коммунизм Поссе считал всеобщую стачку. Рабочие создают массовые профсоюзы. Это и есть их политическая организация. Нужно лишь, чтобы они приняли коммунистическую программу. Существуют также кооперативы – одна из форм коллективной собственности трудящихся. Объединяясь в кооперативы, рабочие и служащие учатся управлять производством, налаживать обмен и распределение произведенных продуктов. В кооперативах и профсоюзах, управляемых самими рабочими на анархических началах, сложится настоящая субкультура анархо-коммунистического общества. Работники даже перестанут употреблять табак и алкоголь, среди них распространится вегетарианство. Кооперативы будут материально поддерживать рабочих, оказывать им помощь во время забастовок, когда заводовладелец не платит денег и жить не на что. Когда же влияние коммунистических идей достигнет пика, профсоюзы остановят производство и транспорт. Рабочие, служащие и крестьяне прекратят платить налоги и участвовать в государственных учреждениях. Затем они свергнут власть бюрократии и капиталистов и распространят свои кооперативные и профсоюзные анархо-коммунистические порядки на все общество. К этому призывал Поссе… При этом он называл себя социал-демократом и критиковал всех марксистов: большевиков, меньшевиков, бундовцев. Впрочем, они платили ему той же монетой, обзывая «утопистом» и «анархистом». На последнее, впрочем, он не обижался…
И вот Владимир Александрович повидал самого Петра Кропоткина. Потомок Рюриковичей и отпрыск рода шведского рыцаря встретились на берегах далекого Альбиона. «Чудесный он был старик! – вспоминал Поссе. – Невысокий, стройный, с военной выправкой. Красивую голову с мягкой седеющей бородой держит высоко, слегка закинув назад, и смотрит через очки широко открытыми молодыми глазами, как бы приглашая заглянуть через них в душу, где все ясно, определенно, где нет надрыва и темного подполья. Крепкое рукопожатие, приветливая улыбка, и начинается беседа сразу интересная, не только живая, но и жизненная. Кропоткин умел говорить, но умел и слушать. Об этом мне отчасти пришлось пожалеть в первое мое посещение»[1183]. В беседе приняли участие его жена и дочь. Все они так и набросились на гостя, жадно расспрашивая его об общественно-политической жизни в России, различных течениях в современной русской литературе. Особенно интересовал Кропоткина Максим Горький. Все это напомнило Поссе «русскую интеллигентную семью, осевшую в провинции, но горячо интересующуюся столичную жизнью»[1184].
Большой интерес к Кропоткину проявлял и Лев Николаевич Толстой, также ставший основоположником одного из течений анархизма. Во многих своих трудах Толстой прямо пишет о необходимости уничтожения власти как таковой. Например, эта мысль выражена в статье «Об общественном движении в России»: «…всякое насильственное правительство по существу своему ненужное, великое зло и… поэтому дело, как для нас русских, так и для всех людей, порабощенных правительствами, не в том, чтобы заменять одну форму правительства другой, а в том, чтобы избавиться от всякого правительства, уничтожить его»[1185].
Поссе вспоминал, как во время бесед с ним Лев Николаевич выражал желание лично познакомиться с Кропоткиным. Особенно большие симпатии у великого писателя вызывали книга «В русских и французских тюрьмах» и «Узаконенная месть, именуемая правосудием». «Прочел я, – говорил он, – недавно его книгу о французских тюрьмах. Умная, поучительная книга, прекрасно выявляющая лицемерие республиканской власти. Очень хотелось бы мне лично познакомиться с Петром Алексеевичем Кропоткиным, но, видно, не придется…»[1186] В свою очередь, Кропоткин выражал ученику и последователю Толстого Владимиру Георгиевичу Черткову (1854–1936) восхищение романом «Воскресение», отмечая созвучие его тематики с книгой «В русских и французских тюрьмах». Восхищение Кропоткина этим романом было настолько общеизвестным фактом, что при постановке пьесы по его мотивам лондонский режиссер пригласил в качестве консультанта по вопросам «русского быта»… Петра Кропоткина[1187]. Этим постановщиком был знаменитый британский театральный деятель и актер Герберт Бернбом-Три (1852–1917).
