– Как она? – спросила императрица у молчащего Петра, отложила гребень и, не дождавшись ответа, подошла к царю.
– Господи, за что ж несчастье-то такое? – прошептала Екатерина и обняла супруга, который словно обмер, почувствовав знакомый запах и ощутив родное тепло. Обняв жену в ответ, царь зарылся лицом в копну ее густых волос и заплакал. Это ему наказание за грехи его тяжкие, за гордость и тщеславие нелюдское… Хотел Апраксина наказать – и наказал же ведь. Графа нашли только к утру: набегавшийся конь вернулся в стойло, волоча за собой изувеченное тело красавца, посмевшего положить глаз на его фаворитку. Однако какой ценой далась Петру эта месть?! Его ребенок мертв, Мария находится при смерти и никого не узнает, Меншиков трясется за свою жизнь – боится, что накажет его государь лишь за то, что показал ему коня этого проклятого.
– Только ты мне сочувствуешь, – всхлипнул Петр в плечо Екатерины, которая гладила его по голове, как дитя малое.
– Не печалься, любимый, – императрица отстранилась от царя и заглянула ему в лицо. – Мария – девка сильная, выживет и еще не одного сына тебе родит.
Петр снова подивился магической силе голоса Екатерины: в очередной раз она успокоила его, просто произнеся несколько слов. В ту ночь царь остался у жены, не решившись вернуться к больной любовнице.
Мария пришла в себя только спустя несколько дней тяжелого лихорадочного бреда. Узнав, что она потеряла ребенка, девушка лишь отвернулась к стене. В этот момент она ненавидела Петра, который привез ее сюда против ее воли, желая наказать за флирт с Апраксиным, и подбил ничего не подозревающего графа объездить этого дьявольского коня…
– Как ты, майн херц? – Петр осторожно прикоснулся к напряженной спине Марии и внутренне содрогнулся: за эти страшные дни девушка исхудала так, что можно было прощупать каждый позвонок, каждое хрупкое ребрышко. Внезапно доселе молчащая Мария резко повернулась лицом к царю, и он поразился ее глазам, горящим на бледном худом лице.
– Я хочу видеть графа Апраксина! – капризным тоном сказала фаворитка, задрожав нижней губой и подбородком. Почему-то ей казалось, что отвага и уверенность, волнами исходившие от него, позволят ей почувствовать себя лучше в этом душном особняке, где Меншиков и Екатерина сплели свою паутину, как огромные пауки, таящиеся в самых темных углах.
– Позовите же графа! – потребовала Мария, видя, что Петр будто оцепенел. Сейчас она не боялась ни гнева царя, ни его ревности, ни его безумия, – ей было все равно. Девушка собиралась вернуться в Петербург, принять ухаживания Апраксина и покинуть царский дворец. Отныне она будет жить в любви и обожании, а не бояться за свою жизнь. Мария видела, что Петр готов исполнить любое ее пожелание, – столь явно его лицо выражало чувство вины. Однако вместо того, чтобы велеть позвать Апраксина, Петр отодвинулся от любовницы, требовательно взиравшей на него, и отвернулся к окну.
– Граф мертв, – глухо проговорил царь. – Скакун понес его и разбил об камни…
Марии показалось, что в комнате обрушился потолок. Вечно неунывающий, страстный, молодой и полный жизни Апраксин… мертв? Он больше никогда не прижмется губами к ее пальцам, больше никогда не скажет о том, как она прекрасна, больше никогда не будет клясться ей в любви?
– Я не верю вам… – вырвался у девушки сдавленный стон. – Вы врете, вы все врете, он не может быть мертв!
Мария уткнулась в подушку и отчаянно зарыдала. Теперь у нее не осталось ничего – ни ребенка, ни блестящего будущего, ни влюбленного в нее графа… ничего.
Петр, получивший вожделенное доказательство того, что Меншиков не соврал ему, молча поднялся и покинул комнату. Он принял решение.
Через два дня царь, фаворитка, императрица и князь вернулись в Петербург. Дарья осталась в усадьбе, продолжать ее благоустройство и готовиться к свадьбе. Меншиков тайно торжествовал: похоже, Петр не винил его за произошедшее, а напротив, был благодарен за то, что с помощью князя смог избежать очередных рогов.
Екатерина победно улыбалась. Петр старался не подходить к Марии, словно смерть ребенка разорвала невидимые узы, доселе связывавшие их. Мария же не думала ни о чем, погрузившись в темную пучину безучастной печали и еще не знала о том, что царь по возвращении выдаст ее замуж за своего денщика, Александра Румянцева.
Глава 22 Истязания фаворитки
По прибытию во дворец состоялись торжественные похороны графа Апраксина, после которых царь объявил, что графиня Мария Матвеева станет женой одного из его верноподданных. Узнав об этом, бывшая фаворитка только передернула плечами и зябко закуталась в пуховый платок. После отъезда из имения Меншикова она стала апатичной и безмолвной, ничто не могло ее порадовать, а дворец словно опустел без ее надоедливого ухажера.
Петр же, решив выдать Марию замуж, крепко запил. Он не принимал у себя ни заморских послов, ни императрицу. Запершись на ключ в своем кабинете, он часами разговаривая с кем-то невидимым. Впрочем, Екатерину это мало волновало – избавившись от ненавистной соперницы, женщина все больше времени проводила с Меншиковым. За ними больше никто не шпионил, и время от времени императрица ловила себя на мысли, что неплохо было бы провести с князем ночь… вспомнить годы юности.
