Гравюра Адриана Шхонебека
– Кто сей всадник? – спросил Петр Фрола Минаева, невдалеке готовившего своих казаков к контратаке.
– Это сам Нареддин-султан, государь, хан татарский, воин зело храбрый и умелый. А вон сбочь его скачет Бек-Мурза-Чурубаш – молочный брат Нареддина, – и, обращаясь к казакам и калмыкам, прокричал: – Стрелы и луки к бою готовь!
Петр с душевной теплотой смотрел на быстрые, умелые и точные движения сынов степи, увидев, как грозная стайка стрел ушла навстречу бешено мчавшимся татарам. Еще мгновение и спорый бег неприятельской конницы замедлился, всадники вместе с лошадьми один за другим стали валиться на зеленую траву степи, обагряя ее кровью. Получил стрелу в плечо и Нареддин-султан.
– На конь! – скомандовал Минаев, лихо взмахивая в седло. – За мной!
Стена казачьей и калмыцкой конницы обрушилась на татар. Закипел бой. Солдаты и стрельцы, рядовые и офицеры с ликованием наблюдали за тем, как донцы сломили басурман, которые небольшими группами и в одиночку уходили в степное марево.
Вернувшись из погони, атаман Минаев бросил к ногам Петра связанного турка в дорогом халате:
– Молочный брат Нареддина Бек-Мурза-Чурубаш, государь! – устало бросил атаман, вытирая пот с лица. – Сам Нареддин, раненый стрелой, ушел-таки, черт! Ну, ничего, вдругорядь споймаем!
Петр, широко улыбаясь, обнял Минаева, троекратно расцеловав его потное смущенное лицо.
Сражение донских казаков с татарами под стенами Азова. 1696 г.
Потом спросил:
– Кто ж ранил Нареддина, Минаич? Покажи мне сего казака, хочу наградить его.
Атаман сделал знак рукой, и из толпы казаков вышел калмыковатого вида воин с большим луком и стрелами за спиной.
– Вот он, государь, «наградил» султана стрелою. Зовут его Дигилеем! Зело меток, черт!
– Держи награду, молодец! – протягивая золотую монету Дигилею, сказал Петр. – Служи так же усердно, и я умножу сию награду!
Петр велел позвать толмача, а когда тот явился, приступил к допросу пленного Бек-Мурзу-Чурубаша. Получасовая беседа царя с ним показала, что азовский гарнизон, не готовый к длительной осаде, с нетерпением ждет помощи. «Корабли великого султана, да хранит его Аллах, должны подойти к Азову-городу в четырнадцатый день сего месяца», – хмуро буркнул напоследок Чурубах.
– Ну что ж, будем ждать гостей! – вставая с табурета, заключил царь.
К середине июня установилась солнечная погода. Ветер стих, море успокоилось, только чайки гомонливо носились над водой, будоража тишину.
Днем четырнадцатого июня на горизонте забелелись паруса многочисленных судов. Петр, наблюдавший за морем в зрительную трубу, насчитал шесть больших кораблей и семнадцать галер. Вскоре османские суда приблизились и стали на якоря на виду российского флота, не решаясь подойти ближе, а тем более атаковать русских. Петр тоже выжидал…
В изнурительном противостоянии прошел день. Ночью казаки атамана Минаева, подобравшись к одной из турецких галер, выкрали «языка» – бородатого, янычара в белоснежной чалме. Тотчас по прибытии к «Принципиуму», казаки передали пленника Петру.
Допрос начался сразу:
– Кто начальствует над сими кораблями? – нетерпеливо спросил царь. Толмач перевел.
– Анатолийский Турночи-паша! – быстро ответил турок, едва до него дошел смысл государева вопроса.
– Сколь судов насчитывает турский флот? – уже спокойно продолжал Петр.
Умеренный тон, каким был задан вопрос, подействовал благотворно на пленника, он перестал суетиться, ответил обстоятельно и уверенно:
– Флот Турночи-паши имеет в своем составе три каторги[32], шесть кораблей, четырнадцать фуркат[33] и несколько мелких судов, кои идут вслед за ним. А на судах этих находится десант в четыре тысячи янычар, много ядер, бомб, оружия, сукна.
– Молодец! – похвалил Петр турка, дружески хлопнув его по плечу и, обращаясь к Меншикову, добавил: – Накорми, Данилыч, сего басурманина. Как только Азов будет нашим, мы отправим его на родину, пусть живет. А с флота турского глаз не спускать.
Лефорт, которого касалась эта последняя реплика царя, согласно наклонил голову.
Вечером царь отправил письмо сестре своей Наталье Алексеевне, беспокоившейся за судьбу брата. «Сестрица, здравствуй! А я, слава Богу, здоров. По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтоб не ходили; однако хотя и ходят, только по ся поры вежливо. Турки на помощь пришли, да к нам нейдут; а чаю, что желают нас к себе».
Второе письмо Петр отправил князю Ф.Ю. Ромодановскому. Сообщив о прибытии под Азов турецкого флота во главе с «Анатолским Турночи пашей», царь удовлетворенно заметил, что «увидя нас, холопей ваших, вынужден намерение свое отставить; и стоит выше помянутый паша в виду от нашего каравана и смотрит, что над городом делается».
Осада продолжалась. Вечером шестнадцатого июня русская артиллерия открыла интенсивную бомбардировку азовских укреплений. Окрестности объялись пламенем, дымом и страшным гулом.