Лев Николаевич неоднократно передавал герою нашей книги приветы через общих знакомых: врача Душана Петровича Маковицкого (1866–1921) и активного толстовца Владимира Черткова. 28 августа 1908 года Кропоткин прислал лично телеграмму с поздравлением в честь восьмидесятилетия Толстого. Чертков же служил посредником между Кропоткиным и Львом Толстым, передавая своему учителю то, что сообщал для него в письмах Петр Алексеевич[1188].
В конце 1890-х годов Кропоткин в своей деятельности сходится с толстовцами. Вместе они оказывают помощь духоборам – одной из христианских сект России, адепты которой подвергались преследованиям царского правительства из-за массового отказа от военной службы, к чему вели их убеждения, связанные с неприятием любой власти и насилия в христианском духе. Лидер радикального крыла этой секты, Петр Васильевич Веригин (1859–1924) находился под влиянием идей Толстого и поддерживал с ним переписку. Подвергаясь арестам, тюремному заключению, ссылкам, а на местах своего постоянного поселения – насилию со стороны представителей власти, духоборы желали покинуть Российскую империю и найти более благоприятные места для жизни. В 1898 году они переселились на Кипр. Но климат, слишком отличавшийся от родного, российского, не давал им никаких шансов на выживание. Частые заболевания, смертность вынуждали искать новое место для поселения.
Вот тут и оказался кстати совет Петра Кропоткина. Во время путешествия по Канаде в 1897 году Петр Алексеевич обратил внимание, что климат этой страны очень напоминает российский. Кроме того, он имел возможность наблюдать, как в прериях Канады общинами живут сектанты-меннониты, нашедшие здесь приют и уважение своих убеждений. В голове революционера родился проект переселения духоборов в Северную Америку. Своим планом он поделился с квакерами, активно помогавшими духоборам, и с Чертковым. За содействием Кропоткин и Чертков обратились к Джеймсу Мейвору, а тот, в свою очередь, – к канадскому правительству, успешно прозондировав почву о возможности принять духоборов[1189]. План начал осуществляться, и вскоре в Канаде появились поселения духоборов.
27 ноября лидер духоборческой общины Петр Веригин посетил Кропоткина в Лондоне. «Сам он – просто умный, практичный прежде всего, общинник. Только бунтовать не согласен, а то глубокий анархист»[1190], – слегка восторженно отозвался о нем Петр Алексеевич после дискуссии о религии, фанатизме и желаемом политическом строе будущего общества.
Но при всех комплиментах Веригину в его последователях Кропоткин вскоре разочаровался, выслушав истории анархистов и толстовцев, посещавших «духоборческое царство» Канады: «Духоборческие общины поразительно успешны как экономические предприятия. Они доказывают, как невероятно производительнее коммунистич[еский] труд пр[о]т[и]в единоличного. Но и только. В остальном они доказывают, какое безобразие "религиозное вдохновение" и общество теократическое вообще». Он возмущался «полубожескими почестями», которыми сектанты окружали своего лидера – «богушку Петюшку». Намекал Кропоткин и на далеко не духовные отношения Веригина «с его тремя "племянницами"»[1191].
В политических вопросах между Кропоткиным и толстовцами были очень серьезные разногласия. «Почти толстовец», говорите? Нет, и никогда им не был. Чертков вспоминал, что «в вопросе о борьбе со злом и насилием» у него с Кропоткиным время от времени разгорались «горячие споры». «Непротивление», «ненасилие» вводило Петра Алексеевича в нешуточное раздражение: «…он не раз, со свойственной ему горячностью темперамента, крайне раздражался против меня за мое упорство»