Меншиков и сам, похоже, был не против воссоединения с Екатериной, и дело медленно, но уверенно близилось к своему логическому завершению, когда случилось непредвиденное.
Однажды, когда уставшая после насыщенного дня Екатерина готовилась ко сну, в двери ее покоев тихонько постучали. Разрешив неведомому гостю войти, императрица удивленно обернулась. В комнату вошла Мария, которая была явно не в себе. Глаза ее сверкали одержимостью, на бледных щеках цвел лихорадочный румянец, а в руках графиня крепко сжимала кинжал, рукоять которого была инкрустирована драгоценными камнями. Этот кинжал когда-то подарил ей Петр, со смехом заметивший, что отныне он может не бояться за «свое сокровище».
– Вы, матушка, с полюбовником своим жизнь мою загубили, – ровным тоном произнесла Мария и сделала несколько шагов по направлению к отшатнувшейся Екатерине. Не то чтобы императрица боялась какой-то там дворянки, в руках не державшей ничего тяжелее ножа и вилки… просто на мгновение она осознала всю глубину страданий, которые пришлось пережить девушке всего лишь из-за благосклонности к ней Петра. Екатерина вспомнила несчастную Гамильтон – а ведь роди та дура Петру ребенка, возможно, сейчас она была бы жива и как сыр в масле каталась…
Прервав свои размышления, царица насмешливо взглянула на приближающуюся к ней Марию. Даже кинжал в руках держать не умеет, где ей тягаться с крупной и сильной Екатериной, которая побывала не в одном военном походе вместе с царем?
– Знай свое место, подстилка, – императрица резко вырвала из рук девушки оружие и влепила той тяжелую пощечину. Голова Марии дернулась. Бывшая фаворитка широко раскрыла глаза, беспомощно прижав пальцы к мгновенно покрасневшей щеке. Минуту она стояла как каменный столб, не понимая, что происходит, а потом упала на колени и начала методично стучаться лбом об пол.
– Загубили, загубили, загубили… – монотонно бубнила Мария, продолжая биться головой и обхватив себя руками. Успокоившись и подавив приступ ярости, Екатерина отбросила кинжал и опустилась на колени рядом с несчастной.
– Ну, будет тебе, будет, – императрица протянула руку и погладила скулящую девушку по спутанным волосам.
– Будет, я сказала! – прикрикнула Екатерина, видя, что ее увещевания не приносят видимого результата.
Крик подействовал – Мария замолчала и посмотрела на царицу больными безумными глазами. Та внутренне содрогнулась: такой же взгляд она видела раньше у Петра, когда он впадал в свои гневные припадки и начинал крушить все вокруг себя.
– Иди к себе, – спокойно приказала Екатерина и помогла пошатывающейся Марии подняться. – Готовься к свадьбе и веди себя как приличная дама, а о твоем поведении я пока забуду… Императрица многозначительно подчеркнула слово «пока».
В этот момент дверь в покои императрицы открылась, и в комнату вошел царь. Увидев женщин, он похабно ухмыльнулся и отсалютовал им бокалом вина.
– А-а-а, собрались вместе… заговорщицы. Решаете, как бы меня со свету сжить побыстрее?! – ехидно процедил Петр сквозь зубы. – Не мил вам больше император?!
Засмеявшись над собственной остротой, он потянулся к испуганно отшатнувшейся Марии.
– Что, Машенька, брезгуешь стариком после жеребца своего? – ощерился Петр и больно впился пальцами в плечо взвизгнувшей девушки. – Не люб тебе больше царь? Отвечай, неблагодарная! Он встряхнул Марию и оттолкнул ее. Графиня упала на спину, перевернулась и в ужасе поползла к ногам императрицы. Подсознание услужливо подсунуло ей воспоминание с нагайкой. После того случая Петр всегда был с ней очень нежен и обходителен, поэтому она уже успела забыть, какие страшные вещи он может творить в приступе ярости.
– Матушка, помоги! – Мария обняла ноги Екатерины и в ужасе зажмурилась, ожидая неминуемых ударов. Императрица же стояла, молча наблюдая за отвратительной картиной.
– Не поможет тебе матушка, – тем временем изгалялся Петр, впавший в ярость. – Она сама меня боится, да, моя ненаглядная? – издевательски прорычал он, взяв супругу за подбородок и пристально посмотрев ей в глаза.
Напугав женщин до полусмерти, царь плюнул на пол, многообещающе показал кулак Екатерине и удалился, задевая дверные косяки плечами.
Екатерина стояла ни жива, ни мертва, ощущая, как у ее ног трясется в беззвучной истерике Мария.
– Иди к себе, – устало произнесла царица, переступила через лежащую девушку и опустилась на кровать. Мария подняла голову, огляделась вокруг ничего не выражающим взглядом и, тяжело поднявшись, вышла из покоев Екатерины.
Петр проснулся с раскалывающейся головой и мерзким привкусом во рту. Он тут же вспомнил, что вчера было, и испытал мгновенный всплеск куража – да, он еще вполне силен, он все еще царь, царь, которого должны бояться и дрожать при одном упоминании его имени! Похмелившись остатками водки, Петр велел привести к нему Марию – ему не терпелось увидеть девушку и еще раз насладиться страхом в ее глазах.