Ядра и бомбы с воем чертили в воздухе грозные траектории и падали внутри крепости, сея смерть и разрушая постройки. Турки укрылись в глубоких землянках, их крепостная артиллерия вяло огрызалась; постоянно надоедал своими набегами Нареддин-султан, за голову которого Петр назначил большую награду.
Восемнадцатого июня русская армия получила подкрепление: под звуки труб и грохот барабанов к Азову подошло пятнадцать тысяч малороссийских казаков, атамана которых Якова Лизогуба Петр троекратно расцеловал и велел занимать позиции на левом фланге со стороны степи, за чертой вала.
Двадцатого июня Петр отправил с недавно плененным татарином послание в крепость. Гассану Арасланову предлагалось сдаться на условиях свободного выхода.
– Передай бею, – напутствовал татарина Петр I, – что если он сдаст город, то с ним и его людьми будет поступлено так, как с гарнизоном Казикерменской крепости на Днепре. Там так же было предложено сдать фортецию на почетных условиях, но комендант оной отказался, уповая на помощь султана. А когда солдаты российские приступом взяли крепость, то в пылу сражения нещадно истребили все население оной. Пусть Гассан-бей поразмыслит над сим и пожалеет своих женщин, детей и стариков. Иди!
Татарин удалился. Русская армия затихла в ожидании. Вскоре крепостные орудия Азова дружно громыхнули по позициям россиян: то бы ответ турок на государево предложение сдаться.
Вечером того же дня в роскошном шатре Алексея Семеновича Шеина сошлись высшие командиры русской армии. Кроме Петра I, которого многие величали капитаном Петром Алексеевым, присутствовали Гордон, Головин, Ригеман, Лефорт, атаман Минаев, предводитель запорожцев Яков Лизогуб. Рядом с Петром застыл в ожидании разговора Александр Меншиков. Докладывал Шеин, перед которым на широком столе лежала расправленная карта Азова и устья Дона с прибрежными укреплениями.
– Господа военная консилия! Нынче днем все мы зрели отказ коменданта Азовской крепости от государева предложения сдаться на почетных условиях. Предлагаю, господа, высказаться, каким способом можно принудить Азовскую твердыню к сдаче. Генерал Головин настоятельно предлагает рыть под сию фортецию подкопы, дабы взорвать ее пороховыми зарядами. Согласны ли вы с сим?
После минутного молчания встал Гордон и, подойдя к карте, сказал:
– Опыт прошлогодней осады показал, что подкопы, кои предлагает возводить генерал Головин, не. приведут к взятию Азова, ибо нет в армии государевой искусных инженеров подкопного дела, а иноземные «огнестрельные художники», коих вытребовал государь из Италии, Германии и Франции, пока не прибыли сюда.
Гордон замолчал, размышляя. Заговорил Петр:
– А что предлагаете вы, Патрик? Ведь подвергать сомнению предложения других всегда проще, но надобно что-то давать взамен!
Гордон обиженно поджал губы, возразил:
– Вот мои предложения, господин капитан Петр Алексеев! Предлагаю возвести земляной вал, высотой с азовские стены и выше, приблизить оный к валу крепости, засыпать ров, после чего овладеть крепостными стенами.
Обиженно засопев, Гордон грузно опустился на стул. Завязалось оживленное обсуждение, в результате которого предложение Гордона было принято и одобрено. Шотландец тут же набросал чертеж вала, который превышал высоту азовских крепостных стен. На чертеже Гордон предусмотрел выходы для вылазок петровских войск и места для установки пушечных батарей.
В ночь на двадцать третье июня сооружение гигантского земляного вала началось. Солдаты, стрельцы и казаки работали днем и ночью, сменяя друг друга массами по пятнадцать тысяч человек. Турки, заметив опасное для себя предприятие русских, усердно поливали россиян ядрами и свинцом. Им отвечали русские батареи. Так проходили дни осады.
Двадцать пятого июня под Азов прибыли немецкие инженеры и «огнестрельные художники» – мастера искусной пушечной стрельбы. Они скорректировали огонь русских батарей, сделав его более эффективным. Одновременно началось рытье подкопов в сторону Азова. Все ближе и ближе подвигался земляной вал русских к Азовской крепости, все больше нервничали турки, теплей становилось на душах россиян.
На рассвете двадцать восьмого июня Петра, ночевавшего на «Принципиуме», разбудил взволнованный Меншиков.
– Мин херц, басурманские галеры с десантом двинулись к берегу и норовят начать высадку! – тряся царя за фалды мундира, кричал будущий генералиссимус.
Мгновенно проснувшись, Петр схватил зрительную трубу и бросился к корабельному бортовому оконцу. Стояла тихая солнечная погода. По сверкающей глади воды широкой стеной шло двадцать четыре гребных турецких судна. Турецкий адмирал решился на высадку.
– Сниматься с якорей! – уверенно скомандовал Петр. – К бою!
Российские суда один за другим выбирали тяжелые якоря, строясь в боевую линию. Еще мгновение и, казалось, завяжется морской бой, но турецкий адмирал велел своим капитанам ставить паруса и уходить в море. Гарнизон Азова не получил столь нужного ему подкрепления. Мощное российское «ура!» всколыхнуло воздух на суше и на море.